Требуется же России только возможность беспрепятственно проходить из моря Чёрного в море Средиземное. Не спрашивая на это никакого дозволения и не согласуя намерений ни с какими соображениями, кроме навигационных.

Разумеется, на этих условиях заключать мир можно хоть сейчас. Только в будущем если наши военные корабли не станут реализовывать это право регулярно, напоминая об обосновании обретённого таким образом права жерлами своих орудий, другая сторона быстро обо всём позабудет и, считай, зря воевали.

— А что вы полагаете в отношении Бессарабии?

Вот незадача. А ничего не полагаю, кроме того, что, кажется, так когда-то называли Молдавию, если я ничего не путаю.

— Знаете, Александр Александрович, мне нет до неё никакого дела. С ней уж как-то без меня разбирайтесь. Вы ближе к трону, вам виднее.

Гости мои переглянулись, но что выражали их взгляды, я так и не понял.

— Что же, Пётр Семёнович, — заговорил Михаил Львович, — в отношении помощи в ловле шпиона я имею к вам определённую просьбу. Если не затруднит, конечно, не могли бы вы на вашем "Ныряльщике" изобразить дельфина в определённое время и в определённом месте.

— Я в вашем распоряжении.

Надо же. А я и не думал, что целенаправленной дезинформацией противника занимались в столь древние времена! Ну да, век живи, век удивляйся тому, что ничто не ново под луной. Ладно, поставим с Сашкой для такого случая бутафорский плавник. Чисто по приколу делали, а он возьми и пригодись.

* * *

Причал, у которого мы стояли, охранялся солдатами и лишних людей сюда не пропускали. Над "Ныряльщиком" был растянут брезент, да не как попало, а на подпорках, чтобы придать сооружению вид крупного гребного судна — шлюпки, попросту говоря. Получился шатёр, внутри которого было откровенно душно — май-месяц на дворе. Припекает.

Из посетителей, кроме начальства, к нам заглядывал только командир "Весты" капитан-лейтенант Баранов. Его корабль вернулся из крейсерства через сутки после нашего прихода, и они с Макаровым долго что-то обсуждали. Как я понял, эти офицеры придерживаются в заметной мере сходных взглядов на тактику военных действий на море, потому что пароходы свои, реквизированные у купца Ропита, оснастили сходным образом. Однако, и отличия заметны — наш гость сделал упор на артиллерию — у него целых пять штук шестидюймовых мортир. Тех самых, которые Макаров полагает пригодными только для салютов. Но имеются и два минных катера, которые пока ещё не были в деле.

Вот на "Весту" несколько не снаряженных динамитом торпед и передали. Как я понял, их боевые отсеки собираются заполнить чем-то другим, а уж порохом или иным взрывчатым веществом — не ведаю.

Глава 13 Опять в море

С этой самой "Вестой" мы и встретились посреди равнины моря, и устроили натуральную корриду. Шучу. Бой на минных катерах с пусками торпед — естественно, без взрывчатки. Пушки палили воплями наводчиков в рупоры — не было для них холостых снарядов, вот и имитировали голосом. "Великий князь Константин" на всех парах улепётывал от пары мелких назойливых преследователей, три полных круга лежал в циркуляции серый корпус нашего условного противника. Господа офицеры строчили в блокнотах, невыносимо ругался старший механик. Было весело.

Потом сошлись лагом, перебросили трап с борта на борт, и пошёл разбор полётов с матами-перематами, с хватанием за грудки. Не, ну, право слово, словно мальчишки. Да ещё нас Сашкой обсмеяли за дикарскую пляску. Однако, восемь утонувших торпед мне не жалко. Чтобы научиться стрелять, надо стрелять. И представлять себе, как твоим намерениям станет противодействовать неприятель.

Наши победили со счётом два — один. То есть, тоже, те ещё мазилы. Половину торпед в белый свет влепили, как в копеечку.

Потом "Веста" убежала на юг, а мы с Сашкой поплавали на "Ныряльщике". Всяк в свой черёд, естественно. У меня проблем не возникло, а он чуть не утоп. Запутался в клапанах, и всплыл с приподнятой кормой. Ладно, хоть так, потому что умудрился через переднюю цистерну стравить наружу весь сжатый воздух. Хорошо, сообразил, как качнуть дыхательным мешком из внутреннего объёма лодки, отчего сам почти задохнулся. Если бы Подьяпольский не поторопился и не разбил рукояткой револьвера триплекс, а начал бы его отвинчивать — наверное не откачали бы парня.

Так что теперь будет мой помощник пить козье молоко и чинить револьверную рукоятку. А молоток в штатный комплект инструментов страхующего катера уже внесли. И лом. На всякий пожарный.

А потом и мы побежали к турецким берегам.

* * *

Погожим тихим майским днём и осуществили Макаров с Барановым невыносимую каверзу. Итак, идём мы себе, идем, никого не трогаем. Погода волшебная. Редкие высокие облака не мешают тёплым лучам приветливого майского солнышка ласкать плавно волнующееся море. Ветер то ли есть, то ли нет, не поймёшь наверняка из-за набегающего спереди потока воздуха. Пенится за кормой вода, стая одиноких чаек маячит где-то далеко впереди. Не иначе, вот-вот появится на горизонте тоненькая полоска берега.

Ну да, я вполне уже моряк. Разбираюсь в приметах. А только вдруг ни с того ни с сего звучит команда: "Корабль к бою изготовить". Именно не "Боевая тревога", а вот так мягко и интеллигентно.

Собираем инструменты, отмываем руки — мы ведь второго "Ныряльщика" делаем потихоньку. Тоже цельнодеревянного. Успели запастись всем необходимым, пока стояли в порту, а народ на корабле сплошь с двумя правыми руками и большущим желанием творить. Ну да не о том сейчас речь.

Деловито разошлись по боевым постам, снаряды к нашей семидесятишестимиллиметровке поднесли, но не в кучу сложили, а с толком расставили ящики, чтобы бегать было недалеко. Доложили о готовности — всё чин по чину. Тихо. Благостно.

Потом нас отправили обедать. И вот тут — чу! Стреляют где-то подалёку. Однако, никто срываться никуда не стал, оттрапезничали, а уж потом кок плиту погасил. Что там было на мостике, не скажу, и что сигнальщики видели, не ведаю, а только позвал меня на другой борт подносчик от симметричного орудия. Оттуда и полюбовался я на "Весту", удирающую во все тяжкие от "Фетх-и Бюленда" — турецкого броненосца. Далеко до них, но силуэты видны прекрасно, а я, как Вы понимаете, успел их хорошенько изучить и запомнить.

Тут мы легли в циркуляцию как раз в сторону этой парочки, и пошел я на своё место, чтобы и другие номера успели отлучиться, глянуть, кого господин Баранов нам привёл.

Описали мы плавную полуокружность, причём без поспешности, и оказались у неприятеля с кормы. Да только не тут-то было. Он повернулся к нам бортом и ка-ак жахнет! Стена всплесков по носу — это, стало быть, недолёты. Машина наша уже работает задним ходом, и нос пошел вправо. Как раз под выстрел нашей пушки броненосец подводится, а только далеко до него. Молчим. И Манькино сено на корме полыхнуло. Аккуратный такой стожок был сложен. Парни из пожарной партии давай его гасить, да как-то неуклюже, неловко — только дыму развели, не продохнуть. С правого борта спустили минный катер — на этот счёт тренированность экипажа выше всяких похвал. Мы снова пошли вперёд, положив руль на левый борт и, чуть погодя, от него отошел второй минный катер. Дым наш оттащило в сторону турка. С мостика, наверное, неприятеля видно, а с палубы — нет.

Мы уже развернулись и, слышу, машина заработала полным ходом. Делаем ноги. Новый залп лёг опять с недолётами, только тут до меня и дошло, что дым развели нарочно, чтобы утаить факт спуска катеров. А вот наводчику нашему он тоже мешает — тянется за кормой — только мачты "Фетх-и Бюленда" и можно рассмотреть. Тут как раз с мостика нам дали дистанцию и команду открыть огонь. С этого момента мне сделалось не до разглядывания картины боя. Наша трёхдюймовка — существо прожорливое, а наводчик так рычал на замкового, что тот своим потом в считанные минуты насквозь промочил рубаху.

Ну тут и я забегал туда-сюда. Вот, вроде, не мальчик уже, но бой — дело азартное. Да и передышки случались — рыскал наш "Великий князь Константин", отчего изредка клубы дыма от Манькиного сена перекрывали видимость. Счет времени я потерял — для меня имели значение только снаряды. Дважды близкие всплески окатывали нас водой и даже осколок, ожегжий грудь, выковырнуть некогда было. Мешался, зараза! Степаныча, наводчика нашего, приложило о палубу и он уполз, держа руку, куда-то в сторону, чтобы не мешать остальным. Замковой стоял на четвереньках и покачивался из стороны в сторону.

— Дробь! — это команда на прекращение огня.

Вижу, как под мощными струями воды улетает за борт горемычное Манькино сено. Вернее, это уже зола и пепел. "Фетх-и Бюленд" неприлично накренился в противоположную от нас сторону, мужики от расчётов носовых орудий закатывают на носилки нашего замкового. И пошел на воду разъездной катер. Зараза! Нам вдвоём с заряжающим предстоит банить ствол.

* * *

Убитых не было, ни у нас, ни на "Весте". Вот не поймали мы ни одного попадания, хотя приличной подводной вмятиной обзавелись. Как раз ударной волной от взрыва того самого снаряда и наводчика нашего приложило так, что он сломал себе руку. Осколок мой оказался деревянным и непонятно откуда прилетевшим. Рану обработали йодом и по-взрослому забинтовали всю грудь. Очень убедительно смотрелось. Замковому прописан покой и холод на голову. Э-э, чуть не забыл! У него не только работа такая, но и фамилия. Скажете — совпадение? Не-а. Это происки господ офицеров. Хотя, наверное, и я бы так же поступил, определяя матросу обязанность.

Еще один раненый имеется у наших соседей. Ему пуля зацепила верхнюю кромку уха, за что он шибко осерчал и всадил торпеду в борт "Фетх-и Бюленду". Остальные катера к этому "пирогу" просто не успели. А может быть, отвлекали внимание? Не скажу наверняка. Сам не видел, а во время позавчерашней корриды эти четыре довольно шустрых маломерка чего только не вытворяли.

Вот у этого лейтенанта повязка — залюбуешься. Во всю голову. Прям — вылитая мумия.

Турков из воды выловили много и всех устроили на "Весте". Потом мы опять стояли, сцепившись бортами и перекинув сходни с палубы на палубу, команды принялись интенсивно ходить друг к другу в гости для обсуждения пережитого и рассмотрения случившегося с разных сторон. Мне показалось, что после созерцания картины потопления грозного броненосца в открытом бою посреди моря стараниями двух вооружённых купеческих пароходов, и у офицеров, и у нижних чинов натурально посносило крыши.

Иначе, чем Вы объясните начавшееся паломничество от соседей к нашей козе. Я думал, она лопнет от подношений, однако, ничего, выжила. Даже не скорбела ничуть.

Атмосфера праздничного ликования, группы обсуждающих кто куда стрелял и как далеко или близко ложились турецкие снаряды — картина для палуб боевых кораблей нехарактерная. Не хватало только духового оркестра на деревянной эстраде, чтобы аналогия с народным гуляньем стала полной. Я уже думал, что вот-вот начнётся раздача винной порции, но, видимо, командиры контроля над ситуацией не теряли, хотя отдельные группы изредка заныривали куда-то. Кое у кого что-то было припасено, да видать, немного. А делились друг с другом щедро — оно и выходило по семь капель на нос.

Потом в кают-компании состоялся праздничный обед. Наших офицеров пригласили в полном составе, и меня с ними. Я, знаете ли, на "Великом князе Константине" пользовался некоторой свободой и запросто мог себе позволить столоваться вместе с нижними чинами, отчего никто и не думал обижаться, но в этот раз оказался в блестящем обществе — тут только своих офицеров больше десятка, да от нас трое пожаловало — все кто не на вахте.

Старший офицер — целый князь, и еще подполковник артиллерии имелся в наличии — всё это однозначно указывало на предпочтения командира, на его склонность к пушкам. Меня официально представили всем по очереди, хотя, скорее получилось наоборот, потому что моё имя прозвучало лишь однажды, а дальше речь шла о новых знакомых. Довольно чопорный ритуал, занявший немало времени.

Естественно, был поднят тост за сегодняшнего победителя — лейтенанта Владимира Перелешина. Причём пили мы из крошечных рюмок не что-нибудь, а трофейный виски. Неполную бутылку выловили на месте трагедии и разлили по чуть-чуть, чтобы хватило всем. Собственно, по глоточку и досталось. Навеяло чем-то древним... когда-то, говорят, воины, одержавшие победу, пили кровь поверженного врага. Конечно, самогонка из пива это немного не то, однако аналогия в сознании возникает.

Должен признаться, что заговаривать со мной никто из офицеров не пытался, но смотрели дружелюбно и, я бы сказал, ухаживали за Вашим покорным слугой, как за дамой. Я, право, озадачился от столь подчёркнутого внимания. Поначалу думал, что это из-за того, что оценили по достоинству торпеды, но потом сообразил, что вряд ли. Потому что наши офицеры уже привыкли считать эти "снаряды" своими. Не без оснований, кстати — их трудами они бегут куда как скорее и чуток дальше, да и на курсе держатся более-менее прилично. Насколько я знаю человеческую натуру, не могли ни лейтенанты, ни мичман, даже случайно проговориться о том, кто их первым придумал. Тем более сговор между нами по этому поводу состоялся вполне определённый, а люди они надёжные. Я с ними в разведку ходил, в каждом уверен.

Что ещё любопытно — был тут лейтенант Рожественский. Точно помню, что в Русско-Японскую он эскадру вёл с Балтики на Тихий океан. А нынче на втором катере турка атаковал. Тут, на "Весте", катера, имён не носят, а различаются по номерам.

В конце обеда Николай Михайлович — командир корабля спросил меня, как бы я порекомендовал поступить с пленными турками. Если возить их с собой, то надо кормить, отчего срок плавания заметно сократится. А везти их хоть в Севастополь, хоть в Одессу — так жалко уголь жечь. Опять же — время терять.

— Думаю, тех, кто постарше званием, стоит оставить себе, — рассудил я, — а нижних чинов имеет смысл быстренько высадить на турецкий берег. Они ведь изрядно напуганы, то есть являются мощным идеологическим оружием.

На это никто ничего не сказал. Не, ну я им оракул, что ли? В чём дело? Почему по данному поводу не развернута широкая дискуссия, столь характерная для круга просвещённых и лихомыслящих флотских офицеров? Если в книжках не врут.

Основной же разговор крутился вокруг событий сегодняшнего боя. Слушая сотрапезников, я узнал, что убегающий корабль и преследующий его турецкий состояли в длительной безрезультатной перестрелке. "Фетх-и Бюленд" пытался выйти "Весте" на траверз, чтобы обрушить на неё всю мощь своего бортового залпа, но преимущество в скорости у него для этого было недостаточным — Баранов несколько менял курс и приводил неприятеля за корму.

Случалось, сократив дистанцию, турки поворачивались бортом к цели и давали полновесный залп, однако первые снаряды ложились мимо, а к моменту следующего выстрела очень сильно возрастала дистанция — заряжание больших пушек довольно длительный процесс.

Ответный огонь кормовых мортир убегавшего парохода тоже оказывался не точным. Почему мортир? А потому что они стреляют, сильно задрав кверху ствол, и снаряд из них падает на палубу по очень крутой траектории. Как раз туда, где у современных броненосцев вообще может не быть брони, или она намного тоньше, чем в бортах. Если бы ещё попадали — цены бы им не было.