Старый, но действенный прием — делать вид, что избегаешь чужого взгляда, а после прямо смотреть в глаза. Княгиню взгляд отвести не заставил, конечно, но она слегка сощурилась, и едва-едва кивнула, отдавая дань моей прямоте.
— Я вам неприятен. Вы мне безразличны. Sad, but true, — пожал я плечами.
Это ей, чтобы не расслаблялась слишком сильно.
— Вариант с проживанием в вашем имении меня совершенно не прельщает, но это не мой выбор, и не мое решение. Вы выставили меня из кабинета как мальчика...
"Сам-то ты кто сейчас? Большой дядечка?" — мысленно спросил я сам себя.
... подавальщика в кабаке, — тут же исправился. — И я вынужден реагировать, потому что нельзя никому позволять вытирать об себя ноги. Согласны?
Княгиня, не отводя взгляда, сцепила пальцы и медленно изменила позу, положив локти на стол.
— Вы необразованный и беспардонно наглый молодой человек, — медленно проговорила она.
— Я должен был сказать "согласны, ваше сиятельство?" — моментально догадался я. Память Олега помогла.
— Именно, — едва кивнула княгиня.
— В том, что не образован — вины не чувствую. Не я такой, жизнь такая. Обвинения в том, что беспардонно наглый — отвергаю. Вот если бы я спросил "согласны?", обладая навыком светской беседы, это была бы сознательная шпилька. Я же просто сделал ошибку. Так что, согласны, ваше сиятельство?
— Согласна, — кивнула княгиня.
"Ну и?" — выжидающе глянул я на нее.
— В недавней нашей беседе я вела себя излишне резко, и возможно вышла за рамки.
Пять секунд. Десять. Сохраняя молчание я продолжал смотреть в глаза княгини.
"Это что, все?" — через полминуты задал всем своим видом невысказанный вслух вопрос.
Речь вообще-то шла об извинениях. Компромисс компромиссом, но так это не работает. Как кость собаке бросила, и...
— Для Алексея Петровича Юсупова-Штейнберга это ничтожно мало, признаю. Для Артура Волкова — уже непозволительно много с моей стороны. Согласны?
Вот же ж... И не поспоришь. Один-один.
В тот момент, когда я невольно усмехнулся и покачал головой — признавая ее правоту, княгиня деликатно отвернулась. Причем в моих мыслях в этот момент прозвучал голос Смехова: "Для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер слишком мало..." Все, точно Мустафа теперь Планшетом будет.
Ладно, это раунд закончили. Начинаем следующий.
— В моей судьбе сейчас два явных интересанта — Канцелярия и ФСБ. Я, как уже говорил, сейчас даже слабо представляю в какой мир попал. Мне не хватает знаний, опыта, образования. Я даже не знаком с текстом завещания, в котором упомянут.
Впервые во взгляде княгини промелькнул интерес.
— Я не уверен, что через год, который мне отвели на знакомство с новым для меня миром, я приму титул. Как вы возможно знаете, я...
Пауза. Темная магия — совсем не то, о чем говорят вслух, я это прекрасно понимал.
— О ваших способностях мне известно, — кивнула княгиня. Говорила она, кстати, уже вполне деловым тоном, а ее эмоции слегка улеглись.
— Прекрасно. Если знаете, значит не можете не понимать, что собственная судьба целиком мне больше не принадлежит. Но. То, что мое — отдавать я не намерен.
Губы княгини сжались в тонкую линию, побелев, а сама она напряглась.
— Я не знаю, что по завещанию мне полагается к титулу и гербу. Может быть кроме титула это еще и доля в наследстве...
Не ошибся. Анна Николаевна смогла внешне сохранить невозмутимость, но ее эмоции мне рассказали — в завещании князя мне полагается не только герб, перечеркнутый лентой незаконнорожденного.
— При этом я понимаю, что мое вступление в свои права может нести вашему роду серьезные проблемы. И готов предложить сделку.
Настало время княгини смотреть мне в глаза с немым вопросом.
Пять, десять секунд. Когда дождался ответного молчаливого "Ну и?" от нее, удовлетворенно кивнул и заговорил.
— Я хочу ознакомится с завещанием Петра Алексеевича. После этого мы можем обсудить варианты — к примеру, замена моей доли на денежную или консолидированную имущественную компенсацию. Возможно — еще раз, возможно, я и вовсе буду готов отказаться от титула. Вопрос цены.
— Несмотря на юные годы, не могу не отдать дань вашей деловой хватке, — медленно произнесла Анна Николаевна.
— Тяжелое детство, дефицит игрушек, — пожал я плечами. — Приходилось книги читать.
— Можете многого добиться и превратиться в опасную фигуру. Если доживете, — улыбнулась уголком губ княгиня. Взгляд ее при это оставался серьезным.
Не понял, это вот сейчас была прямая угроза с ее стороны? Но уточнять не стал, обдумаю это позже. Вновь демонстративно пожал плечами, уже без комментария.
— Я подумаю над вашим предложением, — после небольшой паузы произнесла она, снова откидываясь на высокую спинку кресла.
— Когда я смогу ознакомится с завещанием? Или чтобы узнать размер моей доли мне необходимо обратиться к наставникам?
— Я могу с этим помочь, и ваши наставники будут лишними в этом... нашем семейном деле, — с некоторым усилием произнесла княгиня. — Но для вас же будет лучше, если мы вернемся к этому вопросу во время ближайших школьных каникул. К этому моменту я смогу сформировать для вас предложение.
— Через... три месяца? — не смог я скрыть удивление.
— Что-то не так? — также искренне удивилась княгиня.
— Срок на формулировку предложений еще могу понять и принять. Но три месяца ждать, чтобы ознакомится с текстом завещания?
— При всей похвальной деловой хватке, вам не хватает ни знаний, ни опыта, ни образованности. У нас впереди как минимум год. Именно столько вы выиграли себе время на раздумывание? Три месяца не играют никакой роли, тем более что у вас не будет возможности уделить вопросу своего наследства должного внимания.
Глядя мне в глаза, княгиня — судя по ее виду и эмоциям, вдруг осознала, что я не понимаю, о чем речь.
— Когда вы использовали поле подавления, это заметили только я и фон Колер, — уже другим тоном произнесла она.
"Когда это я использовал поле подавления?" — мысленно спросил сам себя. И тут же получил ответ, вспомнив ярость княгини и объявшее ее пламя, потухшее тогда, когда мир передо мною окрасился в серую пелену, расчерченную теневыми всполохами.
— Применение своих способностей при неинициированном источнике... — медленно произнесла собеседница. И дальше заговорила, уже не скрывая удивление: — Вы этого не знаете? Использование своих способностей при неинициированном источнике может быть очень опасно. Смертельно опасно. Для вас, — внимательно смотрела Анна Николаевна, делая паузы мне на осознание сказанного.
Оу-оу-оу. Снова появилось стойкое желание воскликнуть "Астанавитесь!"
Даже в груди защемило грустью о прошлой жизни. Заливисто смеющаяся Вика, улыбающаяся Света — специально сделавшая вид, что покачнулась — для того, чтобы прильнуть ко мне на пару мгновений. От осознания, что не могу вернуться на другой глобус — где нет вот этого вот всего, стало тоскливо.
Но при всей накатившей тоске по прошлой жизни информацию о смертельной опасности воспринял совершенно спокойно. Еще одна вводная — уже настолько привык к шокирующим новостям, что появился некий фатализм. Даже азартный интерес — а чем еще меня сможет удивить этот мир? Княгиня между тем продолжала:
— Инициация источника до достижения шестнадцати лет — лотерея, самая настоящая русская рулетка. Думаю, первые три месяца — с учетом загруженности в школе, точно не то время, когда вы сможете думать о разделе нажитого мною имущества. У вас и кроме этого будет достаточно забот.
"Нажитого мною имущества".
Вот это поворот. Если я правильно понял полыхнувшую сейчас злость и обиду, Петр Алексеевич подложил женушке самую настоящую свинью. Но даже и без четкого восприятия ее эмоций, об этом можно было догадаться даже на акценте, который княгиня сделала на слове "мною".
— Все настолько печально? — поинтересовался я.
Княгиня не ответила. Но, с учетом того, что ее глаза полыхнули пламенем, я понял — она прекрасно поняла подтекст вопроса. Поняла то, что я имел ввиду совсем не свои проблемы. И ее ответ — в горящем самым настоящим огнем взгляде, получил самый исчерпывающий. Кстати, в этот раз смог не вздрогнуть от неожиданности.
Наверное, мне даже стало ее по-человечески жалко. Но эмоции отдельно, дела отдельно — это взрослая жизнь. Особенно с этими акулами. Нет, не так. Тем более с этими акулами. It"s all about business, как говорят прагматичные англосаксы.
— Можно обсудить вопрос о моем переезде, — предложил я.
Отнюдь не из чувства жалости предложил. Пожалел и забыл — это не мои проблемы. Просто жить целый год под одной — пусть и большой, крышей с ненавидящей тебя владетельной аристократкой...
— К сожалению, этот вариант не рассматривается.
— Почему же?
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам... Вы удивительно хваткий молодой человек, но при этом вам не хватает ни знаний, ни опыта, ни образованности... ни даже логики.
Вот сейчас обидно было — про логику. По больному бьет. Тем более обидно, что про отсутствие образования и знаний сам подтвердил вслух — теперь наверняка часто это слышать от нее предстоит. Оценивая состоявшийся разговор, уверен — княгиня не обладает эмпатией на том уровне, который появился у меня. Но она женщина, и явно безошибочно считала, что эти слова трогают меня за живое.
Отвечать не стал. Проглотил, но запомнил — ждал продолжения.
— Вы разве не задумывались о том, почему за использование темных искусств во всех странах Первого мира введена смертная казнь?
"Ч-черт..."
— Не задумывались, — кивнула княгиня. — Так что, Артур, ступайте скорее к Максимилиану Ивановичу, и дабы не поддаться одержимости, учитесь, учитесь и еще раз учитесь. В точности так, как завещал нам святейший патриарх Владимир.
В моем мире учиться завещал тоже Владимир, но работавший чуть по другому профилю. Подумал об этом вскользь — старался лицо держать.
Ладно, Анна свет Николаевна, я научусь — и еще отвечу тебе достойно. Но потом.
Поблагодарив кивком княгиню за информацию, поднялся и направился к выходу.
— Артур! — окликом был остановлен у самой двери.
— Это была наша с вами первая, пробная сделка. От меня — уже озвученная информация, от вас — жду обещание.
— Слушаю внимательно.
— Держитесь подальше от Анастасии.
— Обещаю держаться от княжны Анастасии как можно дальше, — низко склонил голову я, скрывая улыбку. И уже приоткрыв дверь, обернулся.
— Ваше сиятельство. Бонусом, нижайшая просьба.
— Слушаю внимательно.
— Пусть княжна Анастасия также держится от меня подальше.
Широко улыбнувшись, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. После того как щелкнул замок, постоял несколько секунд. Не зря — услышал приглушенный звукоизоляцией двери звук удара. Или ладошкой о стол саданула, или в стену что-то кинула.
Два-два.
Еще раз улыбнувшись, развернулся и двинулся прочь, барским жестом подозвав ожидающего поодаль Мустафу.
О разговоре с княгиней уже не то, чтобы забыл — отложил в сторону. Теперь мне надо узнать — из-за чего, действительно, за использование темных искусств положена смертная казнь. Догадок было много — в популярной массовой культуре тема темных искусств активно освещалась — сериалы, кино, книги. Но использовать информацию из масс-медиа в оценке подлинной подноготной темной магии — как изучать работу полиции, основываясь на сериалах "Ментовские войны".
А ведь еще одна новая вводная — о смертельной опасности использования способностей при неинициированном источнике. Еще бы знать, что такое источник...
"Вангую, друг Горацио, впереди тебя действительно ожидает еще много сюрпризов", — подсказал мне внутренний голос. Впервые сразу и не нашелся, что ответить.
Глава 10
Глухие звуки ударов эхом отдавались под сводами. Две фигуры — коренастый смуглый сириец, и тонкий белокожий подросток вихрем кружились по площадке спортивного зала.
Анна Николаевна Юсупова-Штейнберг, урожденная Разумовская, расположилась на галерее и наблюдала, как занимается этот... ублюдок. Княгиня удивилась своим чувствам и эмоциям, сосредоточившись на странной заминке. Возникший из небытия привет из прошлого оказался весьма неприятен и болезненно обиден. Настолько, что она даже не сумела сразу размазать его тонким слоем грязи. И сейчас это подспудное к нему снисхождение, даже терпимость, удивило княгиню.
Между тем на площадке снизу в затянувшемся поединке сириец по-прежнему не атаковал, лишь отражая натиск противника. Он еще периодически подсказывал — резким окриком, жестом, даже взглядом. Подросток молчал — в краткие мгновенья пауз было видно, что он уже измотан, на пределе сил. Но несмотря на это, поединок по-прежнему продолжался на скорости, недоступной человеческому глазу.
На скорости, которой обладают лишь усиленные имплантами бойцы армии Конфедерации. Хотя никаких имплантов у него точно не было. Сверхъестественные способности противники при этом тоже не использовали.
Худощавый, болезненный на вид юноша — вечно бледный, пытающийся скрыть высокое нервное напряжение, оказался неожиданно колючим и хватким. Неприятно удивившись при знакомстве, но представляя обстоятельства жизни в протекторате, Анна Николаевна даже, наверное, его жалела. Но эмоции отдельно, дела отдельно. Chacun pour soi, et Dieu pour tous. Каждый за себя, один Бог за всех — как говорят расчетливые французы. Пусть Господь пожалеет слугу своего, а Анна Николаевна ограничится лишь молитвой о спасении его души.
Которую — молитву, судя по безрассудной прыткости юноши придется читать очень и очень скоро.
"Тайный советник". Несмотря на кажущуюся уверенность, граничащую с опасной самоуверенностью и рассудительность, этот ублюдок наговорил столько лишнего и опасного для себя, что у княгини теперь было достаточно пищи для размышлений.
Тайный советник — Безбородко или Ушаков. Скорее всего Александр Александрович — Волынский протекторат его родная вотчина. Пусть даже этот... этот ублюдок находится в десятке потенциала русских одержимых, стал бы граф сразу с ним общаться напрямую, еще и без обиняков высказывать заинтересованность? Одержимые, тем более не на территории метрополии — прерогатива ФСБ, и вмешательство канцелярии уже выглядит странно.
Да пусть даже — по потенциалу, этот ублюдок самый способный в мире одержимый, не стал бы Безбородко вмешиваться. Адепты темных искусств — сильное, но часто одноразовое оружие. Никто еще не смог научиться полностью использовать свой потенциал, сохранив при этом разум.
Не стал бы граф иметь с ним дело. Просто так не стал бы.
Значит, с ним может быть связано что-то еще. Теперь вопрос. Если это действительно так, стоит игра свеч?
Безумная догадка ударила вдруг, словно хлыстом, яркой вспышкой озарения. Двенадцать лет назад, на ее последнем балу у государя-императора. Глупая, но отчего-то запомнившаяся ей шутка канцлера Корбелова. Тогда Анна не придала услышанному значения, но случайно брошенная фраза глубоко запала в память, и даже сейчас звучала как вживую.
