На утро я почувствовал себя хуже, я проснулся от того, что мне было зябко, но есть не хотелось, даже наоборот, я чувствовал тошноту. Я осмотрел раны на животе, дела были плохи, раны оказались тяжёлыми, но сейчас подсохли и зарубцевались. Внимательно прислушавшись к своим внутренним ощущениям, я подумал, что мне лучше несколько дней ничего не есть и лишний раз не двигаться. Я вполне мог бы не есть ещё неделю, без серьёзных последствия для организма, а вот есть с раненым животом смертельно опасно. В связи с чем, я решил даже не спускаться с дерева, осмотрев позицию, я пришёл к выводу, что место на котором я сидел достаточно безопасно и удачно выбрано, и лучше просто поспать.
Также, эти дни, что я лежал, и ждал, пока заживут мои раны, я спал и рассуждал. И подумал вот о чём, что никакие животные для меня не опасны настолько, как мои собственные люди. И этот урок, что я получил в этот раз, пожалуй, самый ценный из всех, и мне повезло, что я его пережил. Именно люди составляют для меня основную угрозу, а не животные. Я дал им оружие и технологии, чтобы справиться с собой, научил. И именно живя с людьми, я рискую больше всего, что меня убьют. Потому что всегда рано или поздно сложится ситуация, когда большая группа людей решит убить действующего вождя, что не делай. Вот такие дела. И нет ничего опаснее в жизни, чем власть и путь великого лидера. А вот с любым зверем, всегда можно спрятаться, убежать или обмануть, у зверей нет хитрости.
Следующие дней пять я так и сидел на дереве, лишь пару раз спустившись к ручью, чтобы попить. Раны, полученные в живот, проходили медленно, но теперь спустя пять дней подсохли, и кризис был позади. Хотя первые три дня мне было просто очень плохо. Сейчас я почувствовал себя лучше, и даже смог заставить себя съесть немного орешков и найденных мною ранее около подножия дерева полу съедобных, отвратительных на вкус корешков.
За эти пять дней, минимум трижды, я замечал проходивших мимо по своим делам охотников из города. Видимо еда уже кончилась или кончалась. И поэтому, я решил перебазироваться в другое место, подальше от города. Здесь меня могли просто найти, километр это не так близко, но тут зона охоты первого круга, где охотятся все охотники. Я спустился с дерева, и пошёл прочь от города, я уже знал куда пойду, к своему старому месту обитания, туда, где я пережил пол года после первого падения города. Дело в том, что идти туда день здоровому человеку, да и мне день, только для меня этот день пути будет подлиннее. А там я оставил свои тайники с оружием, и там даже не один тайник, я прекрасно помню, где они, и там я смогу прожить какое-то время пока не подлечусь.
На следующий день я достиг той пещеры, где переживал своё изгнание первый раз, нашёл один из своих тайников. Верёвки, дерево кожа и кости в тайнике истлели, а вот камень полностью сохранился. Но каменная часть снаряжения как раз и является самой важной, сложной и трудоёмкой. Я взял каменное зубило и быстро вырезал из дерева всё, что мне нужно. Сделал себе копьё, сходил на охоту, убил несколько кроликов, развёл костёр и стал с упоением есть...
* * *
Выздоровев и пожив пол года в своей пещере изгнанником, я решил сходить на то место, где, раньше был город. Мне просто интересно было убедиться во всех своих предположениях, а заодно и позлорадствовать, хотя бы про себя. Я знал, подозревал и предполагал, что город не будет более отстроен. Я добрался до города, и да, действительно, спустя пол года город был разрушен также, как и прошлый раз. Второй раз, кстати, не простояв и тридцати лет. Но думаю, второй раз город рухнул быстрее, потому что у него изначально был намного выше стартовый демографический потенциал, больше людей, около двухсот всё же. Мы ровно были ровно на поколение ближе к перенаселению и краху изначально. Фактически второй город дорос до большего уровня развития, чем первый. Поскольку численность населения во втором городе перед концом была больше, чем в первом.
Я, как и в прошлый раз, прошёлся по мёртвому городу, посмотрел на валявшиеся везде трупы. Мне даже не надо было ничего рассказывать, я итак по ним всё знал. Они добрались до запасов еды, и быстро их съели, выгнали и убили меня. А когда еды не стало, новое руководство просто не знало что делать, и послало охотников за едой для себя, или само ушло охотиться что одно и тоже. Но это новое руководство заботилось только о себе, оставив умирать от голода всех остальных. И в итоге, часть людей ушла, часть погибла, а ещё, когда не стало меня, традиционного общего врага, они в какой-то момент не смогли решить свои внутренние противоречия, что нарастали как снежный ком, подталкиваемые нищетой и голодом. А поскольку винить дальше во всём меня у них уже не получалось, они стали винить во всём друг друга, в таких условиях примитивные животные сразу хватаются за оружие и бегут доказывать свою самцовую состоятельность. И они стали убивать друг друга, чтобы выместить злость, отнять последнее, решить свои проблемы за счёт смерти соседа. И в итоге, избавившись от меня, они как малые дети, что выгнали родителей из дома, осознали, что еда в амбаре (холодильнике) появляется не сама собой, а её кто-то должен заработать. Организовывать свой коллективный труд они не умеют, и никто просто не работал, и все умерли. А прожить индивидуально не получается, потому что обычная женщина не может пойти в лес и убить зверя, она привыкла, что это делают охотники, которые теперь не желают делиться просто так. В поле же работать по своей воле никто не желал. В итоге те, кто умели охотиться и могли позаботиться о себе в лесу ушли, а те, кто в прошлом просто работал, умерли.
И вот он полный крах, и проистекает он от того, что нет социально-рабочих отношений внутри государства, тех, кто организует труд и тех, кто работает. Всё, мне этого было достаточно, я позлорадствовал, что они умерли. Я знаю, что они тупые дети, но после того, как они поступили со мной, мне ни капли не было их жаль. И в этот раз я не плакал, наоборот, я почувствовал себя отмщённым.
Я знал, что там вокруг, по местности разбросаны отдельные семьи других выживших, и они теперь создадут много племён пещерных людей. Скоро они растеряют все мои цивилизационные завоевания, и всё вернётся на круги своя, только племён станет больше. Я понимал, как и в прошлый раз, многие семьи ушли прочь, и многие довольно далеко. Но я не собирался их ловить и убивать, пусть живут, а моя месть свершилась. Сама природа, история и реальность отомстит за меня, потому что там в лесу жить гораздо хуже, чем в моём государстве, на них будут охотиться крупные хищники, у них не будет предметов цивилизации, а ночью они будут спать в тесной и вонючей пещере. Практически все их дети будут умирать не дожив до семи лет, и в этом вся справедливость.
Глава 6: Первая тень.
Больше я не стремился создавать новое большое племя, и вообще жить с людьми. Надо сказать, что попытка убийства, и та неделя ада, через которую я прошёл, оставила неизгладимую рану на моей душе. Те три дня полные страха, когда я лежал связанный в землянке, беспомощный, в ужасном состоянии, потом тот момент, когда они думали что убили меня. И эта неделя, когда я слабый и беспомощный, со страшными ранами на животе жил в лесу. Всё, с этого момента, хватит с меня людей. Я итак без людей хорошо могу прожить, даже очень хорошо. А жить в большом племени, для меня вовсе не счастье, это тяжёлый труд, постоянное напряжение, глаз да глаз нужен, чтобы на разворовали запасы на следующие месяцы, люди которым понятие ответственность неведомо вовсе. Людям, которые вообще не умеют думать о других, и о том, как им самим жить дальше.
Это вероломство, эта наглость, вся та чёрная неблагодарность, что они выплеснули меня, и за что? За то, что я научил их всему? За то, что я дал им оружие, еду, город, стену, защиту, огонь, одежду и азы медицины и санитарии. Эта неблагодарность за то, что я много лет работал на них как проклятый, следил за ними как за малыми детьми. Никогда и ничего не брал себе, не присваивал чужой труд. Я добывал для них огромное количество еды каждый день, когда им всем просто было лень работать. Когда каждый из них говорил "А чаво? А почему я? А я никому ничего не должен." А они смотрели мне в рот, упрекали меня в том, что я ем чуть больше чем они? И это притом, что я экономил на себе, и не ел досыта, хотя мог бы, голодал наравне со всеми, и ел ровно столько, сколько нужно, чтобы не обессилить. Потому что да, я крупнее и больше двигаюсь, и мне надо больше еды, а что будет, если у меня не хватит сил убить очередного оленя, кто накормит тогда племя? Я постоянно работал на них как проклятый, год за годом, а они за это пытались меня убить. И сколько ненависти было в их глазах тогда около костра, за что? За то, что я был справедлив? А они сами? Что они сделали сами, чтобы жить хорошо? Хоть кто-то из них сам хоть что-то сделал, кроме тех случаев, когда я их заставлял? Только воровали, обманывали и гадили, и всё время ждали, когда я сделаю за них их работу. Нет, хватит с меня людей.
Так я и жил там в той пещере, и жил очень долго в расстроенных чувствах, не желая видеть и даже вспоминать о людях. Мне ничего не было нужно, я просто каждый день ходил охотиться, ел досыта свежее жаренное мясо, и никто меня не упрекал, что я ем больше других. Гулял по окрестностям, собирал фрукты, латал своё нехитрое снаряжение. Спал до обеда, когда хотелось, и ничего не делал, когда не хотелось что-то делать. Да это своего рода творческая депрессия, но мне совсем не хотелось вставать на прежний путь тогда. Я не хотел больше ответственности, не хотел видеть людей и их чёрную неблагодарность. Я разочаровался в людях, и мне не хотелось ничего больше строить.
И так тогда я прожил очень много лет, очень. Я не умёл точно считать время, особенно слишком длинные временные этапы. Просто когда нет чёткого календаря, и толком не считаешь сам, очень длинные временные этапы путаются, теряются даты. Да и не было острой потребности считать. Но я тогда в одиночестве прожил лет двести или триста, а может итого больше. То есть так, бесцельно и бессмысленно я прожил срок больший, чем вся моя предыдущая жизнь, минимум раза в полтора два. И это была классная нервная разгрузка, и я даже был по-своему счастлив. У меня не было цели, и я не видел смысла жизни. Меня устраивало то, что я жив, сыт, одет, в тепле и лично у меня всё хорошо.
* * *
Я думаю, к тому моменту, очень примерно, мне было уже около пятисот лет или больше. Я просто очередной раз гулял по лесу. И услышал крики и топот, это был явно женский, человеческий голос, и его гнали охотничьи кличи. Мне стало интересно, и я пошёл навстречу, тем более, что визжащая женщина бежала по направлению ко мне. Я ничего не боялся, потому что знал, что я в полном снаряжении со своим лучшим оружием, и у меня на поясе десять ядовитых дротиков. Даже если за ней гонится несколько охотников, я смогу их образумить или убить.
Женщина выбежала передо мной и с жутким визгом упала мне под ноги, она была досмерти испугана. Что-то лопотала, но я не понимал её язык. Тем не менее, на лице её был ужас. Я подошёл к ней, сел рядом, и протянул руку. Она посмотрела на меня, поняла, что я не собираюсь ей ничего делать, и замерла. Я мимолётно осмотрел ей, это была молодая женщина лет одиннадцати не больше, она из простых людей. Женщина сильно устала, видимо бежала давно, дышала очень тяжело и сейчас была вконец обессилена, ей очень повезло, что она прибежала ко мне, иначе бы её догнали.
Тем временем, гикая и с радостным возгласами появились те, кто гнался за ней. Это были неандертальцы, они опасливо остановились метрах в десяти от меня. И один из неандертальцев что-то сказал, я ещё раз посмотрел на женщину, та была просто в ужасе. Меж тем, все неандертальцы собрались отрядом, их здесь было человек десять, и стали обходить меня полу кругом, явно собираясь нападать. Что ж, видимо мирно наш вопрос не решится. Я метнул один из дротиков со своего пояса в ближайшего неандертальца, тот воткнулся и яд попал в кровь. Я почти сразу бросился бежать, я не собирался от них именно убегать, просто не хотел драться врукопашную, понимая, что кучей они меня завалят, тут главное не подпускать к себе. Я бежал от них, так чтобы они не могли догнать, и на бегу время от времени притормаживал, разворачивался и кидал в них дротик. За пол минуты их погони за мной, я перебил всех неандертальцев кроме одного, после чего я остановился и приготовил копьё. Неандерталец злобно посмотрел на меня, и, понимая что может проиграть, развернулся и собирался бежать.
-Стой куда же ты дружок, — вежливо сказал я его убегающей спине.
Размахнулся и бросил ему в спину копьё, то было довольно тяжёлым, и успешно воткнулось охотнику в спину. Тот упал на колени, и медленно, но, уже умирая, пополз от меня, что-то приговаривая на своём языке. Я быстрым шагом догнал его, упёрся ногой ему в жопу и выдернул копьё. Жаль, наконечник пострадал, видимо задел кость и откололся. Всё же я предпочитал более тонкие и острые быстро ломающиеся наконечники, что опаснее в бою, более тяжёлым. Я наступил неандертальцу на спину, и сзади перерезал ему глотку. Поднял голову и увидел ту женщину, она стояла передо мной и смотрела, как я убиваю, последнего из её преследователей. Реакция женщины оказалась для меня неожиданной, вместо страха в её глазах засветилась надежда, и она с воплями и причитаниями бросилась ко мне в ноги. Деваться было некуда, я решил взять её с собой, узнать, что да почему.
Я отвёл её в свою пещеру, накормил, и стал учить говорить со мной. При этом, я решил не брать её, потому что не хотел детей, и если уж пожить с ней вместе, то пожалуйста. Ведь женщина не представляет для меня угрозы сама по себе, всё же это не целое племя. Постепенно, общаясь с ней, я выучил её язык и узнал всю интересующую меня правду. Оказывается, женщина была из одной из семей людей, что жила не так далеко от меня, примерно в пятидесяти или ста километрах от моего жилища. Скажу даже более, скорее всего, она одна из потомков второго города, или первого, поскольку весь этот район планеты был в основном населён семьями из моего города. Так вот, жили они, никого не трогали, и никого не убивали, просто охотились на животных, растили детей, и было в их племени много людей, то есть, наверное, человек пятьдесят. Жгли костёр по вечерам, ели мясо. И вот как-то раз, вечером, когда ничто не предвещало беды, из леса появились воины, их было больше чем воинов племени в два раза. Только эти воины из леса были очень сильными и напали неожиданно. Естественно, что неандертальцы быстро и без потерь победили людей, потому что были готовы к атаке и умели воевать. И всех убили, а женщина бросилась бежать, и несколько врагов погнались за ней, и бежали целую ночь и начало следующего дня, пока я не убил преследователей.
Это меня раздосадовало, потому что, что это за племя неандертальцев, что убивает людей. В прошлом семьи обычно жили у себя в родных пещерах, и никуда не мигрировали, никого особо не трогали. Я даже собрал снаряжение, побольше ядовитых дротиков и пошёл посмотреть на новых соседей. Вообще, мне не очень нравилось соседство с неандертальцами, те были успешными воинами, хорошо брали след, и предпочитали преследовать меня, а не отпускали каждый раз, как потеряют из виду, подобно охотникам простых людей. И в прошлом, в этой части мира неандертальцы появлялись редко, а теперь получалось, живут у меня под боком. Не ровен час, буду сидеть и никого не трогать около своего костра в своей пещере, и выйдут из леса и поймают и убьют. Надо разведать.