— Надолго к нам?
— Завтра, сразу после совещания, полечу в Вегас, — отозвался Феллер, делая глоток виски.
— Играть?
— Не только... Вечером буду играть, в "Bellagio" соберется отличная компания для покера, а послезавтра в пустыне пройдут гонки на одноместных дронах... "Облако самоубийц", слышал?
— Эллен не одобряет подобные развлечения, — рассказал Филип. — И я с ней согласен: они очень опасны.
— Да, конечно, она у тебя весьма прагматичная. — В свое время А2 тайно позаботился о том, чтобы его скромный, застенчивый, но безусловно гениальный друг обрел счастье в личной жизни, и знал о супруге Паркера намного больше, чем Филип. Несмотря на это, а может — благодаря этому, семейная жизнь у Паркера получилась замечательной, и ничто не отвлекало его от работы. — Смертность в "Облаке" стабильно превышает тридцать процентов — от погоды зависит.
— Почему они этим занимаются? — вдруг спросил Филип.
— Гонщики? — переспросил А2.
— Да, — подтвердил Паркер. — Ради денег?
— И ради них тоже, — поразмыслив, ответил Феллер. — В конце концов, этот мотив ничем не хуже других.
— Хочешь сказать, среди них есть те, кто рискует головой просто так?!
— Почему нет? — пожал плечами А2.
— Но зачем?
Объяснить Паркеру причины, по которым люди могут пойти на экстремальный риск, было примерно так же легко, как описать слепому радугу, но А2 решил попробовать.
— Помнишь, три года назад случился крупный скандал с космическими туристами?
— Которые перепились в орбитальном отеле и запустили спускаемые аппараты?
— Мы с Джулианом не перепились, а обдолбались: пить на орбите неудобно — невесомость мешает, — рассказал Феллер. — Но в целом верно: мы были конкретно на взводе.
— Так это был ты?! — Филип изумленно вытаращился на друга. — Почему не рассказал?
— Даже мы с трудом замяли скандал, если честно. Инвесторы, которые контролируют космос, были очень раздражены нашей выходкой.
— Но почему ты не рассказал мне? — обиженно уточнил Паркер.
— Пообещал никому не рассказывать и сейчас, кстати, нарушаю данное слово, — усмехнулся А2. — В общем, мы с Джулианом обдолбались, поспорили, кто первым доберется до Земли, забрались в спускаемые самолеты...
— В газетах писали, что вы угнали самолеты.
— Не совсем так, — покачал головой Феллер. — Угнать самолеты нереально, поэтому мы заплатили одному парню, и он объяснил, что и как нужно сделать, чтобы стартовать.
— Вы оставили станцию без средств спасения.
— Тоже мне, друг, называется, лучше бы подумал о том, что я едва не сгорел при входе в плотные слои атмосферы, — почти искренне возмутился А2. — Я нанюхался до бровей и едва соображал, что делаю.
— Вы пошли на риск по собственной инициативе!
— Вот и ответ на твой вопрос, брат.
Несколько секунд Паркер молча смотрел на А2, а затем спросил:
— Нравится рисковать?
— Нужно рисковать, — поправил его Феллер. — Не чтобы прославиться и даже не ради победы, а чтобы рискнуть. Кстати, я пришел первым.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Много выиграл?
— Серебряный доллар 1804 года. Я его у Джулиана тридцать лет выпрашивал.
— Это он? — Филип кивнул на монету, что висела на груди А2.
— Да. Ношу на удачу, — Феллер машинально прикоснулся к монете, улыбнулся, помолчал, после чего сделал еще глоток виски и продолжил: — Мы с Джулианом были самыми старыми туристами в том полете, нам было далеко за сорок, а всем остальным — меньше тридцати. И они смотрели на нас, как на идиотов. В них совершенно нет...
А2 пошевелил пальцами.
— Безумия? — подсказал Паркер.
— Знал, что ты выберешь это слово.
— Ты всегда все знаешь, — пробурчал Филип, разглядывая погасшую сигару. — Безумие должно быть?
— Не во всех, — тут же уточнил Феллер.
— В тебе и Джулиане оно было.
— А в следующем поколении — нет.
— А зачем оно?
— Чтобы творить безумные победы и придумывать безумные вещи, — неспешно ответил А2, доливая в стаканы виски. — Как наноэкран, например.
— Хочешь сказать, что я — псих?
— Только тихий.
— Я — ученый, — гордо заявил Филип.
— Тихий ученый псих, — уточнил Феллер. — Ты верил в то, чего не было и во что никто не верил.
И сделал большой глоток.
— Кроме тебя, — заметил Паркер, следуя примеру друга.
— Со мной все понятно, я давно прошел стадию отрицания, а вот ты сопротивляешься.
— Я не псих!
А2 улыбнулся и вновь поднял стакан:
— Я шутил, брат, ты ведь знаешь. — Сделал глоток и другим, серьезным тоном поинтересовался: — Как развивается проект?
Показав, что настало время поговорить о делах.
— Замена оборудования ar/G идет строго по графику, инвесторы и присланные ими контролеры не проявляют беспокойства, — Филип подобрался, но, заканчивая фразу, не удержался от шутки: — Мы с ними работаем... душа в душу.
— Инвесторам очень нравится проект "Elysium", — обронил Феллер.
— Да, я заметил.
— Они делают на него большую ставку.
— Есть основания.
— Когда мы сможем продемонстрировать работу на тестовой территории?
— Точно в срок.
— Хорошо, — кивнул Феллер. — Что с основным оборудованием?
— К августу замена полностью закончится, и система будет готова к новой OS.
— И это хорошо... Значит, все идет по плану.
— Который мне не очень нравится, — ровным голосом продолжил Паркер.
— Другого у нас нет, — с необычной для него грустью ответил Феллер. — А без плана будет только хуже.
Филип не в первый раз сомневался в их замысле, и отвечая, А2 даже не посмотрел на друга. Ответил и глотнул виски.
— Да, — помолчав, согласился Паркер. — Будет еще хуже. Но неужели мы обречены всегда выбирать меньшее зло?
— В этом суть человеческой природы.
— Не замечать хорошее?
— Превращать хорошее в зло, — жестко ответил Феллер. — Вспомни, брат: все сделанные открытия в какой-то момент превращаются в свою противоположность, договоренности летят в мусорную корзину, любая цивилизация вырождается, идеи становятся токсичными. Мы прикладываем гигантские усилия, чтобы построить что-то работающее или просто хорошее, но рано или поздно оно приходит в негодность. В этом нет ничего странного: колесо крутится, добро обращается злом и наоборот. Это не хорошо и не плохо — так есть. И возможно, создав плохое, мы обретем лучшее.
— Надолго? — уныло осведомился Паркер.
— Нет, — спокойно отозвался А2, прихлебывая виски. — Но и другого выхода у нас нет.
Он всегда говорил эти слова, когда Паркером овладевали сомнения, и тот знал свой ответ:
— Ты же знаешь, что я не подведу.
— Знаю, — А2 поставил опустевший стакан на столик и взялся за бутылку. — А теперь, брат, я тебе скажу то, что ты не любишь слышать, но вынужден. Перед отъездом я инспектировал Институт перспективной психиатрии нашего недоброго друга доктора Моргана Каплан и хочу сказать, что, несмотря на обилие тараканов в голове, доктор Каплан отлично работает и почти на сто процентов готов к следующему шагу реализации проекта.
— Да, я не люблю слышать о Каплан, — отозвался Паркер.
— Я знаю, брат, но мы по уши в грязи и не можем презирать того, кто сидит рядом с нами, — вздохнул Феллер, передавая Филипу стакан с виски. — А раз у Моргана все готово, ускоряй работы по созданию тестовой области: в конце июня я должен представить инвесторам пилотную зону проекта "Elysium".
* * *
Бруклин outG США, Нью-Йорк апрель 2029
— Ты ведь военный и должен понимать, что даже под землей трудно остаться незамеченным. Современные люди не в состоянии обойтись без электронных приборов, да и "балалайки" в наших головах создают излучение, которое можно засечь.
— Их излучение очень трудно обнаружить, — проворчал Орк. — В outG чип едва фонит, разведывательный дрон видит его всего с тридцати метров.
— Тем не менее — фонит, — продолжила гнуть свое Беатрис. — Излучение, даже слабое, может выдать убежище, и Гарибальди нашел изумительный способ маскировки: он прячется под станцией муниципальных роботов.
— Разве это не опасно? — удивился Бен. — Я имею в виду: разве муниципалы не проверяют подземные зоны, которые примыкают к их объектам?
— Зачем им проверять? — пожала плечами девушка. — К тому же Освальд расположился не прямо под станцией, а метрах в сорока ниже, но постоянные сигналы и переговоры, которые идут из диспетчерской, наглухо закрывают его от поиска. В ar/G Гарибальди не выходит, но любые приборы в своем логове включает без опаски.
— Молодец, — одобрил Орк.
— Он умный, — закончила девушка. — Один из самых умных парней, с которыми я знакома.
— Почему же он не работает на тебя?
— Поэтому и не работает, — грустно ответила Беатрис, и Бен прикусил язык, сообразив, что девушка еще не пришла в себя после гибели друзей.
До логова Гарибальди они добрались не быстро, зато без приключений. Шли по outG с осторожной медлительностью, избегая ненужных встреч, поскольку и Орк, и Беатрис хорошо знали, что слухи о сплоченности подземных жителей сильно преувеличены, и любой "борец с системой" не задумываясь сдаст их полиции, соблазнившись крупной наградой. В результате в дороге провели шесть часов, но за разговорами она не показалась длинной. А говорили они обо всем, начиная с юношеских лет, кто где родился и учился, и заканчивая событиями последнего года, который у них, как у всех жителей Земли, получился насыщенным.
И горьким.
Бен узнал, что Беатрис родилась в Техасе, впрочем, это было понятно по южному выговору; окончила частную школу и Принстон — эхо классического образования звучало в каждом слове девушки; некоторое время путешествовала, затем пробовала себя в разных профессиях, а затем настала эпоха suMpa, и все изменилось. Родители Беатрис погибли в числе первых, были расстреляны в Остине, и полученное наследство позволило заняться созданием незаконной клиники.
История Орка выглядела не менее обыденно: учился, служил, воевал, потерял все, теперь почти потерял себя...
Они пересказывали друг другу жизни, делились воспоминаниями, смешными историями, наблюдениями и не думали, зачем это делают. Они знакомились.
Иногда, когда ширина коридора позволяла, они шли рядом, и Орк держал девушку за руку.
И даже слегка расстроился, когда Беатрис уверенно указала на узкий темный проход:
— Нам сюда. — Прошла по нему, свернула направо, потом еще направо и остановилась у металлической двери старого лифта, затейливо украшенной гравировкой и бронзовыми накладками.
— Как он здесь оказался? — изумился Бен.
— Ты знаешь, что это такое? — изумилась Беатрис. — До сих пор всем приходилось объяснять.
— Я очень старый.
— Но не настолько! — Подавляющее большинство современных лифтов закрывалось раздвижными створками, и, увидев перед собой красивую, но непонятную, открывающуюся нажимной ручкой дверь, спутники Беатрис терялись. И девушка расстроилась, что одна из любимых шуток сорвалась в последний момент.
— В некоторых парижских домах до сих пор работают такие лифты, — объяснил свою осведомленность Орк. — Но откуда он взялся в бруклинском outG?
— В свое время здесь начали строить комфортабельное убежище для сверхбогатых людей, — рассказала девушка. — Первоклассный "Хилтон" на случай ядерной войны...
— Убежища нужно строить в горах, — перебил девушку Бен.
— А если война начнется внезапно и застанет в Нью-Йорке? — парировала Беатрис.
— Тоже верно, — поразмыслив, согласился Орк. — Война любит случаться вдруг.
— Строительство довольно быстро остановили, решили не тратить деньги на сомнительную затею, так что от задуманного великолепия остались только лифт да один недостроенный уровень, которым пользуется Гарибальди.
— О нем никто не знает?
— О нем все забыли.
— Почему?
— Потому что он оказался никому не нужен, — наставительно ответила девушка. — То, что никому не нужно, исчезает в забвении. Таков закон.
Орк закрыл дверь, Беатрис нажала вторую кнопку снизу, и кабина мягко пришла в движение.
— Гарибальди ворует электричество и воду у метро, но он хороший хакер и ловко заметает следы.
— Ты ему доверяешь?
— В наших обстоятельствах нам больше некому доверять.
— А если серьезно?
— Если серьезно, Гарибальди является идейным противником нынешнего общества и ни разу меня не подводил.
Но несмотря на лестную характеристику, хакер встретил гостей неласково.
— Привет! — громко произнесла Беатрис, подойдя к бронированной двери и вставая так, чтобы гарантированно оказаться в зоне обзора установленной на потолке видеокамеры. — Я знаю, что ты меня видишь.
— Кто ты? — раздался голос из невидимого динамика.
— Уже не узнаешь? — язвительно спросила девушка.
— Ходили слухи, что тебя убили.
— Значит, я воскресла.
— Или ты — зомби. А я боюсь мертвецов.
— Гарибальди, не валяй дурака.
— Уходи, — попросил хакер.
— Ты мне должен.
— Забудь об этом и уходи.
— Гарибальди!
— Девушка, я вас не знаю.
Беатрис растерянно посмотрела на Орсона:
— Не думала, что он так себя поведет.
— Ерунда, — улыбнулся Бен. — Наш близкий друг Освальд просто растерялся от радости.
— От какой радости? — не поняла девушка.
— Это речевой оборот.
— "Наш близкий друг" тоже?
— Ага, — Орк выдержал короткую паузу и негромко, зато очень отчетливо, чтобы исключить неправильное толкование, произнес: — Пацан, сейчас я расскажу, как все будет, а ты сам решишь, надо тебе это или мы договоримся.
— Просто уходите, — прошелестел в ответ хакер. — Этого достаточно.
Но Бен его не услышал.
— Итак, я начну с того, что запру тебя. В коридоре валяется подходящая арматура, а меня учили блокировать любые двери, в том числе — столь надежные, как у тебя. Ты знаешь, кто я и какую подготовку прошел?
— Ты там, а я — здесь, — самодовольно сообщил Освальд. — И плевать на подготовку.
— Я заблокирую дверь механически, и твоя способность вскрывать электронные замки не будет стоить даже выеденного яйца. Это первое, — размеренно продолжил Орк. — Затем я проделаю в твоей норе дыру...
— Это бронированное убежище, дебил, — вновь перебил его Гарибальди.
— Полностью бронированное?
— Полностью! Его строили на случай ядерной войны. Здесь один вход!
— Или ты не нашел второй.
Беатрис подняла брови и закрыла рот рукой, скрывая улыбку — она поняла, куда клонит Орсон.
— Я искал... видимо, второй выход не успели выкопать, — рассказал Гарибальди, все еще пребывая в уверенности, что полностью контролирует ситуацию.
— Спасибо за то, что облегчил мне задачу, — усмехнулся Бен. — Итак, мы остановились на том, что я заблокирую дверь...
— У меня полно жратвы.
— ...и позвоню в полицию. Мы расскажем, что за птица сидит в бронированной клетке, и они с удовольствием тебя примут. Ты, кстати, в розыске?
— Нет, — чуть менее уверенно, чем минуту назад, ответил Освальд.
— Поверю на слово, — не стал спорить Бен. — Но сожрать орудия преступления ты вряд ли успеешь. А Беатрис сыграет роль законопослушной гражданки и анонимно расскажет полицейским все, что о тебе знает. Получится, думаю, лет на десять-пятнадцать федеральной тюрьмы строгого режима.
