Третий шаг. Книга 1. Магия Мериты

Миновали первые яркие впечатлениями дни, и жизнь вошла в обыденную колею. Главным в ней стало ожидание. Вэра всегда угнетала эта особенность межзвездных перелетов: утомительно долгий разгон, терзание неизвестностью — ибо никогда не было уверенности в успешности завершения полета, и опасения эти довольно часто подтверждались — потом жуткий миг исчезновения привычного пространства, короткие часы пребывания в непонятном мире, и опять монотонный до тоскливости сброс скорости, но уже в совершенно иной области космоса.

Один день сменялся другим. На звездолете точно придерживались земного измерения суток. Утром включались громкоговорители во всех салонах, сообщались новости и зачитывались приказы капитана. День был четко расписан на часы занятий, отдыха, приема пищи. Вечером обязательный сбор в кают-компании всех свободных от вахты, и старший помощник капитана заводил длинные неторопливые беседы. При этой внешней неторопливости работа кипела, Илвин с головой окунулся в проблему определения абсолютных звездных координат меритских планет и сумел-таки увлечь своими проектами капитана. Компьютеры корабля просчитали неимоверное множество вариантов полета и мало-помалу навигационные споры стихали. Вэр, дабы не чувствовать свою неполноценность, наблюдал этот процесс издали, как кошка за дракой собак.

Впрочем, у него были свои непростые заботы. Работа в инспекторской группе так или иначе, но завершена, и пора возвращаться к исполнению основных обязанностей. А их, как всегда, оказывалось более чем достаточно. Следовало подготовить план научно-исследовательских работ по кафедре и дополнить списки тем дипломных работ для выпускников и диссертаций для соискателей ученых званий, внести кое-какие корректировки в учебный план, изучить предложения приглашенных преподавателей по изменению объема и содержания учебных курсов... Особняком здесь стояло выполнение просьбы Конрада Белинского.

Белинский в их среде выделялся как заснеженная вершина среди песочных холмиков и пользовался непререкаемым авторитетом и почетом. Он стал кумиром Вэра после первой же встречи, начав свою лекцию следующими словами: "У вас, молодых специалистов, будут часто спрашивать, что такое экономическая наука, и как в экономике понимается истина. Отвечаю: экономическая наука — это то, чем занимаюсь я, а истина — то, что я говорю или подразумеваю. Вопросы есть?" С тех пор много воды утекло, порой Вэру казалось, что за экстравагантными словами Белинского стояла только бравада, но все равно любое пожелание мэтра имело силу закона.

Просьба Белинского касалась мелочи — повнимательнее прочитать одну докторскую диссертацию и, при необходимости, дополнить аргументацию соискателя. Удивление вызывал уже сам факт такого обращения: докторов наук — тьма тьмущая, и не должен бы патриарх выделять из них кого-либо. Для него что лаборант, что докторант — величины бесконечно малые. Автором работы был некий Гуго Ван Теренс. Вэр почти не знал его — так, пару раз встречались на расширенных заседаниях преподавательского состава. Научные интересы Теренса лежали вне экономических проблем, что вообще превращало просьбу Белинского в жгучую загадку для любого науковеда. Да и само название квалификационного труда будущего доктора социологии — "О влиянии процесса гуризма на экономику" — настораживало.

Перед отлетом инспекторской группы Вэр, бегло прочитав опус Гуго Ван Теренса, отметил блеклость разделов диссертации, посвященных экономическим вопросам, запросил необходимую статистическую информацию и провел оценочную серию расчетов. Однако поскольку полученные им выводы противоречили утверждениям Теренса, Вэр решил отложить более скрупулезный разбор затрагиваемых вопросов до лучших времен. Сейчас, после завершения инспекции меритской общины такие времена вроде бы настали.

Повторив свой анализ, Вэр убедился в неправоте Гуго Ван Теренса и решил, что доктором социологии тому не быть. Не ясно, как он добрался до тела Белинского, но пользы ему даже это не принесло: старик не промах, на мякине его не проведешь, он сквозь многометровую броню лести узрит единственный фальшивый стежок. Набросать бы небольшой разгромный отзыв, да забыть о потугах Теренса вломиться в большую науку, но что-то удерживало Вэра. Проблема оценки влияния духовных наставников людей — гуро — на общественный прогресс захватила его самого. Следовало бы заняться этим всерьез, но то ли вследствие общей усталости, то ли еще по какой причине, но рабочего настроения не было.

Забросив все дела, Вэр часами простаивал на верхней палубе, у смотровых экранов, до боли в глазах всматриваясь в меритские созвездия. Он решил, что их отлет с Элефантиды более всего походил на бегство. Он не должен был так поступать. Следовало бы остаться, постараться стать Ларе опорой и поддержкой. Она как тоненькое белое деревце, хрупкое и дорогое. Марк так груб... Надо было задержаться хотя бы на несколько дней — что стоило сослаться, например, на незавершенность рассмотрения какого-нибудь вопроса?.. А там встретиться с Марком, высказать ему свое осуждение, потребовать... Лара. Почему он все время думает о том, как защитить ее? От чего, от кого защитить? От Марка? Но ведь она любит его.

Почему он так остро чувствует свою вину перед Ларой? За то, что не вмешался, когда Марк оскорбил ее? И внезапно Вэр понял: он прибыл к ним как судья. Он нагло присвоил себе право судить их, меритцев, а, стало быть, и ее. Да как можно было выискивать в ней что-то темное, нехорошее? Следовало сразу отказаться от своей миссии, что было бы и правильнее, и человечнее. Явно в недобрый час принял он решение работать в Инспекции.

Бродя бесцельно по длинным переходам звездолета, Вэр иногда сталкивался с Лонренком. Каждый раз его переполняло чувство ненависти, настолько мощное, что он был не в состоянии даже ответить на простое, ни к чему не обязывающее приветствие козача. Раньше он полагал, что способен лучше контролировать свои эмоции. Может, это реакция на уничтожительную характеристику, данную Лонренком вкладу Вэра в итоги работы инспекторской группы — "небольшие дополнения...", "наш стажер"?

Не в первый раз Вэр сталкивался проявлением пренебрежительного отношения к себе. Координатор — не престижная профессия, нечто вроде счетовода. Конечно, кто-то должен ухаживать за экономическими джунглями, но любой инженер, изобретающий новое техническое устройство, оскорбился бы, скажи кто ему, что он делает это из меркантильных соображений. Тот же Белинский констатировал, что поскольку материальное производство фактически полностью отдано на откуп автоматике, в обывательской среде Содружества сложился стойкий стереотип: я человек творчества, далекий от мирских забот, мне чуждо все приземленное, пусть киберы суетятся — я витаю в облаках... Коллеги Вэра относились к этому как к пережитку далекого прошлого, когда тягу к стяжательству было принято прикрывать высокими устремлениями. Без координаторов не прожить, и случись что, вчерашние "небесные создания" первыми заголосят и бросятся делать запасы на черный день. Вэр полагал, что привык к недостаточному уважению — так почему его ранили слова Лонренка?

Несколько остудил его переживания Рюон.

В тот день предстояло голосование, следует ли сходить с трассы, предложенной меритцами, и Вэр сразу после обеда прошел в кают-компанию. Как он и ожидал, никто еще не подошел, лишь Рюон в одиночестве музицировал в углу за синтезатором.

— Мне не дает покоя один вопрос, — сказал он, поворачиваясь к Вэру. — Что увидел в меритской общине Лонренок такого, на что мы не обратили внимания?

— А разве он может что-то видеть?

— Вэр, не горячись. Я понимаю, он тебе неприятен, но все же постарайся быть объективным. Лонренок — ученый с мировым именем. Причина, заставившая его настоять на своем и ради этого раскрыть свою принадлежность к КЗЧ, должна быть весьма веской.

Вэр досадливо махнул рукой:

— Мне неприятно это обсуждать.

— И все же надо, чтобы не было впоследствии мучительно стыдно за недобросовестно выполненную работу. Запомни одно правило: когда заходит речь о какой-либо властной структуре — хотя бы о КЗЧ — следует немедленно отмести все эмоции. Опираться только на холодный разум. Эти организации стоят исключительно на рационализме, голом расчете. И то, что Лонренок походя нанес тебе оскорбление, говорит лишь об одном: он просчитал твою последующую реакцию и ждет, что ты будешь на него дуться.

— Да зачем это ему?

— Не знаю. Ого, наш Илвин сегодня в новом наряде.

В кают-компанию величественно вплыл Илвин Ли в мундире старшего офицера Межзвездного Флота, обильно украшенном золотом и многими красивыми значками.

— Илвин, да ты никак адмирал? Почему наш капитан не бежит следом, поддерживая твою мантию?

— Я всего лишь Пятый Лидер Флота. Это почетное, а не командное звание, — Илвин не шутил серьезными вещами, — данное мне в признание былых моих заслуг. Астаройт, наш капитан, — Седьмой Лидер, но мне не подчинен ни в оперативном, ни в каком-либо ином плане. Тем более что в данное время он сотрудник Инспекции. О чем вы здесь говорили?

— О том, что ты недостаточно прозорлив и пропустил какую-то очень важную деталь, изучая меритскую общину.

— Да-а? — удивленно протянул Илвин. Ему было явно не до инспекционных проблем. — Это какую же?

— Я не один день ломаю над этим голову.

— Так, может, отложим этот разговор? Сейчас есть дела поважнее...

— Не хочешь говорить — не мешай нам. Мы с Вэром все равно ничего не понимаем в твоих навигациях и обсуждать их не намерены.

— Хорошо-хорошо, я слушаю.

— Я еще раз предельно внимательно просмотрел все материалы, полученные мною на Элефантиде. Перебрал массу гипотез. Единственный "сухой остаток" моих усилий — одно невероятное предположение. Не знаю, стоит ли его озвучивать.

— Говори-говори, — Илвин принял прежний задиристый вид.

— Вспомни желаник, наш обед с Марком, отбор информации по полезности...

— Дальше!

— Словом, меритские маги научились управлять Случайностью. Я поясню свою мысль. Одним из фундаментальных свойств микромира мы считаем то, что в одних и тех же условиях со своей вероятностью могут наступить совершенно разные события. Неустранима неопределенность и на бытовом уровне, в макромире — мы не можем ничего измерить с абсолютной точностью, не можем создать абсолютно одни и те же условия еще хотя бы один раз. Типичный пример — бросание игральных костей: невозможно заранее точно угадать выброшенное число. Более сложный пример — текущая струя воды из крана: кто скажет, когда в ней возникнут и какими будут завихрения и прочие турбулентности? Я полагаю, что магам подвластна Случайность именно такого рода.

— Рюон, мне не нравится, когда всуе задеваются серьезные вещи. То, о чем ты говоришь — неотъемлемый атрибут нашего мироздания, и любое воздействие на него я, например, воспринимаю как... как перестройку фундамента дома, в котором живешь. А мысль о возможности какого-либо управления этими явлениями просто смешна.

— И все же умение целенаправленного манипулирования Случайностью налицо.

— Каким образом? Может, Вы откроете нам и механизм управления? Посредством чего? Я имею в виду, конечно, не руки, голову или какие-нибудь приспособления, а физические силы, — Илвин вальяжно развалился на диване.

— Не знаю. У меня, видите ли, гуманитарное образование...

— Оно и видно...

— ...но, помнится, Марк упоминал о каких-то абсолютных силах. Может, это то, что вам требуется?

Илвин скривился:

— Рюон, пожалуйста, не трави душу, не поднимай естественнонаучные темы. Тебя это портит.

— Ладно, не буду. Я не знаю, на какие физические законы опираются маги, управляя Случайностью. А об используемом при этом приспособлении догадываюсь. Это — человеческий мозг, структура исключительной сложности. Из-за этой сложности, как я себе представляю, твой Институт психодинамики до сих пор не может похвастать никакими достижениями.

— Не тронь мой институт.

— Хорошо, не буду.

— Мне кажется, что сегодня вообще не время обсуждать столь абстрактные темы. Сегодня мы должны решить...

— Первым делом я должен позаботиться о чистоте своей совести!

Илвин смешался. Вэр решил, что пора и ему вступить в разговор:

— На досуге я тоже несколько раз просмотрел собранные на Элефантиде материалы и обнаружил несколько фактов, на которые первоначально не обратил внимания. Например, вы заметили, что все маги в той или иной степени родственники? Марий — родной дядя Марка. Легендарный Моар — отец Мария. Умерший Мерк, по-моему, — троюродный брат Марка. Месенн, двоюродный брат Лары, — также какой-то дальний родственник Марка.

— Ну и что? — оживился Илвин. — Меритцев мало, и они успели породниться между собой. В конце концов, все люди родственники, ибо происходят от Адама и Евы.

— Если я начал говорить о наличии сильных родственных связей среди магов, это означает, что никакой случайностью объяснить подобную кровную близость нельзя, — отрезал Вэр. — Поверьте, что в математической статистике я разбираюсь.

— Я не подвергал сомнению твою компетентность, — примирительно сказал Илвин, заерзав. — Продолжай, пожалуйста.

— Так вот. В свете того, что все маги родственники, совершенно по-другому смотрится роль в меритском обществе Ушедших, главная функция которых — сватовство молодых и оформление браков.

— Ты хочешь сказать...

— Да. Вероятно, меритцы осуществляют целенаправленный отбор кандидатур, способных стать родителями будущих магов.

Илвин застыл с остекленевшими глазами. Руки его сами по себе стали бегать по карманам. Ничего не найдя, застыли у подбородка. Губы что-то шептали — Вэру послышалось "земле". Испугаться за товарища он не успел — взгляд Илвина вновь стал осмысленным.

— М-да, — после продолжительной паузы сказал Рюон. — Мне кажется, нам и в самом деле пора заканчивать этот разговор — смотрите, сколько народа столпилось у входа.

— Почему они не проходят?

— Из уважения к твоей мантии, дорогой Илвин.

Илвин вскочил и по привычному засуетился, приглашая вошедших занять свои места. Вскоре появился Астаройт и, по всем правилам отдав честь Илвину, открыл общее собрание. На повестке дня был один вопрос: сходить или нет с меритской трассы. Капитан кратко сообщил, что Центр принципиально не возражает против внесения изменений в режим полета, и предоставил слово Илвину.

Выслушав краткую, но убедительную и эмоционально зажигательную речь Илвина, Вэр понял, почему тот был руководителем многих гигантских проектов: ни у кого не оказалось ни одного вопроса, кроме единодушного "что же мы медлим?". Последовавший опрос, впрочем, принес-таки неожиданность: Рюон отказался высказывать свое мнение. Все остальные, конечно, поддержали Илвина.

Покидая кают-компанию, Рюон шепнул Вэру:

— Не так просты меритцы, как полагает наш адмирал. Но ладно, будь что будет. Сейчас следует позаботиться о том, чтобы с максимальной пользой провести часы надпространственного прыжка.

— Что значит "с пользой"?

— Порой ты меня удивляешь своими невинными вопросами.