Пока путники добирались сюда, большинство предприимчивых торговцев и покупателей Грата успели высыпать на улицу. И, едва облака, затянувшие небо в предутренний час, рассеялись, открыв дорогу жаркому солнцу, Рыночная площадь наполнилась гомоном, сбивчивым гулом голосов, ржанием лошадей, криками мулов, детскими выкриками и женскими пересудами. На беспокойное поведение животных при появлении данталли в общей суете никто толком не обращал внимания.
Аэлин и Мальстен, проведшие ночь без сна на речной лодке, поглядывали на бодрых местных жителей, стараясь не терять бдительности и не поддаваться сонливости. На подходе к Рыночной площади их остановил торговец.
— Друзья! — широко улыбаясь, окликнул он. — Вижу, вы провели ночь на лодке? И, похоже, еще не нашли, где остановиться? — Аэлин уже приготовилась, что предприимчивый малагорец будет предлагать им выгодно остановиться в трактире, однако тот удивил ее: — Могу предложить горячий бобовый напиток! Он вмиг взбодрит вас и придаст сил, чтобы найти нужное место. Иначе, чего доброго, согласитесь заплатить втридорога, лишь бы выспаться с дороги.
Аэлин изумленно переглянулась с Мальстеном. Никогда прежде ей не доводилось слышать о подобных напитках. На материке, разумеется, были крепкие пойла, которые, по словам знатоков, их варивших, способны были придать бодрости на полдня. Но чтобы бобовые?
Аэлин посмотрела на Мальстена в поисках понимания, но данталли, похоже, не пришло в голову, что его спутница может не знать таких диковин. Сам он удивленным не выглядел, и о чудодейственном бодрящем средстве, похоже, знал.
— Что за напиток такой? — спросила Аэлин.
— О, этого не объяснишь! Можно лишь попробовать. — Торговец заговорщицки подмигнул ей, затем вдруг перевел взгляд на Мальстена и прищурился. — Сударь, а ваше лицо кажется мне знакомым. Мы прежде не встречались?
Мальстен остался невозмутимым. Они с Бэстифаром или с Ийсарой множество раз выбирались в город. Мало ли, кто из торговцев мог помнить его? Даже если бы этот человек его узнал, вряд ли для Бэстифара это стало бы открытием. Мальстен был уверен: аркал уже знает о его прибытии, он приготовился и теперь ожидает лишь финального представления. Вопрос лишь в том, каким оно будет.
— Сколько хочешь за свой чудодейственный бодрящий напиток? — Мальстен приветливо улыбнулся.
Торговец тут же переключил внимание.
— Шесть медяков всё удовольствие!
Мальстен недоверчиво изогнул бровь. Цена на напиток удивила его. Шесть медяков за одну порцию? Многовато. Неужто за три года отсутствия здесь так выросли цены?
Впрочем, торговаться Мальстен не стал, а протянул торговцу афу и кивнул.
— Налей две порции, — попросил он.
Торговец принял монету и мигом помчался в трактир, из которого только что вышел. Не было его довольно долго, однако чуть позже он появился, ловко ухватив между мизинцем и безымянным пальцем сдачу и вместе с тем держа в руках два глиняных стакана с тонкой ручкой. Посуда выглядела так, словно могла рассыпаться в руках держащего. Стаканы с ручкой были прикрыты крышкой. Приглядевшись, Мальстен заметил, что крышка и стакан представляют собой единое целое, а у соседнего с ручкой края была заметная прорезь.
— Милости прошу, — улыбнулся торговец, протягивая покупателям напитки и монеты.
— А потом стребуешь за бой посуды? — усмехнулся Мальстен. — Эти стаканы ведь развалятся, стоит неосторожно ко рту поднести. — Данталли, хмурясь, рассматривал диковинную посуду.
— О, это ведь новая мода! — просиял малагорец. — Стаканы ваши. Оттого и цена такая высокая. И, прошу прощения, что долго: в эту прорезь нужно наливать напиток только через специальную воронку. Мы продаем на вынос! Одни из первых в Грате. Моя личная разработка. Тонкие стаканы, мало глины, зато получить можно в три раза больше, чем в обычной гончарной мастерской. Стоило только руку набить, и вот! Эта гордость моего семейного дела уже охватывает всю Малагорию, — не без самодовольства добавил он.
Мальстен изумленно уставился на стакан в своих руках. Посуда? На вынос из трактира? И без возврата? Это что-то новенькое.
— И что с этими стаканами потом делать?
— Выкидывать, — развел руками торговец. — В урны. Наши мусорщики их сортируют, а потом их можно перерабатывать. Тоже мой план. Между прочим, царь лично — хвала Великому Мала! — одобрил мое изобретение. Предвижу: это будет модным веянием многих лет. А там, глядишь, и материк завоюем.
Мальстен одобрительно кивнул.
— Хитрое изобретение. Ты умелец. — Он сунул торговцу еще пару медяков. — Вот. Это тебе за сообразительность.
— Покорнейше благодарю. И все же где я мог вас видеть? Вы впервые в Грате?
Мальстен предпочел проигнорировать вопрос.
— Светлого дня! — пожелал он, и они со спутницей удалились от трактира.
Аэлин не спешила попробовать напиток. Она несколько раз тронула тонкую стенку стакана и изучающе рассматривала потом свою руку.
— Горячий, — сказала она. — И как глина держится? Она же необработанная…
— Внутри — точно обработанная. По-видимому, этот умелец на всем сэкономил, никого не обделив. — Он хмыкнул и кивнул. — Кстати, этот напиток горький. Но и вправду бодрит. Торговец не обманул.
Мальстен сделал глоток, Аэлин тоже. Горячий напиток поначалу чуть не обжег горло, однако температура оставалась на грани комфортной. Аэлин распробовала терпкий, горьковатый вкус с едва уловимыми нотками специй.
— Интересно… — выдохнула она. Сказать, что бобовый напиток пришелся ей по нраву, было нельзя. Однако определенная необычность все же манила допить порцию до конца. Возможно, это странное горячее пойло и впрямь принесет бодрость.
— Надо привыкнуть, — снисходительно сказал Мальстен.
— И местные его любят? Он ведь горячим пьется, а здесь довольно жарко.
— Как ни странно, горячие напитки в жару спасают лучше холодной воды. Малагорцы давно это знают. — Он улыбнулся. — Пей. Бодрость нам обоим не помешает.
Они позволили себе провести около четверти часа на улице, что располагалась недалеко от гудящей рыночной площади. За это время шум усилился превратился в типичную гратскую суету, не стихавшую почти ни на час. В отличие от любой другой, эта суета казалась Мальстену странно уютной и не вызывала раздражения. Тихие переулки и людные площади, уединенные уголки парков и мощеные дороги, жар солнца и прохлада, тянущаяся с реки Видас… Грат был городом контрастов и противоположностей. Он вмещал в себя все, чего мог захотеть приезжающий сюда. А ведь Бэстифар рассказывал, что когда-то этот город был совсем другим.
— Мальстен? — нахмурилась Аэлин, заметив, как он помрачнел. — Все в порядке?
Данталли вздохнул.
— Жаль, но мы не можем долго здесь оставаться. Город проснулся, и нам следует затеряться в утренней толпе. Надеюсь, больше никто из гратцев меня не узнает или хотя бы не решится заговорить. Как ты уже поняла, малагорцы чрезвычайно общительны.
Аэлин невольно вспомнила Шима. Точнее, Бэстифара — в ту ночь, когда виделась с ним в Сальди. Он удивительно легко нашел с нею общий язык и навязал ей свое общество.
— Да, — мрачно кивнула она. — Пожалуй.
— Надо идти.
Аэлин выразила молчаливое согласие. Выбросив стаканы в мусорную урну, как порекомендовал торговец, они двинулись вдоль улицы, лучом тянущейся к Рыночной площади. Стоило им войти в сердце города, как они едва не обомлели от количества народа. Олсадская ярмарка или даже карнавал во Фрэнлине не шли ни в какое сравнение с обычным гратским днем. В столь ранний утренний час людей на площади было столько, что Аэлин едва не потеряла дар речи. При этом ее искренне удивило, что в Грате это не создавало ощущения давящей толпы, как в Леддере. Все здесь, словно, были на своем месте и деликатно не нарушали жизненное пространство соседей.
— Скоро подойдем ко дворцу, — тихо сказал Мальстен. Он предпочел не говорить, что за этими домами можно будет увидеть шатер знаменитого малагорского цирка, взмывавшего вверх, уподобляясь Храмам Тринадцати.
— И что потом?
— Там нам нужно…
Однако Мальстен не успел договорить. Он осекся на полуслове, коротко ахнув. Что-то толкнуло его в сторону, и он поспешил скрыться за стеной ближайшего дома, придерживая низ живота с правой стороны.
Он успел потянуть за собой Аэлин, и она лишь услышала странный звук. Что-то чиркнуло ее по волосам и пролетело мимо.
— Мальстен, что… — начала она, однако не договорила.
Данталли стоял, прижавшись к стене и чуть согнувшись. Лицо его выражало… не боль, нет. Скорее, досаду. И страх.
— Похоже, нас ждут, — сдавленно произнес он. Аэлин опустила глаза на его руки. Из низа живота торчала короткая арбалетная стрелка, и темно-синяя кровь начинала понемногу сочиться из раны.
* * *
По вискам Отара Парса стекали капельки пота. Он ждал в своем укрытии на третьем этаже, откуда видел нескольких своих соратников. Верные кхалагари — все, как один, разделявшие его убеждения об опасности анкордского кукловода — караулили в других домах.
Его с детства научили пристальной слежке. Парс легко распознавал каждого человека на площади и уже через миг мог сказать, местный это или приезжий. Он различал движения, методично осматривал площадь, зная одно: направляясь во дворец, Ормонт неминуемо здесь окажется. Строение Грата не позволило бы ему подойти ко дворцу никак иначе, учитывая, что шел он от речного порта. Была бы воля Парса, он уничтожил бы данталли еще в Адесе, однако царь попросил его не уезжать из Грата. Разве мог он пойти наперекор царю из семейства Мала, когда тот в нем нуждался?
Нет.
Кхалагари воспитывались иначе. Вся их жизнь, вся их суть была посвящена служению священному правящему семейству. Ничто не могло этого изменить.
Отар Парс вырос бы уличным оборванцем, если б не малагорский царь. Отец Бэстифара на смотре новичков выразил одобрение Отару. Он с самого начала пророчил ему стать командиром, и — после нескольких лет, проведенных на улицах в голоде, воровстве и страхе — Отар был готов на все, лишь бы соответствовать ожиданием царя.
Нынешний правитель Малагории был взбалмошен и самонадеян, однако в нем неуловимо угадывались черты священного семейства, и Парс не мог противиться воле, что, казалось, перетекла к Бэстифару шиму от его отца. Он верой и правдой служил ему, наблюдал его становление, как верный наставник. Он не пожалел ни дня, что принесла ему служба, и сегодня готов был это доказать.
Пара путников вышла с улицы Синтария, что тянулась западнее Рыночной площади и, соединяясь с другими, вела к реке Видас и порту. Парс подивился тому, что увидел: Ормонт даже не пытался замаскироваться.
Каков наглец!
Парс предполагал, что анкордский кукловод оденется, как местные жители, но это предпочла сделать только его попутчица, которую Его Величество приказал не трогать. Темный плащ, растрепанные каштановые волосы, одежда по моде материка. Ормонт толком не изменил своим консервативным привычкам. Парс хмыкнул. Пожалуй, в этом Ормонт был похож на Его Величество. Такой же самонадеянный, считающий себя безнаказанным и неуязвимым.
Парс приготовился выстрелить. Короткая арбалетная стрелка, смазанная ядом пустынного цветка, собиралась поразить свою цель.
Еще немного. Еще чуть-чуть… подойти поближе.
Дыхание Парса участилось. Со следующим ударом сердца щелкнула тетива, и пораженный анкордский кукловод, пошатываясь, укрылся за стеной здания. Кто-то из его людей выстрелил второй раз.
Мог задеть охотницу, тупица! — успел подумать Парс.
Он горел желанием выбежать на площадь и схлестнуться с Ормонтом в смертельном поединке, но знал, на что способно это существо. О, нет, Парс не проявит такой самонадеянности. Даже если рана не смертельна, яд сделает свое дело. Через полчаса этой твари не станет. А то и раньше — Кара говорила, что эффект достигается по-разному, и изгнаннице-отравительнице, что явно была на стороне Его Величества, он был готов поверить на слово.
Однако несколько ударов сердца миновало, и Парс понял, сколь сильно он недооценил своего врага. Да, яд сделает свое дело, но командиру кхалагари не доведется этого увидеть. Клинок выскользнул из ножен, повинуясь руке Парса, ведомой чужой волей. На долю мгновения в нем взметнулся страх перед скорой кончиной, но он постарался смирить его и погибнуть достойно.
Я не смею жалеть ни о чем…
Он повторял это себе, даже когда горячая кровь хлынула горлом, а угасающему взору предстали его люди, совершающие то же самое движение.
* * *
Несколькими мгновениями ранее Мальстен Ормонт отвел левую руку в сторону. Едва заслышав женский крик — кто-то, похоже, успел заметить стрелу, — Мальстен применил нити, и те, множась и разветвляясь, связались с каждым человеком на площади. Некоторых из них данталли даже не видел, но они — видели друг друга. И с помощью их глаз цели становились доступными.
— Мальстен, что… — услышал он голос Аэлин. Охотница быстро поняла, в чем дело, и достала паранг, однако, видят боги, он ей не пригодится.
— Подожди, — рассеянно произнес Мальстен. Взгляд его словно подернулся туманом, и серо-голубые глаза стали так мало похожи на человеческие. Ни один человек не мог так смотреть: он словно вглядывался в душу каждого, чье тело контролировал.
Вся Рыночная площадь Грата обратилась в его марионеток. Связанные нитями, они продолжали вести свои дела, будто ничего не произошло. Но Мальстен заставлял их смотреть и выискивал стрелявшего взглядами множества глаз.
Одного из них он узнал. На третьем этаже здания, у окна, скрытый темнотой неосвещенного коридора.
Отар Парс.
Мальстен помнил, что командир малагорских кхалагари обещал убить его, если выдастся такая возможность. Нить прочно связалась с ним, парализовав волю.
Бэстифар направил его, или он пришел сам? — успел подумать Мальстен. Однако не было времени выяснять. Кхалагари устроили засаду, чтобы убить его и, что еще страшнее, убить Аэлин. По воле Бэстифара или нет — они были опасны, а Мальстен не понаслышке знал, что эти солдаты не отступают никогда.
Сюда явились далеко не все кхалагари. Всего двадцать человек — Отар Парс знал их расположение точно, и связать их нитями — пусть и не без труда — получилось за несколько ударов сердец.
Одной из марионеток стала Аэлин, хотя она и не знала об этом. Мальстену нужно было удержаться за кого-то, чтобы расплата не настигла его раньше срока. Аэлин бы не одобрила этого, но выбора не было. Времени на получение разрешения тоже.
