Кайа. История про одолженную жизнь (том Первый)

— Вот эта мошенница!

После этого толпа загудела еще сильнее и наш строй окружили.

— Мошенница! — кричали из толпы сначала по одному

— Мошенница! — начала скандировать толпа в унисон

Ко мне пробилась какая-то девочка, с заплаканным лицом, и рыдая, бросила мне, как перчатку:

— Я должна была быть на пятом месте. Ты барчонок украла у меня мою победу!

— Не надо так убиваться, — утешил я безутешную, — в следующий раз обязательно победишь!

— Вот гадина, издевается еще — начали ругаться "рядом с той стоящие", — скотина сибаритская!

Воспитатели явно растерялись и не знали, как угомонить осатаневших от, как им показалось, вселенской несправедливости, девочек.

В начале строя кто-то кому-то вцепился в патлы и раздался истошный визг:

— Еж твой клещ! Убери свои лапы от моих волос! Иначе я все твои вырву!

Кажется, что пора строиться "свиньей" и пробиваться в столовую.

— А ну прекратить беспорядок! — раздался суровый мужской рев

Девочки моментально затихли. Охрана, которая у учебного заведения весьма серьезная и суровая, подтянулась, дабы навести в этом бедламе порядок.

— Воспитатели, уведите тех воспитанниц, что не идут на ужин, в общежитие, — снова раздался громкий мужской голос.

В столовой. Стою, жду своей очереди на раздаче. Стоя позади меня, Яна мне шепчет на ухо:

— Блин! Сколько здесь торчу, впервые вижу такой ахтунг! Ну ты Красотуля и устроила переполох! Я в восхищении! К "восьмеркам" еще и старшие подтянулись! Чую, завтра будет немало наказанных!

Взяв еду и расплатившись очками, я только было пошёл к своему месту, как позади раздался возмущенный возглас Яны:

— Как это у меня очков нет? Должно было остаться ровно на ужин!

— Ничего не знаю! — ответила ей работник кухни, — Нет очков — бери черный хлеб и воду! И не задерживай очередь!

— Я заплачу за нее, — сказал я, представив, какими глазами будет смотреть на меня Яна, жующая свой кусочек черного хлеба. Это определенно испортит мой ужин.

— Красотуля, ты лучшая! — громко крикнула та, беря свое рагу и чай, после чего смачно чмокнула меня в щеку и повернувшись к работнице кухни, показала той язык.

Пока мы ужинали, до меня доносилось:

— Мошенница!

А когда мы уже заканчивали нашу трапезу, ко мне подбежала какой-то "пятачок", я заметил приколотую на лацкане ее пиджачка цифру 5, и пробубнив что-то там невнятное, вылила мне на голову и форму тарелку рагу и добавив к этому чашку чая, достаточно, блин, горячего!

После чего, пустилась на утек, но кто-то выставил ногу, и та растянулась по полу.

Девчонки из моего "особого" были готовы учинить над дерзкой малолеткой, которую на эту акцию наверняка подбила какая-нибудь старшеклассница, самосуд,

от которого "пятачка" спасла подлетевшая к ней и поднявшая ее на ноги за ухо, воспитатель. И утащила ее куда-то, под громкие стоны:

— Ай-ай-ай, больно! Отпустите!

— Это еще не больно! Больно будет потом! — пообещала той воспитатель.

Я снял с волос и формы, мясо и картошку, которой столь "любезно" меня угостили и тяжело вздохнул, под взглядами, которыми на меня смотрели присутствующие за столом.

Вернувшись в себе, скинул испачканную форму и хотел было отправиться в душ, когда Яна меня спросила:

— В ванну идешь?

— В душ, — ответил я, — сегодня не моя очередь принимать ванну.

Ванн на этаже всего две, так что воспитанницы пользуются ими по графику.

— Погоди, я сейчас все улажу! — сказала она и куда-то улетела, а через минуту вернулась с какой-то застенчивой на вид девочкой, как я понял, одной из тех, нормальных, которые недостаточно хорошо учились, для поступления в "обычные" классы, но чьи родители очень хотели, чтобы их чадо окончило именно это учебное заведение.

— Я тебе говорю, что это — для нашей Кайи! — сказала Яна, похлопывая ту по плечу, — ей нужна сегодня ванна!

— Ну ладно, я не против, — не смогла сказать "нет" та, после чего, Яна выпроводила ее из комнаты.

— Красотуля, — уселась радом со мной Яна, — ты меня сегодня угостила ужином, а я человек благодарный! Давай я тебе потру спину в ванне?

— Делай, что хочешь, — просто ответил я, у меня сильно разболелась голова, из-за погоды и всего того треша, что произошел за последнее время.

Оксана отсутствовала в комнате, иначе, будь она тут, у нее нашлась бы парочка-другая ехидных фраз о нашей совместной помывке.

В ванной. Лежу, расслабившись в воде, слушая, как струя наполняет ванну. В другом конце сидит Яна.

Рассматриваю ее. Я, само собой, и раньше видел обнаженных воспитанниц, когда был в душе или переодевался, но все мельком, торопясь на построение.

Теперь же могу неторопливо рассматривать то, что для меня в прошлой жизни было совершеннейшим табу. Голая несовершеннолетняя девочка.

Ничего особенного, с точки зрения "прекрасного" я не увидел. Худая, можно сказать тощая, не особо симпатичная, с маленькой грудью. Совсем не в моем вкусе, хотя к девочкам меня теперь и не тянет вовсе, но уверен, что мимо Яны, в прошлой жизни, я бы прошел, даже не обернувшись.

Единственное, что притягивало взгляд и завораживало — это сам факт того, что смотрю на запретное ранее.

Ванна набралась и Яна выключила воду.

— Вынь пробку и включи снова воду, — сказал я

— Зачем? — не поняла она

— Я люблю звук льющейся воды, — ответил я

Она заметила мой взгляд, которым я осматривал ее обнаженное тело.

— Я знаю, что симпатичная! Даже девчонки на меня засматриваются! — со смехом сказала она, — а парни так вообще, не могут взгляда отвести!

Я хмыкнул.

— Хотя, конечно, тебе Красотуля, я не ровня, — кисло сказала она, — у тебя и грудь с задницей больше, хотя ты и моложе меня. И красивее. И выше. И милее... И еще из такой Семьи! Эх! Если бы мне нравились не исключительно лишь парни, то я бы в тебя, совершенно точно влюбилась бы!

Она широко улыбнулась и хотела было схватить мою грудь руками, но осеклась, вспомнив, что такая, как она, просто так, без разрешения, хватать такую как я — не может. И снова оперлась спиной на стенку ванной. И от чего-то совсем повесила нос.

— Можно мне вымыть тебе волосы? — спросила она.

— Если хочешь, — ответил я, после чего развернулся и примостил свою задницу между ее ног.

Яна достаточно долго, минут десять мыла и массировала мою голову, в процессе чего, "закинула удочку".

— У тебя же, Красотуля, еще нет Прислужницы, верно?

— Нет, — ответил я

— Ну вот! А у каждой благородной барышни, такой как ты, обязательно должна быть Прислужница! Возьми меня, а? Лучше меня никого не найдешь! Точно тебе говорю!

— Яна, сейчас у меня ситуация такова, что мне никакая Прислужница не положена. А когда и если ситуация изменится — вот тогда и будет видно, а сейчас я не стану давать тебе никаких обещаний.

— Понятно, — ответила она, моя прядь моих волос.

— От меня отказались мать и отец, — продолжила она, начав рассказывать свою грустную историю.

Она сказала мне фразу, уже слышанную мной из уст Маргариты.

— Мы с тобой обе пострадали от любви! Когда мне было двенадцать, в полк, в котором служил мой папа, перевели офицера, из "знатных", такого красавчика, от которого взгляд было не оторвать! Мы с ним начали тайно встречаться. Он мне обещал замужество через четыре года, а я, как наивная дура, уши и развесила. Мы переспали, после чего он "помахал мне ручкой" и был таков. Говорят, что ему нравилось быть "первым мужчиной" у девчонок, во всяком случае, я была у него не единственной, как выяснилось. Потом, о нашей связи стало каким-то образом известно всему полку. Другим девочкам, из семей военных, запретили со мной общаться их родители. От всего этого, папа мой озверел. Он хотел было, поначалу, избить моего бывшего любовника, но тот был, во-первых, офицером, а во-вторых, из "знатных". Так что, если бы папа поднял на него руку, то угодил бы под трибунал. И, скорее всего, его выгнали бы со службы и сослали на каторгу. Так что, по итогу, всю злость он сорвал на мне, сильно меня избив. Сломав мне ребро и нос. После чего, я плюнула на все, раз уж сгорел сарай — гори и хата, и начала зажигать с различными мужчинами, за всякое. Мне уже было все равно. После тех слухов, что обо мне гуляли по всему нашему городку, в котором стоял полк, мне терять уже было нечего. Для всех я была просто малолетней шлюхой, а так хоть весело было. И подарки дарили. Папа больше руку на меня не поднимал. Он вообще больше со мной не разговаривал. И еще начал пить. А потом, тяжело заболел и испустил дух мой младший брат. Папа после похорон собрал вещи и ушел из нашей семьи, сказав мне, напоследок, что дочери у него нет. Мать же, после всего произошедшего, просто осатанела и недолго думая, отправила меня сюда, благо у нее, такая возможность имелась. Она военный фельдшер.

Вымыв как следует мою голову и смыв шампунь, Яна начала тереть мочалкой мою спину. Я слышал у себя за спиной ее тихие всхлипы.

"Не верь клятве наркомана, слезам шлюхи и улыбке прокурора" — всплыли у меня слова, которые я слышал незнамо где.

Хотя называть этого ребенка шлюхой, хотя по факту, она таковой и является, у меня язык не поворачивался. Ребенок же.

А потом я вспомнил другие слова. Слова Оксаны:

"Она пытается втереться к тебе в доверие корысти ради! Она всей своей жалкой душонкой ненавидит таких, как ты, богатеньких "плюшевых" принцессок. Так что эта ее якобы дружба — просто туфта! Пустишь — эту змею за пазуху, она обязательно укусит".

И правда, каждый раз, когда я ловил на себе ее взгляд, он каждый раз, хотя она и скрывала это за широкой улыбкой, был враждебен.

Я очень неплохо разбираюсь в поведении людей, особенно в том, когда это поведение носит отрицательный ко мне характер. Я параноик с многолетним стажем.

Яна — человек явно мне враждебный. Ничего личного, скорее всего классовая ненависть, из-за человека, что был ее первой любовью.

— Яна, это не спина, — сказал я, когда она начала мылить мою грудь.

— Прости-прости, я задумалась, — со смехом ответила та.

На следующее утро. После утреннего построения меня отвели не в класс, на занятия, а в учебную часть, где творилось настоящее столпотворение. Пансион продолжает, со вчерашнего дня, гудеть как растревоженный улей.

Оксана говорила, что в "виртуальной болталке" всю ночь обсуждали случившееся. И что многие из тех, кто участвовал во вчерашней акции протеста, понесли весьма суровое дисциплинарное взыскание. А "пяточка", угостившую меня рагу с чаем, саму угостили. Розгами. Эта экзекуция "невинной жертвы", выступавшей "за справедливость", еще сильнее разозлила и настроила против меня добропорядочных воспитанниц.

— Я видела ее табель успеваемости, — негодовала старшеклассница из "обычных", — как такое возможно, что воспитанница, у которой по математике сплошные тройки, набрала на олимпиаде очков больше, чем отличницы? Это явный обман и подкуп! Я, как глава "Совета Старшеклассниц", требую признать ее результат недействительным!

— Может это от того, — вставил в этот яростный монолог свои "пять копеек" я, — что их оценки были слегка завышены? Как вы, уважаемая публика, считаете?

Все взглянули на меня.

— Почему ты в спортивном костюме? — спросила присутствующая тут Директриса.

— Это от того, что вчера, за ужином, одна из несогласных с результатами, — с безмятежностью на лице ответил я, — угостила меня рагу и чаем. Так что, моя повседневная форма в чистке.

— Так, — сказала Директриса, — все те, кто не являются сотрудниками учебной части и не состоят в "Совете Старшеклассниц", покиньте помещение.

Большинство из присутствовавших, недовольно гудя, вышли.

— Кайа, — когда все посторонние, наконец, вышли и в помещении воцарилась тишина, Директриса обратилась ко мне, — мне неприятно тебе это говорить, но в связи с ээээ...слишком высокими баллами, что ты набрала — возникли, как ты успела, наверное, заметить, серьезные подозрения в том, что результаты, показанные тобой, были получены нечестным путем, что привело к ...ээээ... массовым протестам, со стороны других воспитанниц и чиновники из министерства образования, — она указала на женщину, безмолвно сидевшую в дальнем углу помещения, — приняли решение аннулировать твои результаты.

— Минуточку, — ответил я, — есть же данные объективного контроля! Помещение, в котором проходила Олимпиада, контролировалось техническими средствами! Просмотрите записи! Все, что я сделала — я сделала честно и сама!

— Да, мы просмотрели записи и ничего нарушающего правила мы в твоих действиях не обнаружили, — ответила вышеозначенная чиновница, — но мы пришли к выводу, что задание тебе попалось не случайным образом. И что решения ты знала с самого начала. Во-первых, это выходит из того, как быстро ты закончила свою работу. А во-вторых, оценки, тобою полученные за прошлые учебные года, показывают невозможность достижения тобой тех результатов, что ты показала.

Директриса добавила:

— Но, само собой, наше учебное заведение справедливо абсолютно ко всем воспитанницам, и мы не можем не дать тебе шанс доказать всем, что все это — лишь большая ошибка и ты свои задания решила честно, используя лишь свои знания.

На этом месте Глава "Совета Старшеклассниц" громко хмыкнула.

— Тебе, — продолжила Директриса, кинув на ту недовольный взгляд, — будет выдан новый вариант задания, составленный сегодня же. И результат, которого ты сможешь достигнуть, будет окончательным, не подлежащим сомнению.

Я спросил, с сарказмом в голосе:

— Когда я решу этот новый вариант, и количество баллов, набранных мной, вновь не понравится кому-то там, меня снова обвинят в том, что я все нечестно решила и всех подкупила?

— Нет, — твердо ответила мне Директриса, — это будут совершенно новые задания, составленные для тебя несколькими людьми. Так что никто не заподозрит тебя в жульничестве.

— Ладно, — ответил я, — раз, судя по всему, по-другому не получится, да будет так. Но! Если я достигну того же результата, то станет очевидным, что, отменив мой результат, со мной поступили несправедливо, так?

— К чему ты клонишь? — нахмурившись спросила Директриса.

— Как и любой человек, с которым обходятся несправедливо, я желаю компенсацию!

— И какую же компенсацию ты желаешь? — насторожилась Директриса, которая с одной стороны была практически уверена в том, что я не жульничал, а с другой, у меня и правда в табеле одни тройки по математике.

А чего собственно мне просить? У меня все есть и "режим" меня устраивает. И тут я, случайно, кинул взгляд на свой галстук.

Почему бы мне не "кастомизировать" свою форму? Заодно избавлюсь от этого мерзкого галстука-банта.

— Я хочу, — ответил я, — чтобы мне позволили заменить мой галстук! И разрешение на ношение своей собственной кокарды!

Мне всегда очень нравилась советская кокарда. Та, что с большой красной звездой, серпом и молотом. Было бы здорово прицепить подобную на свою кепку. Видок будет не такой пафосный, как был бы, будь у меня берет ученицы "обычных" или "одаренных" классов, но тоже очень оригинальный и запоминающийся.