Никто никуда не торопился, оба всё случившееся воспринимали, как должное. Действительно, поехали за урожаем, на обратном пути на кого-то нарвались, все мёртвые, а урожай украли. Дело житейское. Нечего панику устраивать. Люди не последние, урожай тоже.

— Огонь, — скомандовал Казак.

Рация ещё не отключилась, а тишину уже нарушил хлёсткий выстрел из винтовки. Голова пулемётчика взорвалась облаком кровавых брызг, оставив врага без половины огневой мощи. Одновременно с этим начал стрелять и я. Пули ударили в пулемётную башенку, высекая искры. Башня не имела сплошной защиты, она была сварена из стальных листов в форме шестигранной гайки, между которыми оставались просветы. Да и сверху она была открыта. Вот в них и надлежало мне попасть, чтобы хоть как-то зацепить пулемётчика.

Но зацепить его никак не удавалось, тогда как пулемёт, разразившийся громоподобными выстрелами, стал поворачиваться. Пули крушили камень, словно снаряды, а спустя ещё немного эта свинцовая волна должна была дойти до меня.

Но тут проявил себя Казак, он вывернулся из-под камней, не обращая внимания на град пуль и быстро, одну за другой метнул две гранаты. Не знаю, как у него получилось, но одна влетела в дверцу джипа, которую так и не успели закрыть, а вторая упала на голову пулемётчика в броневике.

Огненный выхлоп распахнул все двери джипа, а от взрыва в башенке голова пулемётчика полетела по воздуху. Готово.

Вот только всё было далеко от завершения. Во-первых, те, кто был внутри броневика, не пострадали, и теперь вели огонь через бойницы, точность попадания была никакая, но так просто их не возьмёшь. Кроме того, выжили те, кто сидел в кабине пикапа, было их трое, и теперь, спрятавшись за машиной, они вели огонь, причём, куда более прицельный, чем их товарищи под бронёй.

Меняя магазин, я стал переползать на свою прежнюю позицию. Тут снова отличился Леший, чья позиция была далеко позади моей, один за другим грянули три выстрела, отчётливо слышимые даже на фоне автоматных очередей. Когда я снова занял оборону, из-за пикапа уже никто не стрелял. Уже лучше. Где Казак? И что он задумал?

Оказалось, что задумал он всё то же, в воздух взлетела граната. И так же упала в башенку, разрывая тело уже мёртвого пулемётчика в фарш, а потом ещё одна. Последняя граната закатилась уже внутрь, вряд ли пулемётчик, нижняя половина которого скрывалась в кабине, был наглухо изолирован в броневой капсуле. Взрыв был сильно приглушён, из бойниц выплеснулось пламя. Теперь всё.

Казак встал во весь рост и махнул нам рукой. Понятно, уходим. Командир двигался как-то странно, слегка наклоняясь влево, когда мы оказались поближе, я разглядел, что левая сторона куртки у него пропитана кровью, зацепило.

— Пустяки, — крикнул он в ответ на мой незаданный вопрос. — Уходим, да не туда, в горы.

Приказ был странным. Но, опять же, командир знает лучше. Будем надеяться, что наши люди успели уехать далеко, и никакая погоня их уже не достанет. Мы поднимались по склону всё выше, оглянувшись, я даже разглядел вдалеке блестящую ленту реки. На одной из вершин оказалась удобная площадка, напоминающая арену с бортиками.

Здесь мы упали и стали ждать. Командир жадно хлебал живец из фляги.

— Куда мы идём? — спросил Леший. — Что там, на вершине.

— Там нет вершины, — отдышавшись, сказал Казак. — Там другое.

— И чем нам это другое поможет?

— Дроны не достанут, — коротко сказал командир.

Минут через пять, когда Казак пришёл в себя, мы снова побежали вверх по склону. Над местом недавней битвы уже кружили какие-то аппараты, вряд ли ударные, скорее, разведывательные. А мы двигались к гребню скал. К нашему удивлению, с другой стороны был обрыв, отвесная стена. Здесь заканчивался кластер, а в соседнем горы были куда ниже. Благо, здесь было невысоко, всего метра три, мы спустились и продолжили бег. Потом был новый спуск, на новой границе, так, двигаясь, словно по ступеням, мы спустились на равнину. Здесь под ногами был уже не камень, а мягкая земля, поросшая свежей травой. Вот только мы здесь, как на ладони, если поднимут дроны повыше, обязательно увидят, гора, через которую мы перебрались, отнюдь на Эверест. Но командир приказал бежать вперёд. Мы преодолели ещё два кластера, пока, наконец, нам не открылась странная картина.

До границы кластера шла сочная зелёная трава, а дальше она становилась чёрной. Что за фигня?

Спутники мои, похоже, были знакомы с этим явлением, а потому Леший немного приободрился, а Казак скомандовал ему:

— Держи Студента.

Снайпер подошёл ко мне и закинул мою руку себе на плечо. Он собрался тащить меня так, словно я ранен или без сознания. Ничего не понимая, сопротивляться я не стал, а потом и не смог, когда мы вместе ступили на чёрную траву. Голова закружилась, казалось, что верх и низ несколько раз поменялись местами, к горлу подкатила тошнота, но желудок ничего не вытолкнул из себя, потому что был пуст. В себя я пришёл через пару минут, я всё так же висел на плече у Лешего и даже пытался перебирать ногами.

— Здесь недолго, — успокоил меня Казак. — Метров сто всего, там отдохнём.

Эти сто метров показались мне настоящим адом. Всё сильнее накатывала мысль, что я вот-вот умру, а чернота всё никак не кончалась. Хотелось потерять сознание, но не вышло. Когда, наконец, всё закончилось, Леший аккуратно положил меня набок. Голова упала на зелёную траву, сердце перестало бешено колотиться, а воздух стал сытным.

— Это всегда так, когда в первый раз, — поведал мне сидевший рядом казак. — Мы вот бывалые, прошли, не напрягаясь. То есть, тяжело, конечно, но терпеть можно.

Вдалеке, за горами, раздались взрывы, техника муров, точнее, их хозяев, не сумев отыскать нас, просто бомбила склоны.

— Что это за дерьмо? — спросил я, приподнимая голову, почти все неприятные ощущения быстро проходили.

— Чернота, — просто ответил Леший, как будто всё и так было ясно.

— Это я вижу, — согласился я, — а что она такое, откуда взялась, и почему мне было так плохо?

— Чернота, — начал объяснять Казак, — это мёртвый кластер, он продолжает перезагружаться, но всё, что на нём находится, превращается вот в это, сложно сказать о химическом составе, я не узнавал, но трава напоминает стекло, очень хрупкое стекло. Всё, что сюда попадает, становится со временем таким же стеклом.

— А люди? — с подозрением спросил я.

— И люди тоже, если ты пролежишь на таком кластере несколько дней, то и сам станешь чернотой. Но нас это не интересует, главное, что чернота создаёт над собой поле, которое глушит любую технику. Электроника отказывает, двигатели глохнут, огонь не горит. Оружие не стреляет. Кстати, часы у тебя электронные? Можешь выбросить.

Я посмотрел на табло, действительно, часы потухли напрочь, никакие нажатия кнопок их уже не могли воскресить. Сняв с руки браслет, я зашвырнул часы подальше в чёрную траву, подняв небольшое облако чёрной же пыли.

— Допустим, — сказал я. — Дроны нас тут не достанут. А пехота? Нас ведь, наверное, можно в бинокль рассмотреть. Что им помешает прийти сюда и нас убить?

Казак задумался. Потом улыбнулся и сказал:

— Сдаюсь. Что помешает?

— Не смешно, — фыркнул я.

— А кроме шуток, — сказал он, — сейчас немного отлежимся и дальше пойдём, наша миссия далека от завершения, мы ещё многое не сделали.

— Это я понял, — кивнул я. — А можно весь список? Ну, чтобы ориентироваться в сделанном?

— Смотри, — начал он, — мы знали только примерный маршрут их рейдов. Теперь знаем не больше, вся наша заслуга в том, что смогли нескольких отстрелять. Но у них кадрового голода нет, им не страшно. В горах, дальше на запад, есть фермы, оборудованные под госпитали, но не такие, где лечат, а такие, где эффективно разбирают на запчасти. Нужно их найти. В идеале, уничтожить, но это задача на будущее. Возможно, получится ещё людей отбить.

— Да ты Наполеон, — заметил я.

— Людей отбить будет проблемой, — серьёзно сказал Леший. — Мы без транспорта остались, а те, кто на фермах томится, они ведь все едва живые будут, у них постоянно кровь сливают и вырезают органы. Даже если муров и внешников перебьём, как их через горы тащить?

— Значит, ограничимся разведкой, — спокойно сказал Казак и стал снимать куртку.

Ранений было два, оба пулевые. Оба в бок по касательной. Одно с выходным отверстием, второе без него.

— Пулю достанешь? — спросил он у меня.

— Могу попробовать, только я не хирург, — я пожал плечами.

— Попробуй, мы все не хирурги, да только рана не заживёт, если в ней инородное тело. Потом, конечно, вытолкнет, недели через две, а у нас столько нет. Давай уже, попытайся.

Он лёг передо мной и протянул кожаную сумочку.

— Живцом только полей, сразу и лекарство и дезинфекция.

Я полил раны из фляги, чтобы смыть кровь. Первая рана, та, что навылет, уже зарубцевалась. А вторая продолжала немного кровоточить. В сумочке был набор хирургических инструментов, точнее, только скальпель, пинцет и зажим, а ещё упаковка с нитью для шитья. Собственно, зашивать тут нечего, да и резать, думаю, не придётся. Я взял пинцет, полил его живцом и полез в рану. Казак сморщился и сунул себе между зубами ножны от ножа.

Пулю я нащупал быстро, вот только вытащить не получалось, она там, в ране, повернулась и встала поперёк. Можно попытаться вырвать с мясом, но можно и мягкий вариант попробовать. Я взял скальпель, скептически посмотрел на Казака. Командир побледнел и тяжело дышал.

— А обезболивающего нет? — спросил я с надеждой.

— Есть спек, но мне голова нужна ясная, — проговорил он сквозь зубы.

— Лучше уколись, — сказал ему Леший, — а то сдохнешь.

Казак закрыл глаза, немного подумал, но потом слабо кивнул.

Леший вынул из-за пазухи плоскую коробочку, открыл и вынул инсулиновый шприц с оранжевой жидкостью. Закатав рукав казака, он уколол его в плечо. Я ещё подумал, что наркотик мощный, раз такому бугаю кубика хватает.

— Дурь у нас лучшая, — заметил Леший. — Чистейшая и высокой концентрации. Если бы торговали, были бы в шоколаде.

Я кивнул, взял скальпель и приготовился резать. Нет, всё же хорошо, что мы в Улье. В обычном мире после такой операции больной быстро от сепсиса загнётся, а тут ничего, только живчиком полили. Всё же, резать человека нелегко. Я имею в виду не тот случай, когда режешь с целью убить, хотя и это бывает непросто, а когда режешь хорошего человека, которому не хочешь делать больно. Не зря хирурги много лет на трупах тренируются, это не только практика, но и воспитание цинизма, чтобы потом и к живым так же относиться.

Мелькнула мысль использовать свой дар, но, во-первых, пуля находится глубже, чем достают мои пальцы, во-вторых, она больше того болтика, могу и не вытащить, а в-третьих, пробовать такое на живом товарище я не решусь, мало ли что. В общем, буду резать.

Никаких хитрых разрезов я делать не стал, всё равно не умею. Просто сунул скальпель в рану и одним движением расширил её вбок. Сразу обильно потекла кровь, которую промокнул куском бинта сидевший рядом Леший. Плеснув в рану ещё живца, я снова взялся за пинцет. Или тут зажим нужен? Неважно. Пуля всё так же не желала выходить и поворачиваться, наконец, получилось её ухватить надёжно и потащить наверх, как была, поперёк. При этом разрывались ткани, и текло ещё больше крови, но Казак только блаженно улыбался. Когда раздался неприятный чавкающий звук, и пуля появилась на свет, мы снова промыли рану и наложили простенькую повязку из бинта и пластыря. Кровотечение останавливалось на глазах, не удивлюсь, если к вечеру рана затянется.

— Он в Улье десять лет, — заметил Леший, — такого убить непросто.

Ближе к ночи на ближайших горах стало заметно какое-то движение, кто-то кого-то искал. Но непосредственно за нами не пошли, не заметили или не захотели лезть в черноту. А мы, дождавшись, пока оклемается Казак, пошли ещё дальше, преодолев ещё метров триста мёртвого кластера. Теперь мне это далось легче, хотя по-прежнему мутило, и мучила слабость. Ничего, привыкну.

Глава пятнадцатая

Шли третьи сутки операции, сухпай подходил к концу, вода и живец тоже. Держались только люди. В свой актив мы записали разведку большой фермы, где, предположительно, держали людей, там же была вертолётная площадка, с которой запускали и беспилотники.

На вторую ночь мы отправились совершать диверсию. Надо сказать, это было полнейшим безрассудством, мы понятия не имели, какими датчиками охраняется их база, как дежурят часовые, есть ли камеры. Но Казак был, то ли азартным, то ли храбрым до безрассудства, то ли дураком. И мы пошли. Как ни странно, но всё нам удалось. Вертолётная площадка была частично разрушена взрывом, а также пострадал склад техники, в том числе и тех самых беспилотных аппаратов, которых все боялись. Потом, конечно,, охрана нас заметила. Но среагировала с небольшой задержкой, наверное, поверить не могла, что такое возможно.

А теперь везение закончилось. Это понимал я, это понимали и остальные. Мы отходили по горам, отстреливаясь от погони. Седалищный нерв подсказывал мне, что попали мы крепко. Горы, точнее, ряды каменистых холмов, не были сплошными, чтобы позволить нам медленно выбираться пешим ходом, прячась за камнями и отстреливая преследователей. Вся местность была пронизана дорогами, шоссе и просто тропами, которые можно перекрыть, поставив огневые точки в нужных местах. А двигались они быстрее нас. Уже дважды мы закладывали крюка, чтобы не нарваться. Требовалось всего-то пересечь несколько метров дороги, но там уже стояли броневики с пулемётами.

В коротких боестолкновениях мы пока одерживали верх, в основном, за счёт мастерства Лешего. Удалось подорвать гранатами две машины, но особых потерь они не несли, тем более, что лучше нас знали местность и действовали методично, загоняя нас в угол. Это им в итоге удалось. Нас прижали к пропасти, где мы, засев намертво, отстреливались, считая каждый патрон и прикидывая, как можно дороже продать свою жизнь. В короткую минуту затишья, мы договорились подорваться гранатами, когда враги подойдут.

Но и враги наши были, возможно, злодеями, но уж никак не дураками. Они нам такой возможности не дали. Очень скоро прилетел один из дронов (починили или получили новый), шквальный огонь результатов не дал, а может, просто не смогли пробить. Несколько небольших ракет не оставили нам выбора, небольшой каменный пятачок, позади него пропасть, а впереди враги, мечтающие порезать нас на части.

Мелькнула мысль, что можно броситься в атаку и погибнуть от пуль, это всё же лучше, чем собирать по камням свои внутренности и оторванные ноги. Но мысль эта именно мелькнула, а сразу после этого я получил страшный удар, и сознание погасло надолго.

Когда вернулась способность видеть, слышать и хоть как-то воспринимать окружающую действительность, я разглядел, что Леший лежит неподалёку, ствол его винтовки согнут в дугу, приклад расколот в мелкие пластиковые щепки, а голова отсутствует. Вокруг тела покойного снайпера камень окрасился красным.

Напротив меня сидел Казак, его куртка стала красной от крови, сквозь многочисленные прорехи виднелись кровавые раны. В руках он держал флягу с живцом, из которой понемногу отхлёбывал.