Ваше Величество?! 2. Ютон

— Тено, — мужчина, несколько удивлённый подобной реакцией, всё же нуждался в решении своей проблемы. — Мне надо... выйти.

Влада, сначала непонимающе на него посмотрела, затем повернула голову в сторону принесённых вещей и ненадолго задумалась.

— Я вас не подниму, — озвучила результат раздумий. — Давайте, сейчас, как есть, а утром что-нибудь придумаем. Я вернусь минут через десять.

Она, не дожидаясь возражений, погладила мужчину по плечу и поспешно вышла. Вернулась, как и обещала, через несколько минут.

Пока она ухаживала за де Графом, у него на глазах выступили непрошеные слёзы от бессилия и унизительной ситуации. Император огромной страны, выполняет грязную работу какой-нибудь неграмотной служанки. И даже на необитаемом острове она вправе ничего не делать в силу статуса. Хотя, за столько лет, де Граф понял, что не в её характере сидеть без дела, когда остальные работают. Но можно же было поручить уход за ним другим, той же жене лавочника, например.

Все процедуры и долгое бодрствование отняли и без того невеликие силы, и мужчина задремал. Дрёма перешла в сон, сквозь который ему показалось, что кто-то ночью крепко его обнимал, плотно прижавшись к голой коже. Ему казалось, что через эти объятья вливаются силы, которых так не хватало измученному и истощённому телу. К разочарованию, наутро проснулся в одиночестве. Солнце уже встало и освещало ещё низкими лучами примитивную хижину.

Вскоре пришла Влада с фруктовым завтраком на широком пальмовом листе. А ещё через полчаса повторилась унизительная процедура. Де Граф терпел, еле сдерживая раздражение, но под конец не выдержал. Девушка как раз закончила его вытирать и повязывала ткань на манер подгузника.

— Тено! Не смейте больше этого делать! — несмотря на слабость и тихий голос, прозвучало всё равно грозно. Де Граф сам не мог понять, почему и на что так разозлился. На свою беспомощность или на то, кто именно за ним ухаживает.

— Вы, в конце концов, император! Не забывайте об этом. А выполняете работу, на которую не всякая служанка согласится. У вас что, совсем нет понимания приличий и собственного достоинства?

Хоть самому было неприятно читать нотации, тем не менее князь высказал ещё несколько предложений на тему того, что можно и что нельзя делать юной девушке даже независимо от титула. Влада всё это время стояла низко опустив голову. Де Граф не был уверен, но ему показалось, что её губы подрагивали.

— Извините, — с виноватой интонацией произнесла девушка, когда он закончил, утомившись длинной эмоциональной речью. Подхватила горшок с водой и грязные тряпки и поспешно ушла, почти выскочила из хижины.

Вместо облегчения от того, что сорвал раздражение, де Граф почувствовал себя ещё хуже. Будто щенка пнул. Но извиняться уже было не перед кем. Какое-то время он лежал, то возвращаясь мыслями к своей обидной и оскорбительной речи, то забываясь в не приносящем облегчения сне. Ближе к полудню мужчина собрался с силами и смог сесть, чтобы следующим движением упасть с лежанки на земляной пол. Наверно, с час лежал, отдыхая и только потом смог с трудом доползти два шага до стены и устало к ней привалиться.

Сквозь щели в плетёной стене хорошо просматривалась площадка перед входом в хижину. На ней лежала небрежно брошенная охапка длинных, в рост листьев. Часть из них уже была нарезана на ленты, сложенные рядом.

Чуть в стороне, под навесом, из обложенного камнями очага поднимался едва заметный дымок. Там же стояло несколько грубых, кривоватых горшков и корзин. И никого. Можно бы предположить, что отсюда мало что видно, и все с другой стороны хижины, но не доносилось ни одного звука, характерного для присутствия людей. Не могли же все разом уйти по делам? Де Граф пристальней всмотрелся в навес. Непохоже, что им пользовались многие.

Со стороны моря, почти невидимого из неудобного положения, пришла Влада всё в том же неприличном виде. Босиком, в коротких обрывках штанов и лёгкой рубахе без рукавов на голое тело. Опять поднялась волна негодования. Даже последние маргиналы и городские бродяги постеснялись бы в таком ходить.

Девушка, не подозревая, что за ней наблюдают, раздула в очаге огонь и поставила вариться принесённого с собой большого омара. Сама уселась у кучи листьев и чем-то, похожим на устричную раковину, стала разделывать листья на ленты. Когда она закончила, омар не только успел приготовиться, но и остыть, будучи выложенным из горшка на пальмовый лист.

Аккуратно очистив мясо от красного панциря, Влада сложила большую часть в глиняную тарелку, добавила сбоку нарезанных фруктов и остановилась, не дойдя пару шагов до хижины. С обидой покосилась на неё, потопталась на месте, но, к облегчению мужчины, всё же вошла. Когда она замерла, де Граф вспомнил, что фактически запретил к нему приближаться, и испугался, что Влада не сможет нарушить этот приказ. Но, видимо, она или не восприняла это приказом, или всё же нашла способ его обойти.

...

Сказать, что я обиделась, это ничего не сказать. Я не рассчитывала на глубокую благодарность, но и на ровном месте получить выговор совсем не ожидала. И говорил-то всё верно про приличия и прочее, но совсем не к месту и не ко времени. Будто снова оказалась в далёком детстве, получая нагоняи просто так, за то, что вообще существую.

Немного посидев, успокаиваясь, я пошла в лес, искать материал для корзины. Дела всё равно никуда не денутся, а если продолжит разговаривать в том же духе — сделаю кляп из какой-нибудь тряпки. Силы у него сейчас совсем нет, сопротивляться не сможет.

До полудня нашла подходящий куст, похожий на гигантский ананас. Листья с него притащила к хижине и часть успела нарезать на тонкие ленты. На обед пошла проверить рыбные ловушки. Остаться голодной уже давно не боялась, ловушки стабильно приносили рыбу или, как на этот раз, огромного лангуста. Пришлось повозиться, чтобы без потерь вытащить его из морды и принести домой.

Идти в хижину не было никакого желания. Но и оставлять беспомощного человека без присмотра и голодным не позволяла совесть. Чувство долга всё же победило, к тому же днём он не требовал особого ухода, так что набрав в тарелку еды, я пошла кормить князя. Не дойдя до входа каких-то два-три шага, замерла, не в силах двинуться дальше. Вот не идётся, хоть что делай. И в голове только одна причина — не хочу и всё! Но желание не может измениться так внезапно и кардинально. Тем более, что даже при нежелании ничто не должно мешать зайти внутрь.

Разумным объяснением показалось только чьё-то вмешательство в мою свободную волю. И кандидат тоже нашёлся — господин де Граф сам запретил к нему приближаться, забыв, что его приказы я, вроде как должна исполнять без колебаний, раздумий и будто это мои собственные желания. Получается, он сам себе злобный Буратино, ни поесть ему теперь нормально, ни умыться. Но и мне такое положение совсем не по душе. Хижина-то одна, мне что теперь, спать на улице или строить ещё одну? Он хотя бы понимал, что говорил, или это было в бреду и неосознанно? А если не понимал, то и приказ недействителен. Мысленные рассуждения продлились недолго. Сумев убедить себя в том, что князь не отдавал приказ сознательно, я почувствовала ослабление странного нежелания заходить в хижину. Пока обманутая печать не заработала снова, поспешно вошла.

Де Граф лежал в углу в неудобной позе опираясь на стену. Моё появление он встретил с явным облегчением. Я поставила тарелку на лежанку.

— Удобно? — издевательски спросила у скрючившегося в углу хижины мужчины. Удивительно, как он вообще смог туда добраться. — Я, кажется, уже говорила, что мне тяжело вас поднимать?

— Тено, — он начал было что-то говорить, но я его перебила.

— Тихо! Молчите, пока ещё чего не наговорили.

Мне показалось, или на его лице промелькнуло раскаяние и стыд?

С огромным трудом всё же удалось затащить его обратно на лежанку. Даже с его слабой, практически незаметной помощью, процесс занял достаточно времени. В прошлый раз было легче, тогда он лежал на плотике и вокруг не было стен, можно было подтянуть верёвками.

Обед прошёл мирно, и я оставила начавшего дремать мужчину, пообещав вернуться вечером. О прошлом разговоре никто не упоминал.

...

Почти весь следующий день де Граф проспал. Это было не болезненное забытье, а обычный сон выздоравливающего человека. Только ближе к ночи, когда Влада явно привычно и совсем по-домашнему пристроилась под боком, обнимая за талию, появилась возможность для разговора.

— Тено, — тихо позвал он, пока девушка не уснула. — Сколько времени прошло?

— Дней пятнадцать или чуть больше, — почти сразу получил ответ.

— И всё это время я... — он не закончил предложение, и так понятно, о чём вопрос.

— Угу, — покладисто согласилась девушка.

— И вы...

— Угу, — теперь он ещё и почувствовал, что она кивнула, не дав договорить.

— А как же остальные?

— Их нет, — простой краткий ответ. — Они с неделю назад сели в лодку и отчалили. Я не видела, чтобы возвращались, — в голосе не слышалось злости или обиды. Равнодушная констатация факта, словно не её бросили на острове с бессознательным человеком. В голове такое не укладывается.

— Но как? Почему?

Влада тихо вздохнула и крепче обняла.

— Вы, наверно, не помните. Когда вы заболели, они решили, что вы заразный, испугались и прогнали. Я ушла с вами. Что они ещё не поделили и почему уплыли, не знаю. Больше мы с ними не общались.

Де Граф помолчал, что-то решая для себя.

— А эта хижина? Нашли местных жителей?

— Единственные местные здесь мы с вами. Хижину строить пришлось, не на земле же спать. Несколько дней провозилась.

— И посуду? — мужчина припомнил глиняную миску. К тому же рыбу в чём-то ведь варили.

Получив и на этот вопрос утвердительный ответ, де Граф задумался. Он сам в свои сто сорок лет вряд ли смог за неделю-две поставить хотя бы такой дом и изготовить посуду. И всё без инструментов. Он даже не представлял, как и с чего можно и нужно начать! Как мало он знает о своём императоре. И не стремился узнать, если говорить честно. Словно она всегда была императором, без прошлой жизни, своих привычек, пристрастий и прочего. Хотя она сама о себе не рассказывала и смирилась с объявленным статусом. Известно только, что жила одна в крошечном помещении, работала кем-то вроде счетовода, и то, не отправь тогда Первый в её мир, не знал бы и этого. А, да! Ещё, в детстве из дома сбежала. Вроде от отчима, если правильно помнит.

— Вас этому в школе учили? — он припомнил давнее объяснение на тему системы образования и спросил почти наугад.

— Школе этого не надо, — отмахнулась Влада. — Я даже не знаю, учат ли такому специально. Это у меня много всего в голове есть, что у обычного человека и не появится. Особенности воспитания, — она как-то иронично хмыкнула и плотнее прижалась к боку де Графа, словно набираясь храбрости.

— Я с мачехой с шести лет жила, — неожиданно заговорила он после долгого молчания. Де Граф даже успел задремать. — Мать умерла при родах, отец лет через пять женился второй раз, а через год погиб на пожаре, спасая кого-то. Раисе я только мешала, но это потом поняла, когда подросла, а до этого всё старалась стать правильной и хорошей. В школу она меня сразу сплавила, хотя обычно туда с семи принимают, а мне едва шесть было. Там тоже никому не нужна. В классе тридцать человек, кого волнует один из них? Дома Раиса постоянно шпыняла, всё ей не то и не так. Думала, буду хорошо учиться, помогать по дому, то хотя бы похвалит, не до хорошего. Всю начальную школу приносила одни пятёрки, дома ни пылинки, готовить научилась. И всё без толку.

Потом Раиса привела в дом Гришу, мне уже лет девять или десять было, тогда уже что-то да понимала. На меня совсем перестали обращать внимание. Только если дома не прибрано и обеда нет, орали в два голоса.

Тогда как раз добралась читать приключенческие романы. В библиотеке всё свободное время проводила. Ну и решила, что сбегу и буду жить в гордом одиночестве, всё равно никому не нужна. Мозги и тогда уже были, сообразила, что просто так уйти нельзя, далеко не доберусь и не проживу долго без подготовки. В библиотеке интернет был, пересмотрела множество роликов по выживанию. На учёбу забила, копила деньги на поезд, уехать на юг, где всегда тепло, чтобы там жить. Бутылки собирала, машины мыла, соседских собак выгуливала. Много ли лет в десять-одиннадцать наработаешь?

А потом Гриша нашёл мои сбережения. Опять орали, что наворовала, грозили в детдом сдать. Я после этого разузнала про детдома. Подготовительная колония для будущих преступников. Узнала также, что если бы сбежала, то туда бы вполне могли поместить.

Влада сделала паузу, собираясь с мыслями. Де Граф осторожно положил руку ей на спину в ободряющем жесте, боясь спугнуть момент. Такого признания о детстве он никак не ожидал.

— Этот побег накрылся медным тазом, — продолжила девушка. — Ещё с год, наверно, бунтовала. Эти тогда за мной следили тщательно. Шаг вправо, шаг влево — ор и скандалы. Что не по их — тоже самое. А не по их было всё. И раньше пришла — чего припёрлась, и позже — где шлялась. И почему жрать не готово, вчерашнее они не едят... После очередного скандала, когда мне заявили, что максимум, что мне светит, так это работа уборщицей или проституткой, решила, что хватит и надо от них всё же уходить, как можно скорее. Единственный вариант увидела в поступлении в ВУЗ и получить койку в общаге. А это уже только после школы, и ещё экзамены сдать достойно. Снова взялась за учёбу и, как только получила аттестат, уехала поступать.

Де Граф слушал тихий голос, а перед глазами вставали живые картинки. Неосознанно девушка делилась с ним воспоминаниями. Князь будто видел их, но отстранённо, как бы со стороны.

Маленькая девочка стоит перед свежим земляным холмиком. Рядом другой, уже старый, но ухоженный. В торце высится высокий мраморный камень с надписью. Буквы расплываются, но удаётся прочитать два слова "Катрин ДЕСАМОН", именно так, всё большими буквами. И над надписью портрет улыбающейся красивой блондинки. Похожая надпись и на табличке на грубом деревянном кресте у свежего холмика. Только имя другое — Ярослав.

Середина весны. Деревья ещё без листвы, но трава зеленеет там, где её не засыпали свежей землёй. Моросит мелкий неприятный дождь. Какая-то женщина под зонтом берёт девочку за руку и уводит. Женщину можно было бы назвать красивой, если бы не брезгливое выражение лица и не недовольный взгляд.

Она идёт торопливо, перешагивая лужи, и совсем не обращая внимания, что девочка за ней не успевает и вынуждена бежать прямо по грязи, пачкая сапожки и забрызгивая подол пальто.

— Что ты за свинья такая? — женщина всё же увидела грязную одежду и принялась отчитывать ребёнка недовольным голосом. — Вся уделалась. Мне, что ли, за тобой стирать?

...

Радостно-возбуждённый гомон большой разновозрастной толпы детей и подростков. Все одеты в одной сине-белой гамме. Мальчики в пиджачных костюмах, девочки — в белых блузках и юбках по колено. Влада растерянно стоит чуть поодаль. В этой толпе она самая маленькая и единственная, без букета в руках.