| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Передовой отряд испанцев, высланный на Гваделупу, исследует в спешке оставленные хижины. Они находят двоих испуганных детей, привязывают им на руки колокольчики, чтобьп убедить родителей в своих добрых намерениях. Там же они увидели сети, хлопчатобумажные лески, крючки из панциря морской черепахи и другие приспособления для ловли рыбы, а также луки, стрелы и "своего рода фрукты, похожие на зеленые шишки ели, но значительно крупнее. Внутри у них была сочная мякоть, как у арбузов, только более сладкая и более ароматная".
На этот раз испанцы обнаружили неядовитые фрукты. Это были ананасы. А вот в искусно сделанной посуде они обнаружили нечто весьма неприятное — остатки трапезы людоедов.
Кстати, часто случалось так, что завоеватели принимали, например, разделанные и приготовленные в пищу части тела обезьян или свидетельства культа предков за людоедство, часто оправдывая этим многие свои преступления. Но в данном случае наблюдения испанцев были правильны. Воинствующие карибы распостранились с Южно-Американского материка и с Малых Антильских островов и укрепились на западной части Пуэрто-Рико и в гористых местностях западного побережья Эспаньолы. Они были искусными моеходами, строили двенадцатиметровые лодки, которые могли поднять до пятидесяти человек. Лодки были снабжены веслами и хлопчатобумажными парусами. Карибы могли прокладывать курс ночью, ориентируясь по звездам. Они, вероятно, превосходили араваков в отношении общественного устройства и ремесленных навыков. В отличие от араваков карибы не подстригали волосы ни спереди, ни сзади. Они красили древесным углем в черный цвет места вокруг глаз, что придавало им устрашающий вид. Карибские женщины тоже носили оружие. Икры ног они обматывали кольцами из хлопковой пряжи и этим отличались от большинства взятых в плен женщин-араваков. Рабыни-араваки должны были, как правило, возделывать посадки маиса, маниока и бобовых. Захваченных араваков-мужчин съедали. Однако нельзя считать, что карибы питались исключительно захваченными соседями. Им значительно более по вкусу были лангусты, которых они вылавливали ночью при свете факелов. Они были также очень трудолюбивыми рыбаками.
После конфликта в бухте Самана Колумб на Малых Антилах столкнулся с карибами вторично. Скоро карибы заставили себя бояться. Даже в XVII веке они оказывали ожесточенное сопротивление продвижению европейских колонизаторов. Сегодня последние представители карибов, обреченные на вымирание потомки когда-то многочисленных племен, живут в резервации на Доминике.
У Малых Антильских островов испанцы натолкнулись на находку, которая их очень удивила, — на остов европейского корабля. Не доказательство ли это тайного "предоткрытия" Америки? Загадку легко разгадает тот, кто изучит карту течений Атлантического океана.
Во время стоянки у Гваделупы в бедственное положение попали Диего Марквес и еще шесть искателей приключений. Они осуществили вылазку на сушу и заблудились в дебрях густых лесов. Колумб, решивший, что самовольная отлучка вызвана жаждой золота, был так разъярен, что хотел отчалить от острова, не дожидаясь возвращения ушедших. Но потом их товарищам удалось переубедить Адмирала. Только через четыре дня пропавшие появились на рейде кораблей в состоянии, достойном всяческого сожаления. Четыре дня и четыре ночи они пытались найти дорогу назад, но днем, в лабиринте джунглей, солнца совершенно не было видно. Поэтому ночью они часто залезали на деревья и ориентировались по звездам. Предприимчивый Диего Марквес понес суровое наказание. Адмирал велел заковать его в цепи. Остальным искателям золота был сильно урезан паек. Взяв курс на Эспаньолу, эскадра 10 ноября покинула Гваделупу.
Вскоре было открыто много новых островов, которым дали названия: Санта-Мария-де-Монсеррат (Монсеррат), Санта-Мария-Антигуа (Антигуа), Санта-Мария-ла-Редонда (Редонда). Ночь с 11 на 12-е корабли провели с подветренной стороны острова Сан-Мартин (Невис), а утром с якорной стоянки открылась новая цепь островов: Сан-Георгий, Санта-Анастасья, Сан-Христофор. На каждом острове возвышались конусы вулканов. Острова были бедны водой и покрыты редкой растительностью.
Четырнадцатого ноября подошли к острову Санта-Крус. Когда Колумб попытался приблизиться к большой группе женщин и детей индейцев-араваков, согнанных сюда карибами, дело дошло до вооруженного столкновения. Карибская команда лодки из четырех мужчин и двух женщин бесстрашно попыталась преградить путь к берегу двадцати пяти испанцам. Двое испанцев были ранены, причем один — смертельно. У кариба, единственного, которого удалось схватить, кишки вывалились из раны на животе, когда его поднимали на борт "Марии-Галанте". Осмотрев раненого, корабельный врач велел выбросить его, как крысу, за борт. Индеец, засунув внутренности в живот и придерживая рану рукой, поплыл к берегу. Конкистадоры догнали его, связали и опять бросили в воду. Кариб и на этот раз пытался освободиться от пут и плыть к берегу. Тогда его пристрелили из арбалетов.
Но победители здесь не задержались, а поплыли дальше на север, где увидели круглые горные вершины островов "Once mil Virgines" — "Одиннадцати Тысяч Дев" (название острова получили в честь легенды о святой Урсуле и ее одиннадцати тысячам дев. Сейчас — Виргинские острова). Острова, которые "самым чудесным образом не походили друг на друга", были испещрены расщелинами, на одних "совершенно голые скалы были пурпурно-красные", на других "ослепительно-белые". И все-таки предпоследний крупный остров, открытый во втором плавании, который Колумб назвал в честь Иоанна Крестителя — Сан-Хуан-Батиста (Пуэрто-Рико), произвел на доктора Чанка наибольшей впечатление:
"Этот великолепный остров кажется самым плодородным. Карибы часто его посещают, чтобы взять в плен его обитателей, они захватывают и увозят с собой всегда очень много народа. Островитяне же не имеют лодок и не обладают никакими мореходными знаниями". "Склоны гор здесь покрыты самой великолепной зеленью. Она похожа на зелень садов Валенсии", — дополнял Христофор Колумб.
На остров вслед за карибами скоро придут другие, более бесцеремонные завоеватели. В 1509 году началась испанская колонизация Пуэрто-Рико. О ее последствиях Лас Касас писал: "...здесь на ни в чем не повинных индейцах испанцы оттачивали технику неслыханных зверств... Они убивали, сжигали, топили их, травили свирепыми собаками, а на остальных взваливали непосильный труд, в особенности на горных заводах, и терзали и мучили их до тех пор, пока они вместе и порознь не были уничтожены и истреблены".
Двадцать второго ноября на горизонте показалось плоское, поросшее лесом восточное побережье Эспаньолы. Дымка покрывала горы, и поэтому их не было видно. Многие начинали сомневаться в навигационном таланте Адмирала, несмотря на то что плывущие с ними индейцы, как и Колумб, считали, что показавшийся впереди остров — это именно их остров. И только когда у бухты Самана три индейца, взятые здесь в прошлый раз в плен, бегут, рассеиваются последние сомнения.
Влекомые попутным пассатом корабли спешат навстречу форту Навидад. По пути Колумб распорядился разведать местность западнее мыса Изабелла для основания здесь поселения. Чанка рассказал, что здесь они наткнулись на ужасную находку: "Когда мы обследовали реку [Яки], кто-то нашел на самом берегу два трупа. У одного была привязана веревка на шее, у другого — на ноге. На следующий день мы нашли еще два трупа, причем один имел густую бороду. У многих зародились самые скверные подозрения, так как у индейцев бороды не растут".
Очень обеспокоенный, Колумб взял курс прямо на Навидад и достиг его бухты 27 ноября. Корабли, не желая повторить судьбу "Санта-Марии", отдали якоря. Гарнизон крепости предупреждают о прибытии стрельбой из пушек и сигнальными огнями. Никакого ответа. Только слышны треск горящих факелов да кваканье лягушек, устроивших себе жилье в паукообразных корнях мангров. Наконец, за два часа до полуночи появляется каноэ, но среди прибывших нет ни одного европейца. Это посланцы Гуаканагари. Они то и дело робко выкрикивают: "Адмирале! Адмирале!" — и соглашаются подняться на борт лишь после того, как Колумб осветил свое лицо факелом. По их словам выходило, что с испанцами все в порядке, хотя некоторые и стали жертвами болезней. Посланцы вручили от имени Гуаканагари две украшенные золотом маски и объяснили, что касик не может прибыть сам, потому что ранен. Рану он получил во время битвы с воинами касика Каонабо — "господина золотого дома", правителя богатой золотом Сьерры-Сибао. На остальные вопросы индейцы отвечают уклончиво, и Адмиралу остается лишь гадать, что же случилось.
Утром, еще в сумерках, он сходит на берег и находит крепость сожженной дотла. Только отдельные ветхие лоскуты одежды, разбитые сундуки и обуглившиеся европейские предметы обихода говорят о том, что здесь когда-то жили испанцы. Колумб сразу приказал вскрыть потайную яму, предназначенную для хранения награбленного золота. Она оказалась пуста. Судьба жителей Навидада оставалась загадочной. Только спустя несколько дней Чанка записал: "В хижинах индейцев мы нашли много вещей, которые принадлежали испанским поселенцам и не могли быть выменены на золото. Например, очень красивый мавританский плащ, который не разворачивали с самой Испании... и другие предметы одежды, а также якорь, оставленный Адмиралом здесь с первого плавания... Потом мы вернулись туда, где находилась крепость. Когда мы подошли, там собралось много индейцев. Они пришли в себя после нашего прибытия и менялись с нашими людьми на золото. Они показали матросам место, где лежали тела одиннадцати испанцев, уже совершенно скрытые разросшейся травой. Индейцы в один голос заявили, что их убили люди Каонабо и Майрени. Послышались, однако, и громкие сетования на то, что один из испанцев захватил трех женщин, другой — даже четырех. Из этого мы заключили, что причина несчастья — ревность".
Нет, не ревность была причиной. И хотя сейчас никто не может с полной достоверностью разъяснить события того времени, случилось, как считает Лас Касас, следующее: Пьедро Гутьерес и Родриго Эсковедо, очевидно недовольные умеренным режимом, какой ввел Диего де Арана, восстали против него. Во время конфликта погиб по крайней мере один матрос. В довершение всего они и девять примкнувших к ним человек направились, чиня в пути разбой, насилия и поджоги, в "золотые горы" касика Каонабо, чтобы там ковать свое счастье. Но они встретили там не золото, а смерть. Индейцам не составило труда разбить малочисленную группу. Потом воины Каонабо стали уничтожать каждого встреченного испанца и в конце концов врасплох напали на форт. Ночью Каонабо поджег крепость и перебил растерявшихся европейцев. Восемь испанцев пытались спастись в море, но утонули.
Во всей этой истории не совсем ясна роль Гуаканагари. Когда Колумб его посетил и врач Чанка осмотрел касика, он не нашел на его теле ни одного повреждения, но многие другие индейцы имели ранения, часто тяжелые, нанесенные определенно не испанским оружием. Поэтому объяснение касика, что воины Каонабо напали и на них и они не смогли оказать помощь людям форта Навидад, можно принять за правду. Видимо, робкий Гуаканагари придумал себе болезнь, боясь мести испанцев. В последующие годы он часто доказывал верность чужаками, хотя испанцы вознаграждали ее только нарушением своих обязательств. Колумб решил оставить дело без дальнейшего расследования. Адмирал рассудил, что будет мало пользы от того, что он разделается с единственным стоящим на стороне испанцев вождем племени. Касика опять признали, и он посетил Колумба на корабле, где его больше всего поразили лошади.
С таким решением Колумба был абсолютно не согласен монах Буйль. Папский нунций, видимо, хотел начать свою миссию обращения в святую веру с сильнодействующего средства, так как требовал казни Гуаканагари. Колумб энергично отклонил дерзкое требование, продиктованное, надо думать, христианской "любовью" к ближнему, и таким образом нажил себе первого врага среди руководства флотилии.
Уже в начале декабря было принято решение о строительстве нового поселения. Оно будет находиться юго-западнее одноименного мыса, на полпути между сегодняшним Монте-Кристи и Пуэрто-Плата, и будет названо в честь королевы — Изабелла. Выбор оказался неудачным. Как вскоре выяснилось, до питьевой воды отсюда было далеко, а гавань не подходила для судов большой осадкой. Местность же была крайне нездоровая. Но у Колумба не было времени заниматься дальнейшими поисками. Уже через неделю после прибытия заболело двести человек. Отсутствие каких-либо записей с 11 декабря 1493 по 12 марта 1494 года говорит о том, что малярия не пощадила и самого Колумба. Корабельные запасы сухарей и муки были на исходе, а мельницы для обмолота привезенного с собой зерна еще не построены. Индейцы, которые в первые дни приносили маниок в другие продукты питания, больше не показывались. Не хватало не только продуктов питания. Предприимчивые испанские дельцы поставили бракованные бочки для вина, и большая часть его вытекла в пути. Обман царил повсюду. Например, не менее хитроумные кабальеро-конники после блестящего парада в Севилье обменяли не без выгоды для себя своих породистых лошадей на старых меринов.
В сложившейся обстановке испанцы начали роптать. Их, не привыкших в большинстве своем ни к тяжелой работе, ни к лишениям, особенно возмущал тот факт, что Колумб приказал раздавать провизию только тем, кто работает. Волей-неволей пришлось вспыльчивым идальго принять участие в строительстве церкви, административного здания, складских помещений, а также домов для жилья. Сопротивление Адмиралу не прекращалось. Среди прочего Овьедо сообщает о просто смешном раздоре с монахом Буйлем: "По мнению прелата, Адмирал был бессердечный. А так как прелат считал себя здесь наместником папы, он сразу пустил в ход контрмеры. Как только Колумб предпринимал что-нибудь, что святой отец считал несправедливым, он тут же предавал Адмирала анафеме и не служил больше мессу. Тогда Колумб со своей стороны прекращал выдавать ему продукты приказывал лишить пропитания не только самого Буйля, но всех проживающих с ним в доме и поддерживающих его". Конфликт возобновлялся неоднократно, но среди "добрых христиан"-испанцев не оказалось ни одного, который разделил бы свой хлеб с пастором, поэтому он в конце концов вынужден был уступить.
Ни недоразумения, ни лихорадка не сломили Адмирала. Он проявляет большую активность в осуществлении далеко идущих планов. Уже во вторую неделю января он послал пятнадцать человек во главе с Алонсо де Охеда на разведку земли, названной Сибао, которая, по рассказам индейцев, была гористой местностью, очень богатой золотом. Де Охеда сообщил о дружеском приеме и принес большое количество наносного песка, в котором было видно много золотых вкраплений.
Второго февраля Антонио де Торрас по заданию Колумба покидает Изабеллу и с двенадцатью каравеллами направляется в Испанию. Он везет письмо, в котором Адмирал испрашивает позволения послать сначала только образцы золота, доставленного Охедой. Он просит также оказать помощь колонии: "Здесь нужны одежда, кожа, холсты, медикаменты и подлежащие хранению продукты, а также лошади, мулы, ослы, а самое главное — много плотников". Дальнейшая его просьба говорит о том, что отношения с индейцами переменились к худшему. Необходимо прислать сто арбалетов, сто ружей, двести лат. С индейцами, которых он в прошлом плавании характеризовал как кротких и добросердечных, он предлагает поступить таким образом:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
