Ксенос и фобос

В дверь вежливо постучали. Не кулаком, как в ДОСах, когда поднимают по тревоге, а вежливо так — тук-тук-тук.

— Товарищ майор, вас к командиру!

— Ну, вот, — обернулся он к Дашке и развел руки в стороны. — Завтракать будешь без меня.

— Да мне же тоже на работу…, — и совершенно нейтрально, не поворачивая головы. — Вечером увидимся?

— Ну, если ты хочешь…, — замялся Сидорчук.

— Точно, дурак, — кивнула она сама себе. — Ты сам-то как, хочешь?

— Ага, дурак я, — поддакнул, улыбаясь, Виктор. — Вечером, Даш. Ладно?

И выскочил с этой же неуместной на службе улыбкой в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. Посыльный стоял правильно, не под дверью, а чуть в стороне и у противоположной стены — чтобы сразу было видно, что не интересовался личной жизнью товарища майора.

— Где командир?

— В штабе он, товарищ майор.

— Ага, ну, сам найду. Кого еще собирает?

— Да по списку…

— Ну, беги, беги, воин. По списку и беги.

Посыльный умчался дальше, гремя подкованными сапогами по деревянному полу, а Сидорчук спустился на первый этаж и через пустынный плац — он тут всегда пустынный, похоже — двинул спокойным шагом к штабу.

…А еще через полчаса перед ним медленно открывались металлические ворота, крашенные зеленой краской и с обязательной красной звездой посередине, автоматчик отдавал честь, и легкий уазик выпрыгнул на дорогу, сразу уходящую вниз, к поселку. На заднем сидении сидели два прапорщика — Клюев сказал, что пока штат разведки не набран, будет подкидывать своих ребят, надежных, из спортроты. Ну, надежные, значит, пусть тыл берегут.

Поскрипывая на поворотах — надо будет механикам фитиль вставить, сделал зарубку в памяти Сидорчук — автомобиль скатился с крутой горки и через старые кварталы шлакоблочных трехэтажек середины пятидесятых годов, когда и появился поселок, понесся к берегу. За три дома до выезда к мосту через железную дорогу водитель стал сбавлять скорость, и у последних домов они ехали уже со скоростью пешехода.

— Чего тошним? — скучным голосом поинтересовался Сидорчук. Он редко позволял себе командовать тем, кто за рулем. Вот спросить, не отвлекая, а наоборот, как бы заставляя сосредоточиться — он мог.

— Пост впереди.

На перекрестке в шахматном порядке лежали бетонные блоки, создавая узкие проходы, тут не полихачишь, а из обложенной теми же блоками автобусной остановки торчал ствол пулемета.

Уазик встал.

— Покажитесь, товарищ майор, — повернул голову водитель-контрактник. — Тут связь есть, но порядок есть порядок.

Сидорчук хмыкнул недовольно, но все же дернул вниз ручку, распахнул дверь и вышел на бордюр, оглядываясь по сторонам. В проеме между блоками из темноты вынырнула фигура в бронежилете, махнула рукой — мол, вижу, можно, и снова исчезла.

Сидорчук хлопнул дверью, опускаясь на свое место. Помолчав, спросил:

— И что, так везде?

Это он спросил не о блокпосте, потому что дело понятное, военное и чрезвычайное, а о домах, стоящих вдоль крайней улицы. Там дома только по одной стороне, и сколько он видел, были они все закопченные и с побитыми стеклами.

Его поняли:

— Не везде, — поворочался сзади кто-то из прапорщиков. — В центре еще так кое-где, говорят. В Курье — там погорело много, увидите сами. Все же деревянное стояло. Ну, и у нас тут. У наших некоторых семьи тут были, товарищ майор. Так теперь им оружие командир давать запретил. Говорит, до нужного момента. А когда момент будет — не сказал.

В молчании пронеслись по-над берегом Камы. Потом светлым солнечным сосновым бором по совершенно пустой дороге, занесенной с краев рыжими иголками. Мимо черных пепелищ Нижней Курьи.

— Здесь у моста наши тоже стоят?

— А теперь все — наши.

На въезде в город у поста ГАИ стоял БТР с трехзначным номером белой краской на борту. Из старых. Учебный, видно. И будка гаишная была укреплена — оставлены только щели.

— Дальше как, товарищ майор?

— Направо давай, но скорость сбавь. Все смотрим в оба!

Ехать на малой скорости по совершенно пустой дороге было непривычно и неприятно. Но исполнили приказ привычно. Сидорчук оглядывался пару раз, проверяя: прапора смотрели каждый в свою сторону, и автоматы у них были под рукой — все, как на «чужой» территории.

На ходу обдумывать сказанное перед прощанием Клюевым было некогда. Задача получена — надо ее исполнять. Проверить выезды из города. Не удаляться. Выяснить, что случилось с московским спецназом. Выяснить по возможности судьбу выехавших из города. Это уже дома, в тишине, можно будет проанализировать паузы в словах, тон, как держался командир. Потом. А пока — смотреть в оба!

— Стой!

Машина резко затормозила, заставив пассажиров глубоко кивнуть. Сзади что-то громыхнуло.

— Вы там поосторожнее, мужики, — задумчиво сказал Сидорчук, не оборачиваясь. — А то пристрелите еще невзначай.

— Никак нет, — пропыхтел кто-то из прапорщиков снизу. — Пристрелить невзначай — это не к нам.

— Шутишь. Молодец.

Сзади поняли по тону, что Сидорчук не расположен к веселью, примолкли. А потом все же кто-то из них глянул вперед:

— Оп-па! Это как же?

Справа и слева стоял темный еловый лес. Шоссе, такое широкое в границах города, сузилось до двухполосной дороги. Солнце уже поднялось сзади, высвечивая, как на театральной сцене, мельчайшие подробности.

Впереди на дороге, аккуратно выстроившись колонной вдоль правой обочины, стояли чужие БМП. Дальше виднелись какие-то грузовики. Поблескивали цветным легковушки. Даже автобусы были видны. Потом дорога делала поворот, и что там за поворотом можно было только гадать. Но людей видно не было. И охранения у БМП — тоже.

— Товарищ майор…

— Тс-с-с… Наблюдать.

Они сидели молча минут пять, но впереди ничего не изменилось.

— Дистанция двадцать метров. По одному, чтобы прикрыть отход, если что. Водитель у машины… Вооружен?

— Так точно!

— Выйти из машины. Слушать, смотреть. Прикрывать последнего. Я первым. Вопросы?

— Нет вопросов.

— Выходим. Только без лишнего шума. Оружие к бою!

Щелкнули вразнобой предохранители, лязгнули затворы. Сделав паузу, Сидорчук повернул мягко ручку и бесшумно шагнул на обочину. Оглянулся, подмигнул своим прапорщикам и пошел неторопливо, стараясь ступать легко, вслушиваясь в шелест деревьев, в ветер, не приносящий посторонних шумов, в птичий крик.

За ним, отпустив немного, вышел один из прапорщиков. Затем второй. Так и шли, вразвалочку, без спешки, «ушами вперед».

У заднего БМП Сидорчук приостановился, покрутил головой влево-вправо, склонился чуть не до самой земле, потом заглянул осторожно в распахнутые десантные люки. Из внутреннего кармана достал врученную перед отъездом компактную цифровую фотокамеру, сделал общий снимок, потом сверкнул вспышкой внутрь боевой машины. Прошел еще немного и щелкнул туда, вперед, вдоль колонны.

Снова остановился.

Когда он останавливался, идущие сзади с автоматами наизготовку прапорщики приседали на колено, смотрели, слушали, двигая стволами автоматов на каждый шум, не спуская указательных пальцев со спусковых крючков.

Водитель присев у колеса, посматривал из откуда-то появившегося бинокля в их сторону, держал в правой пистолет, положив длинный ствол на колено.

Сидорчук, шагая все медленнее, проверил второй БМП. Потом, легко вскочив на подножку, заглянул в кабину КАМАЗа. Опять сверкнул вспышкой. Попробовал переднюю дверь у высокого джипа. Она распахнулась легко и бесшумно. Отступив назад, заглянул осторожно, одним глазом, потом подошел вплотную, и снова заработала фотокамера.

Вот он оглянулся назад, на своих, развел руками — мол, ничего не понятно. Показал, чтобы осторожнее шли и, ступив на левую обочину, шагнул за поворот.

* * *

— Ну, и что ты мне скажешь, начальник разведки?

— По-моему, они все просто вышли из своих машин.

— Ага. Так, значит, вырисовывается вполне понятная картина. Остановились организованно, заглушили движки, вышли, захлопнули двери… И, что, в лес?

— Дальше — не знаю. Не похоже, что в лес. Следов никаких нет. Кусты не сломаны, а народа там было очень много.

— А спецназ?

— Знаешь, командир, мне кажется, что спецназ — они ведь тоже люди. Они открыли люки, вышли. Вот и все, что могу сказать. Остальное смотри на фото.

— На фото… Аналитики? Виктор, что скажешь?

— Товарищ подполковник, в памяти аппарата снимков нет.

— Я снимал! — Сидорчук привстал, упираясь ладонями о стол.

— Тихо, тихо. Никто не говорит, что ты не снимал, — Клюев был как всегда очень спокоен и убедителен. — Но снимков никаких нет. И людей там нет.

— Чертовщина какая-то. Так ведь, и правда, в инопланетян поверишь…

Окна были открыты, сквозняк слабо колыхал тяжелые черные светозащитные шторы. Вечерело.

— В инопланетян, говоришь, поверишь? Ну-ну.

Клюев прошелся вдоль стола, на котором была разложена карта города.

— Вы, мужики, мои глаза и уши. И еще мозг. Аналитики — они же мозговитые ребята! Вы должны не просто смотреть, но и видеть. И думать вы должны, потому что видеть и не думать — это такого напридумывать можно…

— Напридумывать — это да, это как раз ко мне, — улыбнулся Кудряшов.

— Кстати, Виктор, а как это ты с ними не уехал? Со спецназом-то? Они же вас вытащили тогда?

— Команды не было, товарищ подполковник. Меня сюда направили, но не отзывали. Ну, и еще… Не хотелось мне почему-то уезжать…

— Вот-вот. Не хотелось… Чувствовал что-то, похоже. А спасители твои до дома так и не доехали. В общем, так, товарищи майоры, довожу обстановку: на сегодня Москвой установлена блокада города с окрестностями. Все дороги перекрыты, внутренние войска берут под контроль периметр. Они там с запасом площадь перекрывают на всякий случай. По данным, полученным из Москвы, в городе пропало в первом квартале, пока еще отчетность шла, более пятнадцати тысяч жителей. Это только те, по кому были поданы заявления, и по кому статистика в Москву пошла.

— Ну, мы это знали, — кивнул Кудряшов. — Статистику они правили, но рот-то людям не закроешь.

— Потому вас и закрыли от народа, — усмехнулся Клюев. — Связь сотовая по городу отключена. Телевышка обесточена и взята под контроль. Междугородняя связь отключена. Интернет — не смейтесь — тоже отключен. Работает только радио — если не будет команды на установку глушилок. Ну, и если у кого космическая связь — тоже работает. В общем, такая вот у нас теперь фантастика.

Он остановился у окна, потянулся, похрустел суставами, поворочав головой на крепкой жилистой шее.

— Это как, выходит? — поднял голову от карты Сидорчук. — Это у нас теперь тут, типа, Зона, а мы, типа, сталкеры, что ли?

— Ты не понял, Вить, — откликнулся с другой стороны стола Кудряшов. — Мы в этой Зоне не сталкеры. Мы — артефакты.

— Вот — реальное видение обстановки. А мне все говорили — сказочник, сказочник…

Лето. Глава 11

От колхозников мы узнали, что к этому времени в 1995 году в этих местах прошлись уже 2 сильных урагана, которые посносили крыши домов в деревнях, повалили много леса, да и «просто» хорошо попугали местных жителей. А когда речь зашла о «достопримечательностях», то оказалось, что есть ли у них под боком «треугольник», нет ли его — им все равно. Тарелки не докучают, зеленые человечки в дома «на чашечку» не заглядывают, а если и «поллитра» в доме есть — то большего счастья им (жителям) и не надо.

Из интернет-форума о Молебке

Лето — это солнце, блики в воде, лодки с браконьерами прямо под бетонными быками плотины, шашлыки на берегах рек и речушек, пиво в парках большими и не очень компаниями, гастроли столичных театров, цирк, школьные каникулы и веселая, с мая загорелая дочерна мелкотня в застиранных майках и коротких штанах, цветущие сады, окучивание картошки на участках за городом, городской пляж в Левшино и дикий пляж напротив центра, в Курье, туристы, шляющиеся по центру, отпуска…

Это в обычное, в жаркое уральское лето, если без катаклизмов, без песчаных бурь, несущих с юга пыль и без снега в конце июня — и такое тоже бывало. Но наступало лето необычное. Не как всегда. И даже без всяких погодных катаклизмов.

Двое смотрели вниз с балкона третьего этажа старого дома. В старых кварталах, на окраине Гайвы, от реки, домов выше просто не было. Толстые стены из шлакоблоков, от времени как будто посеченные пулями. А может, и правда — пулями…

Один был откровенно стар и сед. Именно о таких говорят — дряхлый. Очень худой, с руками, похожими на сухие корявые палки. При всей его худобе лицо оставалось одутловатым, а кожа на лице покрыта глубокими морщинами. Только глаза его оставались ясными, посверкивая из-под седых бровей. Он слегка покачивался в старом скрипучем кресле-качалке, прикрыв ноги пледом, медленно и со вкусом затягиваясь ароматным сладко пахнущим дымом из длинной трубки.

Второй был гораздо моложе. Мешковатый камуфляж не скрывал выправки. Только лицо, опухшее нездоровой полнотой, да глаза красные и постоянно прищуренные выдавали напряжение последних месяцев работы.

— Ну, Дед? — продолжал он свой долгий разговор. — Ты же у нас аналитик от бога… Мы уже не знаем, на что и думать… Я тебе практически все рассказал. Даже и не знаю, что еще. Спрашивай, что ли.

Старший спокойно смотрел с балкона на широкую реку, до которой, казалось сверху, рукой подать.

— Ты думал когда-нибудь, почему у нас вот так странно построена плотина?

— Причем здесь это, а?

— Нет, ты ответь: думал хоть раз или нет?

— А чего тут такого особого? Везде так…

— Не везде. Вот, смотри… Ты где бывал-то? В Киеве был?

— Я в Волгограде был.

— Ну, вот, пусть будет тогда хоть Волгоград-Сталинград. Плотина там тоже выше города расположена, так? Но если что случится, то волна пройдет ниже, потому что весь полностью Волгоград на высоком правом берегу. Затопит левобережье, пляжи затопит, острова. Дачи смоет все, нафиг. А вот город и заводы практически не заденет.

— Ну, так и у нас так же? Нет?

— Да, ну? Река у нас здесь тоже на юг течет, но город-то у нас основной — на левом берегу. Вроде и есть там кручи и холмы. Но основаня крутизна — вот она, где мы с тобой сидим. А вот заводы, Мотовилиха, например, практически вся, от которой город-то собственно и пошел — в самой низине. Смоет там все, снесет. И старые заводы, в первую очередь. Машиностроительный там и прочие.

— Ага. И Кислотный, что ли? — ткнул пальцем в трубы на том берегу тот, что моложе. — Ты об этом?

— И Кислотный — в самую первую очередь. Он же прямо у воды построен.

Старший со значением сделал паузу, затянулся, выпустил клуб дыма.

— И выходит — это давно все рассчитано — смоет почти весь старый город. Он же как раз от заводов, с той стороны поднимался.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Я ничего не хочу сказать. Просто у нас город не такой, как все остальные. Понял? Не такой, как везде. Не как обычно… Вот, ты Скирюка не читал случайно? Это наш писатель, местный. «Блюз черной собаки» не читал у него?