Когда мы сдались, в городе не осталось ни единой неповрежденной медной пушки, ибо все они были либо без вертлюг, либо с отсутствующими ободьями, или они были пробиты и через отверстие можно было просунуть руку. Некоторые из железных пушек были разорваны на части, и было лишь несколько неповрежденных, в том числе три мортиры на флангах; ибо хотя в некоторых частях города не имелось никаких батарей, пушки на этих позициях меняли, и поэтому ни одна из пригодных к стрельбе не была оставлена незадействованной. Мы использовали в ходе осады 3729 кинталов пороха, а на момент капитуляции у нас оставалось его всего лишь 26 арроб.

Как только осада началась, король Кандии явился на подмогу голландцам с 40000 воинов и вспомогательных рабочих; и когда мы капитулировали, он отправил в город нескольких посланников, чтобы убедить нас с помощью заманчивых обещаний перейти к нему на службу. Большинство из тех, кто родился на острове, и некоторые португальцы (уроженцы Португалии) со своими семьями так и сделали; их сопровождали несколько священников, и всем из них, так же как и пленникам, которых он держал в Кандии, он выделил деревни на землях, принадлежавших этой Короне, чтобы они жили там со всеми удобствами, исповедуя свою религию, и не подвергались принуждению к выполнению каких-либо других обрядов. Он неоднократно убеждал голландцев выдать ему Гашпара де Фигуэйра де Серпе, и обещал ему большую сумму денег. Этот вопрос был вынесен на обсуждение совета, который решил не выдавать его, и отправил ответ королю, что они не могут удовлетворить его просьбу, так как их религия запрещает им делать это; ибо, помимо того, что мы сдались на определенных условиях, было бы тяжелым преступлением выдать христианина человеку иной веры; но, по правде говоря, они более сурово наказывали за кражу и угон скота.

Нет нужды говорить, что их отказ был продиктован не их уважением к религии, но тем обстоятельством, что они знали, что король хочет сделать его (Фигуэйру) своим капитаном; поэтому они договорились сразу переправить его на борт корабля и держать эскадрон стражи во время его пребывания там, и не позволять ему выходить из своего дома, ставя при этом себе в заслугу, что не выдали его. Король приказал посланникам попытаться убедить самого Фигуэйру, но он не прислушался к их обещаниям, хотя и знал о том, что король лишь желает вверить ему командование своими армиями, а не отомстить за одержанные над ним победы; собственно говоря, после последней победы король носил траур до тех пор, пока мы не сдались.

19-го числа того же месяца король нарушил мир с ними и дал им бой у Большого Частокола (tranqueira grande). Здесь он одержал победу и больше не соглашался заключить договор, который они хотели; ибо война оставила бы его неоспоримым господином всего Цейлона, тогда как у голландцев были только форты и несколько деревень рядом с побережьем, и они не могли ничего получить из внутренних частей острова; тогда как если бы король заключил с ними соглашение, ему пришлось бы уступить все округа, которые принадлежали короне Португалии; так что для того, чтобы король стал господином всего Цейлона, он должен был воевать с голландцами, тогда как на их долю пришлось больше расходов, чем доходов; всё, что они получили — это немного корицы, собираемой на той части острова, что находилась под их контролем, и они могли перевозить ее морем, так как король не беспокоился об этом.

Глава XXVII

Как голландцы захватили остров Манар и взяли в осаду и захватили форт Джафанапатам

Голландцы видели, что после захвата Коломбо мы отправляем большие силы для укрепления острова Манар и королевства Джафанапатам, где мы собрали флот из гребных судов, который был отправлен на помощь Коломбо Мануэлом Маскареньяшем Омемом, который был губернатором Эстадо после смерти вице-короля графа де Сарседуша (1), под командованием капитан-майора Франсишку де Сейшаса Кабреры; здесь был и еще один флот из 12 sanguiceis, который тот же самый губернатор отправил на Маннар под командованием капитан-майора Мануэла де Мелло де Сампайо; также 110 солдат и капитанов, которые сдались в Коломбо и которых голландцы отвезли в Негапатам на своих кораблях. Тот же губернатор назначил капитан-генералом Цейлона Антониу ду Амарала де Менезиша, который фактически занимал должность губернатора этого королевства. Они понимали, что если мы сохраним эти подкрепления, то создадим им трудности, а если мы удержим их на самом острове, будет сложно исправить эту ошибку: чтобы избежать этой угрозы, они решили изгнать нас с острова.

С этой целью в середине февраля 1658 года голландцы пришли с 10 кораблями, на борту которых находилось 3200 солдат и некоторое количество храбрых сингальцев, которые были нашими людьми в Коломбо. Вначале они направились к Тутикорину, так как здесь стояли на страже пять гребных судов под командованием дона Алвару да Сильва; и так как гавань открытая, они успешно подошли так близко к берегу, что могли беспрепятственно открыть огонь, так как единственной артиллерией наших судов, из которой можно было бы дать им отпор, была одна 2-фунтовая пушка на каждом судне; поэтому они были беспомощны. Таким образом неприятель сумел разгромить их, послав два судна ко дну, тогда как три других едва сумели дойти до суши, а бОльшая часть их экипажей была убита или ранена. Не в состоянии сделать что-либо еще, командующий приказал поджечь суда и направился в Джафанапатам с теми людьми, которые пожелали последовать за ним.

Неприятель вернулся на остров Манар, где обнаружил генерал-капитана Антониу ду Амарал де Менезиша с двенадцатью ротами численностью немногим более четырехсот солдат, и несколько гребных лодок и sanguiceis, которые он сформировал во флот под командованием капитан-майора Гашпара Корнейро Жирао; с помощью рот, находящихся на суше, он также сделал на расстоянии лиги вдоль берега окоп, который они заняли вместе с ними, чтобы помешать врагу осуществить высадку.

Как только противник прибыл со своим флотом, они двинулись к лодкам и sanguiceis, которые они рассеяли многократными артиллерийскими залпами, отправив одни ко дну, а все остальные, без исключения, загнав на берег, убив или ранив большую часть их экипажей. Таким образом, расчистив себе путь, они могли высадиться в любом удобном для себя месте. А так как от Манара до Талеманнара на две длинных лиги простирается песчаный берег с очень чистым дном, и роты охраняли первую лигу (побережья) со своих валов, как уже было сказано, оставшаяся лига осталась беззащитной. Поэтому голландцы направили туда свои корабли и высадили пятьсот человек, не встречая сопротивления, и построили их в боевые порядки.

Когда наши люди увидели это, они совершили вылазку из своих окопов, чтобы напасть на них, но из-за немногочисленности людей в авангарде не осмелились сделать этого; только один, альферес по имени Себастьян да Коста, который был полон решимости показать свою доблесть, бросился прямо на (вражеский) строй и сразу был убит. Остальные роты покинули укрепления, которые они удерживали, и построились, чтобы атаковать врага; но обстрел с кораблей был настолько сильным и продолжительным, что они не могли этого сделать, и некоторые из наших капитанов и храбрых солдат, включая самого капитан-генерала де Менезиша, были убиты. Тем временем неприятель воспользовался возможностью высадить все свои войска, и когда наши люди увидели это, они отступили, преследуемые голландцами, а когда они достигли форта, он сдался, так как не располагал никакими средствами обороны и не мог сопротивляться.

Наши люди переправились через реку с необходимой быстротой и двинулись маршем длиной в восемнадцать лиг к Джафанапатаму, умирая от голода. Они прибыли туда с капитан-майором лагеря Антониу Мендесом Аранья, который вместе с губернатором этого королевства Жуаном де Мелло де Сампайо принял меры к тому, чтобы сформировать их в роты, поскольку у некоторых из них не было капитанов; затем их разместили на Рио-Сальгадо, чтобы защищать этот проход от врага, который через несколько дней напал на нас в нашем собственном лагере, двигаясь по суше и приведя вверх по реке все свои ланчеи и несколько барок с провизией и припасами. После сражения с ними нам пришлось отступить на первую улицу города, где мы возвели баррикады. Через три дня голландцы продвинулись на эту позицию, и, поскольку нам было трудно ее удержать, мы отошли ночью к следующей, находившейся ближе к форту. Там мы укрылись и оставались в течение четырех дней, но противник атаковал нас с фланга своей артиллерией и заставил отступить ночью в сам форт, где также собрались все жители и другие люди из города.

Поскольку в пределах форта находились только дом губернатора, больница и монастырь св. Франциска, все нашли убежище в церкви и ее монастырях, сгрудившись вместе, как могли. Форт представлял собой правильный квадрат с четырьмя бастионами; расстояние от одного угла до другого составляло двадцать пять шагов, а посреди стен были люнеты или полукруглые редуты, все очень маленькие по старинному образцу; все сооружение было построено из пемзы. С одной из сторон (форта) протекала река, а остальные три были защищены рвом шириной в двадцать пять пядей и глубиной в дюжину. Пехота была размещена между рвом и стеной, и в течение той ночи они построили для своей защиты насыпь, служившую барбаканом.

Неприятель установил три батареи, из которых они подвергли обстрелу две наши батареи на берегу реки, так как ров заканчивался у их основания; они были с легкостью снесены, поскольку рассыпались, как земля с кладбища, из-за природы камня, из которого все они были построены. Они также метали большое количество бомб и непрерывный град камней из своих трех мортир, в результате чего несколько наших солдат были убиты. В крепости хранилось только немного испорченного риса и никакой другой еды, и не было ни крупицы соли. Мы все испытали много страданий из-за отсутствия съестных припасов, и некоторые из наших людей заболели и умерли.

Мы сделали несколько вылазок, чтобы остановить начатые противником (осадные) работы, и тем самым помешали их продолжению. У нас был форт у входа в канал, чуть более чем в двух лигах от города, похожий на форт Боджио; его удерживала рота пехотинцев с четырнадцатью пушками, констеблем и двумя артиллеристами. Противник установил свои батареи у Слоновой набережной, так как именно здесь этот форт находился ближе всего к суше; и поскольку он был построен из пемзы, они легко его разрушили. Не прошло и месяца, как он был вынужден из-за нехватки еды и боеприпасов сдаться.

Осада нашего форта продолжалась энергично, и после двухмесячной бомбардировки, учитывая перенесенные нами невзгоды, нехватку продовольствия и прочих необходимых припасов, неприятель прислал к нам парламентера и предложил разумные условия (капитуляции); мы отклонили их и упорно продолжали держать оборону с середины марта, когда мы впервые отступили туда, до 22 июня. Но когда мы увидели, что у нас нет пороха, риса или каких-либо других продуктов, большинство наших людей убито, наши бастионы в руинах, и что не приходится надеяться на получение помощи; и поскольку на какое-то время стрельба из другого форта прекратилась — верный признак того, что он пал, — и видя, что в форте свирепствовала болезнь, мы устроили совещание и согласились сдать крепость.

Мы пригласили врага на переговоры, но, поскольку они увидели, что мы действуем под давлением необходимости, и что пока они удерживают Маннар и форт в гавани, где у них было пять кораблей, мы отрезаны от всякой помощи, они не предоставили нам почетных условий (капитуляции). Они разрешили нам оставить наше оружие, но во всем остальном мы должны были покориться их милосердию. Они позволили нам уйти — с нашим оружием, зажженными фитилями, развевающимися знаменами и под бой барабанов, но без наших драгоценностей, золота, серебра или подобных предметов. Они обязались отправить губернатора, фидалгуш и капитанов, а также всех касадуш и их семьи в один из наших фортов в Эстадо, в то время как солдаты должны быть отправлены на их кораблях в Батавию, а оттуда в Европу. Это условие не было выполнено, потому что всех увезли в Батавию.

24 июня 1658 года наши люди вышли наружу в количестве ста сорока человек на капитуляцию. Как только мы сложили оружие в назначенном месте, они в первую очередь окружили нас несколькими эскадронами, и мы медленно продвигались один за другим к тому месту, где стоял фискал, который всех раздевал и обыскивал, осматривая даже интимные места; он сам снимал обувь и забирал все, что у нас было, не пропуская даже малоценных вещей; те, кто ему помогал, настолько усердно относились к своему делу, что отняли нашу одежду и даже шляпы. Чтобы лишить нас всего, когда мы хотели выйти из цитадели, они приказали нам оставить наше имущество в доме губернатора, где они разместили адъютанта, чтобы охранять его, а затем вернуть ее нам. Мы были в большом долгу перед ним за его заботу, так как он охранял наши вещи так хорошо, что никто из нас больше не видел ничего из того, что ему принадлежало. Простившись с этим ревностным чиновником, когда обыск был закончен, они отправили нас почти нагишом в коллегию Общества Иисуса. Тот же самый процесс прошел с остальными людьми, не исключая даже женщин; ибо этот мерзавец без всякого уважения и стыда обыскивал те части тела, которые природа намеревалась скрыть от глаз, и ни слёзы, ни обморок не помогали несчастным; даже самые благородные не избежали его мелочного досмотра; ибо алчность приводит людей к таким постыдным поступкам. Всех нас отвезли на их корабли, на которых, перенеся много голода и страданий, доставили в Батавию, где нас заперли в городской тюрьме.

Фидалгуш и виднейшими людьми, принимавшими участие в этой осаде, были губернатор Жуан де Мелло де Сампайо, капитан полевых войск Антониу Мендес Аранья, Диого де Соуза де Кастро, Мануэл де Салданья и Тавора, его двоюродный брат Мануэл де Салданья, дон Алвару да Силва, Алвару Родригеш Борральо, дон Гонсалу да Силва, Жуан Ботадо де Сейшас, Гашпар Фигуэйра де Серпе, Матиас Катаньо, ведор да фазенда Леонардо де Оливейра и другие, которые выдержали эту осаду, каждый в зависимости от своего положения, никоим образом не опозорив кровь своих предков.

(1) Родриго Лобо да Силвейра, граф Сарседаш (ум. 1656) — губернатор Португальской Индии с 23 августа 1655 г. по 14 января 1656 г.

123 ... 151617

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓