Боги Яви часть 1,2

— Няньки! — тут же поправил его рядом стоящий смуглый человек с сизым пером, вплетённым в тугую седую косу. Мужик, соглашаясь, кивнул.

— Хорошо, пусть будет две няньки.

Женщина внимательно посмотрела на стоящего рядом мужа, они даже чем-то неуловимо были схожи между собой.

— Я думаю, там две няньки не справятся, если он похож характером на своего деда. Так что мы на Украину и через месяц найдём вас в Санкт-Петербурге.

Собеседники, соглашаясь, кивнули.

— Значит, у него будет четыре няньки.

Стоявший рядом с этой компанией самый молчаливый из них утёр рукавом мясистый нос и добавил:

— Пять нянек... Их будет пять... — он внимательно смотрел куда-то в сторону деревни. А по дороге бежал то ли подросток, то ли ещё кто непонятный, но, что удивительно, у него был длинный нос, просто орлиный и рядом с ним, путаясь в ногах, мельтешил маленький зверёк, за которым мчалось вприпрыжку чудо-юдо, словно морской осьминог, который вышел на сушу.

— Может, мы ему хотя бы одежду купим? А то он у нас на бомжа похож...

— Гы-гы-гы! Шлёп!

P. S.

— Э-э-эй!.. Та-ам!.. А кто свет погасил?.. Мля-я-ять... Ой! Звёздочка какая... А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а...

Конец первой части

Часть 2

Бурелом выл, как загнанный в западню одинокий зверь, гнул в дугу вековые ели, стонал, рычал, словно был одержим самим дедом Карачуном, который хотел добраться до маленьких глупых людишек. Но только потоки воды с могучих лап струились на них, зябко кутавшихся в промокшие плащи где-то внизу, в его огромных корявых когтях, да жавшихся друг к другу, стараясь хоть как-то спрятаться от этого страшного ночного хищного зверя.

— Слышите?.. Сам Чернобог лютует, никак демонов своих цепных выпустил, вон как надрываются... Нас, что ли, ищут?.. Не к добру всё это... — крепкий в плечах воин с русыми кудрявыми волосами, которые были собраны синей шёлковой лентой в конский хвост, тяжело вздохнул.

— Слышу и помню... — донеслось в ответ из темноты, — что великий совет волхвов доверил нам дело серьёзное и опасное, надо бы отыскать эту жрицу, да желательно побыстрее, видишь, как великих жрецов Ра эта беда переполошила, — обтерев лицо крепкой ладонью, ответил ночной невидимый глазу собеседник.

— Нечай, сам Стрибог помогает Карачуну... — воин запрокинул голову, подставляя обветренное лицо под летящие с чёрного небосвода крупные капли дождя.

— Подвывает-то как натужно, аж на душе муторно... Дела... Может, мы этой вылазкой своей немало крови людской спасём... — поежившись, кивнул он в темноте для пущей убедительности, больше, наверно, себе, чем друзьям, с которыми делил дальнюю и долгую дорогу.

— Горыня, вот ты хомяк пакостный! — раздался из сумерек красивый девичий голос.

Молодая охотница старалась хоть как-то избавить себя от холодной сырости, прыгала на одной ноге, сняв шлем, рассыпая в разные стороны каштановые волосы, которые мокрыми сосульками повисли на её плечах. Аккуратно собрала их, скрутила в канат до скрипа, и небольшая струйка воды тонким ручейком скатилась по её кольчуге.

— И когда ты только успел все яблоки сожрать? — Она нагнулась к своему мешку. — Прорвало там, что ли, — охотница недовольно кивнула в сторону черного непроглядного громового неба. — Давненько такого не было, даже и не упомню. Нет... я дождь люблю, но третий день к ряду — это уже перебор! — молодица причитала, как старая бабка-ворчунья, которая уже прожила не один век на этом свете, всё ещё не отрывая взгляда от объёмного вещмешка.

Друзья украдкой переглянулись и бесхитростно усмехнулись, в очередной раз слушая оханья зеленоглазой охотницы. Все знают, что, когда кому-то плохо, остальным, если можно так аккуратно сказать, ровно наоборот, а особенно бестолковым парням.

— Это всё ведьма клятая виновата, — донеслось из-под еловой лапы, которая служила укрытием богатырскому голосу. — Она, подлая, слякоть напустила... — откликнулся в темноте тот самый хомяк, который сожрал яблоки.

— И всё равно, вот сижу и думу думаю, — рассуждали вслух под лапой, — никак не могу в толк взять, на ум мой не идёт, как это тебя, непутёвую, с нами Люд в лес дремучий отпустил? — богатырь сидел на сухостое, стараясь как можно лучше укрыться красным щитом от холодного проливного дождя. — Видно, Репей, ты его заела дома до самой печёнки своим нытьём... — сам же и ответил на поставленный вопрос и резко тряхнул конским хвостом, сбивая с них мелкую морось.

— Ага, его заешь... — отозвалась охотница. — Быстрей тебя самого серым пеплом по ветру развеет, чем его... — Фрида уже заканчивала не совсем приятные дела. — Чуть что, сразу же упор лёжа принять! — девица постаралась голосом передразнить своего отца. — Как будто он больше слов не знает, пердун старый... Ничего ему поперёк уже сказать нельзя! — она фыркнула, как дикая росомаха. — Совсем уже из ума выжил... — она сняла со своих плеч мокрый, прилипший к телу плащ и стала его яростно выкручивать, как будто это было банное мочало, представляя, видимо, мысленно своего единственного родителя, Люда. — Дома весь пол сиськами до дыр затёрла... — она недовольно в темноте сморщила нос и скривила тонкие губы.

— А я-то думаю, что это они у тебя такие, ну, это... — Горыня замялся, с его стороны послышался шорох, он прислонил свои медвежьи ручищи к бычьей груди, посмотрел на них, оценил... Ещё немного скукожил ладони, тем самым обозначил совсем крохотный размер. — Яблоки, — выдавил он из себя, будто ребёнка родил, и сразу же пригнулся к земле, прикидываясь травой ползучей, прячась от меткой дорожной подруги: не прилетело бы из темноты чего? А нет, прилетело...

— На себе не показывают... — тут же постарался вставить слово старшего по ряду молодой князь Олег, тем самым упрекая за неразумное поведение своего боевого товарища.

— Фу, фу, фу! — Горыня запыхтел загнанной лошадью, пошаркал ладошками по своей кольчуге, стряхивая невидимые титьки куда-то себе под ноги в мокрый лесной мох и тут же три раза сплюнул через левое плечо. — Чур меня, чур! А то вдруг вырастут... — добрый молодец постучал костяшками по дереву и заулыбался, вроде дитя малое, бестолковое, покосился в сторону боевой подруги хитрым котом, который уже побывал в погребе у глупой хозяйки, и невинно ей улыбнулся — а зря, ночь на дворе тёмная, хоть глаз выколи, ничего дальше вершка и не видно.

Олег усмехнулся в молодой, недавно отращенный ус, несмотря на то, что ночь стояла страшная и непроглядная, поддержать разговор этой вечно грызущейся между собой пары, своего добродушного друга Горьки и зеленоглазой арийской фурии Фриды, — это святое дело. А то чувствовали они себя в этой глухомани беспокойно, вот и хорохорились, поддерживая друг друга как могли.

— Вот тебе, Горыня, гадость сказать, что кобелю забор обоссать, только ногу в нужном месте для непотребства успеть бы поднять. Они что, у меня должны быть как у твоей бабки Агафьи-козы?! Торчать в разные стороны? — Фрида поджала тонкие девичьи губы и отвернулась от него, показывая своё отношение к бесчувственному деревянному чурбану. — Да твоими дланями лучше у коровы вымя мять... — не удержалась она от едкого словца в сторону товарища. — Только козьи сиськи и щупал в жизни...

— Ну ладно тебе хныкать, — уже более миролюбиво ответил тот, пойдя на попятную, здоровяк почувствовал, что перегибает палку, — все и так знают, что батя у тебя мужик суровый, — Горыня постарался незаметно съехать с этой для всех баб болезненной темы.

— Знаю я, что молва людская по земле ковром стелется, будто Люд, оставшись один в лесу без оружия, порвал голыми руками стаю волколаков — правда или нет?.. — он постарался рассмотреть в темноте молодицу, ёрзая на трухлявом пеньке, пытаясь в это самое время хоть как-то увернуться от холодных струй дождя, которые всё время норовили скользнуть вертким ужом за шиворот кольчуги, отвлекая от пасмурных мыслей.

— Ну, не всю стаю... — задумалась она. — Но двум голову перегрыз точно, да и с ножом он был. Кто же в лес без ножа ходит? — не поворачивая головы, отозвалась обиженная и ущемлённая в своей девичьей гордости арийка. — Сама видела, когда в дом эту гадость на себе из леса принёс. Мерзость-то какая! Если б какая из баб соседских на пути попалась, так сразу бы сарафан пришлось менять. Тьфу... — Фриду передернуло от одних только воспоминаний, и она сплюнула куда-то под ноги богатырю в дремучий замшелый мох.

— Как же это... — удивился молодой князь. — Разве так бывает, чтобы Люд в лесу бродил без своего оружия? Я слышал, он даже спит с ним и по нужде с мечом ходит... — и Олег вопросительно вскинул брови, почесал редкую поросль на подбородке, покачивая головой в недоумении.

— Ну, в общем, твоя правда, Олег, он и спит с ним, и даже ест им, и по нужде в лес ходит, — она пожала плечами, неудивительно, видимо, и сама спит, нежно обнимая двух тонких калёных братьев, и по нужде с ними ходит.

Молодица, размяв ноги, присела на корточки, покрывая себя от дождя круглым щитом.

— А что тут такого? — удивлённо хмыкнула она. — Люд за грибами в лес всегда без оружия ходит, — она нахмурилась грозовой тучей, чувствуя на лицах этих двух оболтусов ехидные улыбки, скалятся, небось, во весь рот.

Друзья молча переглянулись, пытаясь представить Люда, мирно бредущего по красочному осеннему лесу с огромной корзиной в руках, полной грибов, в белой льняной рубахе навыпуск, да подпоясанного красным пояском. Раз лисичка, два лисичка, а вот и куст зрелой ягоды малины... Этого одержимого кровью ария, закалённого в тысяче схваток с порождениями тёмного мира, которому в битве на мечах равного просто нет и никогда на Мидгарде не было, который при виде ночной твари впадал в боевое беспамятство, сметая всё на своём пути, словно клинком хворост рубил. Люд всегда терял рассудок во время очередной драки, рвал демонов зубами, разрывая их плоть на мелкие куски, вгрызаясь в ещё тёплое, живое тело, только бы руки дотянулись до демона Пекла, беспощадно выжигая всю нечисть в округе своей одержимостью и калёной сталью.

Где-то в стороне, соглашаясь с этим, жутко заголосил сам Стрибог, ломая верхушки тысячелетних елей, которые всё ещё помнят первых первопроходцев этих таёжных и необжитых человеком земель великих асов.

— Отец говорит, грибы собирать — это вам не тварей рубать... — Фрида шмыгнула как-то по-детски носом, поджав под себя белые девичьи ноги, сразу превращаясь в беззащитное человеческое дитя. — Тут лес ведать надо... Слышать его, и терпения должно у тебя быть, словно ты един с ним, — девушка, видно, с головой окунулась в свои детские воспоминания. — Он всегда так старается отдохнуть в свободное от службы время. Да я и сама часто с ним и мамой, ещё совсем сопливой девчонкой, в лес за грибами бегала, как хвостик за ними увяжусь, — она судорожно вздохнула и замолчала, только порыв ветра согласился с её словами и стал с пущей силой завывать, оплакивая безвинно загубленные человеческие жизни в этом жестоком и удаленном от Сварожьего Круга мире.

Все знали и слышали страшную историю гибели матери Фриды от тёмной твари Пекла, которая вышла в вечерних сумерках из Нави, сделав прокол в Явь, и ради своей забавы ничего не подозревающую женщину, занимающуюся полосканием белья на речке, просто взяла и разрезала на куски, наслаждаясь своим деянием.

Как дикая кошка, которая игралась с беззащитной мышкой, подкидывала её над собой в небо, а потом ловила и прикусывала для пущего крику, пока жертва не угасла от потери крови и истощения своих жизненных сил.

Демоническая тварь была довольно сильна, раз одна, без своего поводыря, смогла совершить прокол в мир Яви, практически, как говорят волхвы, полудемон, а значит, она полуразумна.

Такая нечисть особенно опасна в вечерних сумерках, действуя на врожденных инстинктах, заложенных в них самим Чернобогом, но своим скудным разумом прекрасно осознавая, что это нужно не для выживания, как хищникам земли или прочих миров, а для страданий жертвы. А это уже эмоции, наслаждение, неудержимая жажда убивать. Ночных порождений ведет тёмный азарт, абсолютно непонятный для нашего разумения.

Что пережило пятилетнее неразумное дитя, которое помогало в это самое время своей беззащитной матери, неся в плетёной корзине чистую белую кружевную скатерть, радостно щебеча птахой, топая босиком по пыльной тропинке в дом, знают одни только небожители.

А вот каким таким чудом этот ребёнок остался жив, почему ночная зверюга, не ведающая сострадания к горю людскому, не тронула его? А может, она понимала, что это безобидный детёныш, который видел последние муки своего родителя, и этим страданием наслаждалась? Лишь только слегка обнюхала она чуть живое дитя, скованное ужасом и оцепенением перед тварью, вглядывающейся в беззащитные, полные страха глаза, а потом развернулась, мелькнув чёрной тенью, прыгнула в реку и перебралась на другой берег, быстро скрывшись в зелёной листве, махнув напоследок куцым хвостом.

Видно, доля эта тяжёлая выпала белым снегом на плечи малышки, создав огромные ледяные сугробы в её будущей судьбе.

— Эх, судьба-судьбинушка, печаль-кручина, — Горыня тяжело вздохнул, сжал до хруста костей кулаки и призадумался, а подумать было над чем.

С тех пор её отец, Люд, умом тронулся... Не упускал возможности встретиться с тёмным зверем, при любом выявленном волхвами проколе и переходе твари в Явь мотался по всему Белоречью Мидгарда, словно одержимый какой, стараясь напиться местью и заглушить неутоляемую сердечную боль от своей утраты. Да что уж там говорить, он и превращался в одержимого, просто ненасытного. Резал тёмных десятками, как бестолковых свиней на бойне, и пил их густую чёрную кровь жадными большими глотками. Месть... И это была заслуженная Чернобогом страшная месть арийского вождя за его потерянную навсегда любовь.

Кто во время резни случайно оказывался рядом с безумцем, тот после этого, заикаясь, глядя в землю, рассказывал, что даже его кожа впитывала в себя кровь демонов, испаряясь нетерпимым для честного человека зловонием. Врут, конечно... Олег в это не верил, но всё же было как-то боязно, это настоящий арий, можно сказать, великий знаток своего страшного дела.

Люд всегда один выходил на очередной выявленный прокол Яви, никогда никого собой не брал и не просил помощи у других, да и кто отправится с этим сумасшедшим в глухую ночь, когда лютый зверь особо ретив и имеет двойную силу по сравнению с солнечным днём?

Скидывая с мускулистых плеч тяжёлую сбрую, он надевал белую льняную рубаху на чисто вымытое и обтёртое луговыми травами тело, это был только его ритуал, единоличный. Он брал свой точёный до белизны меч и направлялся в дремучий лес на свежевыявленный прокол, словно смерти искал. И неважно, сколько было зафиксировано дыр, сколько в наш мир перешло демонов, только он, только его меч и только исчадия пекла, один на один, всё по великой славной правде.

Редко кому доводилось своими глазами зреть это чудо, когда Люд сходился в рукопашную с чёрным зверем. Бывало и такое, откидывал он в сторону меч свой булатный, оставляя себе только нож калёный, вроде играл он со своею судьбой в поддавки и пёр на демона, рыча, как тур тот лесной да неудержимый, даже твари шарахались от этого нездорового, стараясь побыстрей скрыться в берлогах. Но где уж там этим бедолагам, знали б, кого повстречают в Яви, лучше бы сразу утопились в морской кручине.