— Теперь хочу вам сказать о грустном. Я прекрасно помню все обещания, данные вам относительно наступления иными фронтами... Однако по новому размышлению вынужден сказать печальную весть. В наступлении я могу полагаться только на вас. Лично. Кроме вас, других крупных военачальников, способных наступать на сильного противника, готового к отражению атаки, у нас нет. Даже Каледина, насколько мне известно, вам пришлось буквально впихивать в Луцк, не так ли?
— Так точно, Ваше Императорское Величество, господин Верховный Главнокомандующий!
— Алексей Алексеевич! По-моему, если Вы будете обращаться ко мне просто "ваше величество", мы будем двигаться существенно быстрее и в нужную сторону. Не могу приказать "без чинов", но всё, что можно сделать для упрочения боевого братства — давайте делать.
— Хорошо, Ваше Величество!
"Вообще-то Брусилов должен быть ну очень удивлён. Всё равно, хоть и держится, но по глазам видно. Стиль общения резко отличается от привычного Николая Александровича. Доверительная приватная беседа с человеком, не входящим в круг, совершенно не в стиле прежнего Николая. Инициатива в разговоре, твёрдая уверенность, жёсткая мотивированность суждений... Но виду не подаёт, не зря вас, Алексей Алексеевич, Лисой прозвали! Ладно, продолжим нагнетать сюрпризы."
— Да и в настоящей обороне мы слабы. Стоять насмерть — ещё умеем, а маневренную эшелонированную стратегическую оборону, на манер немцев, пока что могут выстроить единицы. Нерешительность и колебания там, где следует действовать, пусть ошибочно — это наш бич. Надеюсь, с этим теперь у нас покончено! Но — нужных людей сейчас единицы, их требуется растить. Из молодых. Иначе кровью будем умываться, а дела не сделаем.
— И ещё один момент. Союзники. Вы заметили, что они стараются с нами вразнобой выступать? Мы с ними вроде всегда стараемся "в ногу", а они — кто в лес, кто по дрова. И неважно, умысел это, неумение или разгильдяйство — нам от этого не легче. Одним нам эту войну никак не выиграть военными средствами. Союзники, похоже, сделали беспроигрышную ставку на истощение Германии, но сколько ещё ждать этого "истощения"? И, опять же, вместе с Германией и Австрией заметно истощаются Франция и Россия. Англия... Конечно, несёт людские потери. Но — она теряет, мягко сказать, ненужных, лишних ей людей. И крепнет экономически — уничтожая германскую и нашу промышленность и хозяйство. А мы — теряем необходимых нам работников и солдат. Североамериканские Штаты вообще, признаться, в чистом выигрыше и на этой войне жируют, как говорят наши купчики.
— В целом военных перспектив для нас в войне с Германией я сейчас не вижу, и намерен закончить эту войну другими средствами. Однако, разумеется, о сепаратном мире речь не идёт. Это на практике будет глупое поражение, не говоря о том, как это будет низко выглядеть. Но вот сепаратная Победа над Германией, это то, что нужно.
— Как это, сепаратная победа?!
"Ага, проняло! Даже Государя перебить осмелился, и не заметил, что Величеством не назвал! Не такой уж вы кремень, Алексей Алексеевич! Сепаратная победа — эка невидаль! Это вы ещё не знаете о гуманитарных бомбардировках и демократическом геноциде "по просьбе геноцидируемых народных масс".
— Сепаратная Победа, Алексей Алексеевич, это когда Германия сдастся на милость России. Доверив нам распоряжение своей судьбой, уповая на нашу справедливость и милосердие и справедливо опасаясь мести менее добросердечных народов.
Брусилов подвис, как сказали бы в более отдалённые времена. Ну, не политик... Минуты две соображал, пока в разум пришёл. Но когда сообразил... лицо у него стало такое, что сразу прозвище заиграло новыми красками. Я, честно, только в детстве видел такую физиономию у дедушкиного кота, когда ему вдруг перепадало требухи, что называется, "от пуза". А тут — вылитая лиса, попавшая в курятник, и хозяйски в нём осматривающаяся, исходя из твёрдого убеждения, что за все ближайшие безобразия никакого наказания не будет, а скорее наоборот.
— Поэтому, Алексей Алексеевич, перед нынешней операцией и в целом армией мы ставим существенно более широкие задачи: не военные, а политические. С возложенными на вас военными вы справились, достойных соратников для вас, увы, пока нет, поэтому я планирую сделать вот что...
...
Генерал-фельдмаршал Брусилов, отдавая честь, задумчиво смотрел вслед отъезжавшему авто Государя. За его лицом внимательнейшим образом наблюдали десятки пар глаз. Прочесть было ничего нельзя... и это внушало надежды. Потому что обычно при расставании с Императором уголки губ Брусилова слегка опускались вниз, отчего всем становилось ясно, что ничего хорошего генерал в ближайшее время не ожидает и полагается исключительно на волю Божью и старинный, римский ещё девиз: делай, что должно, и пусть будет, что будет.
Нынче Брусилов был весьма удивлён и находился в непривычном раздрае чувств. С одной стороны, от открывающихся перспектив захватывало дух. С другой — Николай стал настолько новым и непривычным... надолго ли? Генерал помнил императора в разном настроении, бывали приступы решимости, схожие с нынешним... хотя и не такие долгие и глубокие. И новые, необычные рассуждения... Впрочем, доброжелатели из Ставки доносят, что Император изменился давно. Кто-то говорит про Преображение, а кто-то вообще, чуть ли не про первый день Луцкого прорыва. Что же... общие идеи, выдвинутые Императором в качестве программы действий, выглядят достаточно необычно — но, по размышлении, здраво. Посему — стоит двинуться в этом направлении. Только вот как быть с теми людьми и разговорами?..
Циничные рассуждения с бокалом Массандры...
В той жизни я предпочитал Магарач... хотя, возможно, лишь потому, что мне посчастливилось урвать кусочек солнца из старых коллекционных подвалов именно Магарача, а Массандру приходилось брать ту, что дают, пусть и в "фирменных" магазинах... Здесь же Массандра была вне конкуренции, и я первое время едва сдерживал себя от того, чтобы не устроить Большую Дегустацию. Решил отложить до "после победы". Над Британией. Чтобы был дополнительный стимул.
Тем не менее, в бокале-другом Массандры отказать себе я не считал нужным. Особенно если после трудового дня, глядя из окна вагона на практически не тронутые промышленностью и стройкой пейзажи Среднерусской Равнины, залитые розовыми лучами от облаков, подсвеченных заходящим солнцем... Самые длинные дни в году, сенокосно-страдная пора, вся Россия напрягается перед близким полугодовым зимним затишьем.
Окошко поезда Государя не освещено... но Государь не спит. Государь с бокалом массандровского хереса сидит у западного окна, на небольшом столе пачка бумаги и остро очиненные карандаши. Электрический свет не требуется — самые длинные дни в году...
Ну что же... срочные вопросы с Брусиловым обсуждены. Нравится ему или нет, но наступление будем сворачивать. Думаю, что он понял причины и осознал перспективу. Пряник в этой перспективе лично его ждёт солидный, а вот в иных вариантах, кроме искреннего сотрудничества с Императором, ништяков просматривается гораздо меньше. Бонапартом он, конечно, стать не откажется... если предложат. Но сам рваться в Бонапарты не будет. И — достаточно осторожен, чтобы не согласиться стать Бонапартом по приглашению ничего не решающих сил. Опять же — я продемонстрировал ему, улыбаясь нынче, не какие-то там клыки, а коренные зубы. Так, продемонстрировал, что кусаться я не намерен, не по чину. Буду просто задумчиво пережёвывать тех, кто подвернётся.
В общем, Алексею Алексеевичу сейчас — респект и уважуха, почёт полными вёдрами... а через пару недель или месяцев надо будет его как следует "выстроить", приватно, но при доверенных свидетелях. И, разумеется, чисто за дело. Операция "Жуков в 46-м", а куда деваться? Правила управления ТОР-фигурами такого класса именно контрастного душа требуют... иначе эти бета-самцы не принимают. Кого бы на должность Лаврентия Павловича подыскать? Чтоб и накопал по делу, и молчал бы в тряпочку, и не слишком за букву закона радел, понимал политическую целесообразность?
...
...Бокал играет бликами осени. Тягучий херес каплями медленно стекает по хрустальному стеклу, подталкиваемый раскачивающимся на стыках вагоном...
* * *
================== Опубликовано 15.07.15
8-го июня. Среда.
Армиями ген.-ад. Брусилова с 22 мая по 3-е июня взято пленных: 3350 оф., 169 130 ниж. чин. и захвачено — 198 ор., 550 пул., 189 бомб. и мином., 119 зар. ящ., 34 прожектора. Дождя не было. Прогулку сделал к "Евпатории". До обеда принял Штюрмера, Шаховского, Адлерберга и Трепова.
Мой любимый!
Нежно целую и от всей души благодарю тебя за твое милое письмо. Я прекрасно понимаю, что ты сейчас не можешь к нам приехать хотя бы на короткое время, необходимость в твоем присутствии там слишком велика. Спасибо за сведения о планах; конечно, я никому не стану рассказывать.
...
— Кинематографические снимки Эрзерума и Трапезонда были очень интересны; некоторые очень хороши, но иные так темны, что едва можно было что разглядеть. Следовало бы хоть один раз дать для всех юмористическую программу, чтоб солдаты могли посмеяться, их была масса на этом сеансе.
А теперь, мой дорогой муженек, мой родной, прощай и да благословит тебя Господь! Извини за скучные письма, но увы! ничего нет интересного. Шлю тебе самый нежный привет, мысленно прижимаю тебя к груди и кладу твою голову на мое сердце.
Навеки всецело
Твоя.
Ц. ставка. 8 июня 1916 г.
Моя нежная голубка!
Бенкендорф сегодня уезжает. Ему очень хочется отвезти тебе письмо, так что я посылаю тебе эту открытку и веточку акации. Сегодня годовщина моего приезда в Вальтон на Ф. в 1894 г. Каким все это кажется далеким! С нежной и страстной любовью.
Навеки твой
Ники.
— Михаил Васильевич! Как продвигается дело с привлечением к суду особо отличившихся в кровопролитиях... русской крови?
— Ваше Императорское величество, я... я полагал, что это лишь размышления... И не давал дальнейшего хода этому делу... То есть, в данный момент я рассматриваю вопрос относительно предания суду лиц, виновных в бессмысленных потерях, но по докладам войск таковых у нас не имеется...
— Я не совсем понял вашу речь, господин начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандования. Потрудитесь, пожалуйста, ответить, как полагается в армии.
Вот так. Спокойно. Даже как-то отрешённо, не сказать — лениво. С точкой в конце предложения. Не стоит такой мелкий вопрос эмоций. Подумаешь, всех-то делов — начальник Штаба не выполнил устный приказ Командующего. Мелкая техническая коллизия. Есть Устав, в нём такие вопросы должны быть урегулированы...
Алексеев понял всё мгновенно. Не первый год, что называется, замужем. Начальник решил "построить" забывшегося подчинённого. Напомнить тому, что вежливость — это само по себе, а дисциплина — сама по себе. И дисциплина как-то универсальнее...
Конечно, в других обстоятельствах можно было бы и помягче... Наверное, общество меня осудит... как же так, человек мне в дядья годится, заслуженный труженик на ниве... И тут я ему столь нагло напоминаю, что у него кроме права разговаривать о войне есть ещё и обязанности. Организовывать. Обеспечивать. Прорабатывать. Добывать. Давить. Пинать. Напоминать. Не спать ночами...
Теперь у него было... да, собственно, и не было у него выходов кроме как взять под козырёк и служить честно и благородно, как сказано в Присяге. Потому что сейчас с ним разговаривал несколько другой человек. Другой. Иной. Которого он последние дни наблюдал со стороны, но почему-то полагал, что в его личном отношении этот новый Николай будет прежним. Входящим в положение.
Всё это правильно... Но, как говаривал наш бригадир в стройотряде, "вы не барышни, а я не гинеколог, чтобы входить в ваше положение. У меня объект".
Да. А у этого иного — страна.
— Прошу меня извинить, господин Верховный Главнокомандующий! Обещаю, что этого больше не повторится! — я внимательно и несколько отстранённо наблюдал, как лицо Алексеева медленно приобретало обычный цвет.
— Хорошо, Михаил Васильевич! Полагаю, мы поняли друг друга. Но, на всякий случай, прошу вас... по всем моим поручениям я ожидаю ежедневного краткого письменного доклада, отражающего актуальное состояние дел. И... мне уже нужен Колчак. Благодарю вас и более не задерживаю! Но жду к обеду.
Где же вы теперь, или алло, мы ищем таланты!
Тяжело быть гуманитарием по жизни... Что вот мне теперь с моего физмат-мат-мать образования, если я даже цугундер паровоза с тендером твиндека путаю?! И хрен бы оно с ним, но вот плеяду Великих Руссичей я помню по фамилиям, в лучшем случае по именам. Авиация: Поликарпов, Сухой, Туполев, Яковлев, Королёв и многiя иныя. Это я о правописании фамилий. Вот кто нам будет делать штурмовик? Илюшин или Ильюшин? И сколько их, этих известных технарей с такими фамилиями? каких в некоторых деревнях не человеками, а улицами считают...
Кошкин, Грабин... Жуков, Голованов. А специалисты? Вот Паша Судоплатов... перспективнийший юноша... То ли четырнадцати, то ли шестнадцати лет от роду. Эйтингона (или Эйтингтона?), Наума (точно Наума?) мне, наверное, смогут представить не более чем в двух десятках экземпляров, а вот с Морозовым что делать? Который танки-танки? Да мне проще заказать Фердинанда Порше и Вилли Мессершмидта! А кто конструктор Б-29? Эдисон?!
Надо что-то сильно придумывать...
Удивил — победил! АИ.
Решил, что пора вводить Большую Политику в повседневную жизнь страны и народа. Для создания атмосферы перебрал кладовые памяти и обнаружил там слово из трёх букв. ВЧК. Но, чтобы все прочувствовали, решил, что просто правительственным объявлением такие вещи не делаются. Гулять так гулять — соорудил манифест, наскоро обсудил его с офигевшими от такого Штюрмером, Шаховским и Треповым, и, грозно сверкнув очами, повелел публиковать.
— Не скрою, господа, ранее я оптимистично полагал, что наличие общей великой цели само по себе обязано сплотить всех соотечественников и отвлечь их от мизерных амбиций и мелких частных интересов. Два года я с удивлением наблюдал и пытался действовать разъяснениями и убеждением. К сожалению, вынужден признать, что практические дела многих убедили меня в том, что великих и общих целей они не хотят даже знать, не то что ими руководствоваться. Пришла пора сделать некоторой виноградной лозе приличное обрезание, чтобы плодоносила, а не цвела пустоцветом. А дурных овец — удалить из стада, чтобы не могли его портить.
