Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Второе направление мягче и полезнее — симбионты. Они не только питаются эмоциями человека, но и помогают ему их получить. От паразитов, признаться честно, они чем-то особенно сильно не отличаются за исключением одного: симбионты любят эмоции совершенно другого порядка. Зачастую они просто хотят самореализоваться, прославить кого-то другого тем, чем сами не смогли прославиться при жизни. Например, они нашептывают стихи, помогают начать рисовать, писать музыку, плести корзины или кукол из тряпочек.
Случайно погибший талантливый хирург может взять себе под покровительство студента или даже школьника и повести его по своему пути, потому что даже после смерти чувствует желание помогать людям и спасать их. Не видя ничего плохого в смерти, а это у всех мертвых едино, он все-таки помнит цену жизни или данные при ней клятвы. Такие мертвые полезны для живых, но их мало — чаще всего они идут дальше. И еще: они никогда не будут ломать жизнь случайного человека ради собственного удовольствия. Они помогают тем, чей огонь уже почти зачах. Или тем, кто мечтает делать то, в чем ему может помочь мертвец, но таланта не хватает. Этих загробных ребят еще называют музами.
А есть кукольники. Они совмещают первые два направления, но как-то более нейтральны с небольшим перекосом в темную сторону. Они просто заставляют делать человека то, что они хотят. Убеждают переехать в другую страну или вообще начать бродяжничать человека, который всю жизнь мечтал сидеть на одном месте и работать на одной работе, приходить по вечерам домой, целовать жену и читать книгу перед сном.
Чаще всего их жертвами становятся подростки и отроки с низким порогом внушаемости. Талантливые математики бросают науку и организовывают какую-нибудь паршивую рок-группу. Девочка-биолог внезапно решает посвятить свою жизнь танцам, не имея для этого никакой предрасположенности. Автомеханик вдруг решает, что из него выйдет отличный фотограф, садовник начинает печь торты, а ветеринар бросает мяукающих пациентов и плетет сережки из проволоки.
Эта группа мертвецов самая неопределенная. С одной стороны, они зомбируют людей, а с другой — многие живые от этого становятся невероятно счастливыми и даже знаменитыми. При определенной доле упорства они становятся настоящими мастерами своего дела, даже не имея к этому таланта... С другой стороны, мертвец может наиграться и бросить, и тогда человек смотрит на свою жизнь и искренне недоумевает: "ну и что это было? А что мне делать дальше?".
— Да, я помню, вы рассказывали, — Василий, давно уже начавший делать записи в блокнот, отложил его и вернулся к остывшему чаю. — Но что заставляет их так поступать? В смысле, сначала что-то делать, а потом бросать и занятие, человека, чьими руками они действовали?
— Они не чувствовали себя при жизни уникальной единицей. Были просто массовкой, которая ничем не выделяется. А все это — из-за страха. Страха потерять все то, что у них есть. Страха оказаться непонятыми, остаться без друзей и семьи, без квартиры, без работы — остаться без всего, погнавшись за мечтой. Но все это теряет свою остроту, когда под угрозу ставишь не свою жизнь, а чужую. Ты-то уже умер, уже понял, что все человеческое — полная ерунда, так почему бы не прославиться в чужом теле? А человечек, которому ты все с ног на голову переставил, так он же ничего не понимает. Он-то еще не осознал того, что держится за воздух, и его же боится потерять.
Как только живой начинает поддаваться, дух становится сильнее, потому что входит во вкус. Это как солдат, который в ночь перед боем отчаянно боится смерти и молится богу, а утром, почувствовав себя винтиком из великого механизма, бесстрашно бросается под танк с гранатой.
Когда рванула Чернобыльская АЭС, многие мальчишки-ликвидаторы, зная, то они проживут потом не больше недели, шли под огромные дозы радиации. Потому что почувствовали себя лицами первого плана, а не массовки. Раньше они был людьми без роди, без текста, без идеи — просто статистами... Но это было раньше, потому что они вдруг становились, пусть и на краткий миг, главными действующими лицами. Тоска по роли.
Так вот, почувствовав себя не нулем, а единицей, мертвый вдруг ощущает тепло, которого не чувствовал при жизни. И готов в качестве дров для греющего его огня использовать что угодно из жизни своей "куклы".
А почему бросают — да потому что разочаровываются. Или потому что кукла ломается. Как всегда.
А есть еще такие, которые себя не осознали, но этих совсем жалко. Существует негласное правило среди всех некромантов — отпускать их. Бедные мятущиеся души шатаются по земле, не понимая, что происходит. Кружат вокруг одного места и не могут уйти. Они даже выглядят, словно живые, не отличают колдунов от обычных людей, не обращают внимания на других мертвых...
— Оп-па, — подался вперед Вася. — Я, кажется, вчера видел такую. А я все думал, что же это за городская сумасшедшая!
— Это где? — Нахмурилась Аделаида. — Нужно будет направить туда Любомира.
— Рядом с морвокзалом, недалеко от Галерного Ковша, — задумался аспирант. — Но я ее освободил уже, вроде. Во всяком случае, она ушла, и на обратном пути я ее тоже не видел.
— А вот с этого места поподробнее, — удивилась ведьма. — Я же тебя не учила еще ритуалу. Олег подсказал? Давай с самого начала, в общем! Она наверняка там, они не умеют прятаться и уходить далеко от места смерти.
— Гуляю я вчера, воздухом дышу, чаек дразню, — издалека начал филолог. — И вдруг вижу на берегу, у самой кромки воды, странную девушку. Она мокрая вся была, словно купалась в одежде, а там ветер, холодно... У нее с волос течет, и заплаканная вся. Подхожу спрашиваю, что случилось, могу ли я чем-то помочь. Она говорит, что не может попасть домой, заблудилась. Куда бы не пошла — все время сюда выходит. Я удивился, там же бродить-то негде, иди по прямой к зданиям — и выйдешь. Предложил ей помочь, отвести к метро или такси вызвать. Спросил, где она живет, она сказала, что не помнит. Ну, думаю, надо вызывать врачей, походу человеку-то явно помощь нужна. Предложил ей подождать, а она говорит "просто прогони меня". Ну я плечами пожал, сказал ей в шутку "чтобы я тебя больше не видел". А потом давление вдруг скакнуло, в глаза потемнело. Проморгался — а ее уже нету, и не видно нигде. Ну, я дальше гулять пошел.
— Ох, Вася... — Поджала губы Аделаида. — Не нравится мне это. Очень не нравится. Езжай-ка ты домой, готовься к лекции завтрашней. А я подумаю... Да, обо всем подумаю. Иди.
Удивленный аспирант, пожав плечами, под строгим взором ведьмы обулся и выскочил на улицу. Против обыкновения, она даже не дала ему с собой печенья для Любомира и Олега, которые проводили дома у Васи времени несоизмеримо больше, чем непосредственно сам хозяин квартиры.
* * *
Спал некромант плохо, постоянно просыпаясь от кошмаров: то он лекцию забыл, то на пару не пришел никто, то в него помидорами кидаются. И, почему-то, плесневелыми и пушистыми.
Проснувшись в очередной раз и с воплем отогнав с руки пушистый "помидор" — любопытного птицееда, Вася посмотрел на время и стал неторопливо собираться. Времени было полно, но уснуть больше явно не удалось бы.
Немного погуляв по сырому утреннему городу, горе-лектор неторопливо добрался до учебного заведения и поднялся в аудиторию — ждать Варю, обещавшую прийти пораньше и поддержать морально.
Вот-вот должен был прозвенеть звонок на лекцию. Вари так и не было. Чувствуя, что начинает нервничать все сильнее и сильнее, Вася, не выдержав, решил позвонить девушке. После пятого гудка она наконец-то подняла трубку и запыхавшимся голосом ответила.
— Ну и где же наша самая ответственная студентка? — Пытаясь скрыть нервозность за иронией, спросил Вася. — До пары три минуты, я заперся в аудитории, забился под стол и плачу от страха. Ладно, шучу, не плачу. Но аудиторию все равно закрыл. Варвара Батьковна, извольте поторопиться, имейте совесть.
— На данный момент у нас совестью все наоборот, — буркнула Варя. — Сегодня просто бум какой-то на улицах, а я не могу просто так появляться посреди тротуара, выскакивая из небытия. Я уже у входа в корпус. А вообще-то, что за неравноправие? Ты на свою прошлую пару, если помнишь, вообще не пришел. А я всего лишь слегка опаздываю.
— Ну так и я — преподаватель, а ты — всего лишь студентка, — хмыкнул в трубку Василий. — Ладно, раз уж ты придешь, то придется мне покинуть мою крепость. Но тебе придется защищать меня. Я маленький и слабый.
В дверь робко поскреблись, прерывая разговор. Так и не услышав ответную реплику, аспирант со вздохом прервал связь и посмотрел на себя в отражение стекла. Зыбкая оконная хмарь за окном, более темная в сравнении с искусственным светом аудитории, с успехом заменяла собой подложку для зеркала, давая смутное отражение. Бледный, черноволосый, взлохмаченный. Тонкие черты лица, тонкая оправа очков, затравленный взгляд. Выглаженный костюм отвратительно сидит на худом теле, не придавая ни капли солидности. Все как всегда... "Может, бородку отпустить?" — тоскливо подумал мужчина, отводя взгляд.
Глубоко вздохнув и резко, словно после удара под дых, выдохнув, Вася прошел к двери и повернул ключ. Дверь тут же дернули на себя. Не заметив преподавателя, в аудиторию попыталась войти высокая смешливая девушка, разговаривающая о чем-то с однокурсницей.
— Мгм. Доброе утро? — Уходя от столкновения, поздоровался Вася, привлекая к себе внимание. Раз уж он отталкивающе действует на людей с первого слова, то зачем оттягивать печальный конец? Лучше уж рубануть сразу.
— Ой, простите! — Девушка быстро осмотрела филолога с головы до ног, слегка покраснела и потупила глаза. — Я вас не заметила...
— Барышня, я выше вас минимум на двадцать сантиметров, меня сложно не проглядеть, — улыбнулся Вася, с удивлением замечая, что входящие в аудиторию студентки смотрят на него совершенно без какого-либо отвращения, презрения и даже удивления.
— Я больше так не буду, — жалобно посмотрела на него студентка, а потом, не выдержав, тихонько хихикнула и направилась к первому ряду скамеек.
Аудитория потихоньку заполнялась и начинала тихо жужжать, словно спокойный непотревоженный улей. Вася вернулся за трибуну, дав будущим преподавателям пару минут на обсуждение... да чего угодно. А себе — на то, чтобы успокоиться и рассортировать листочки с заметками по порядку — в третий, кажется, раз. Ладони намокли, в горле стоял ком. Немного кружилась голова. Не привыкший к публичным выступлениям, молодой человек отчаянно надеялся на то, что его хотя бы не освистают. Наконец, медлить было уже нельзя. Со вздохом взяв в руки первую стопку листов, Вася решил начать, но стоило ему открыть рот, как резко хлопнула дверь — Варя все-таки нашлась.
— Простите, Василийиваныч, яперепуталааудиторию, — протараторила запыхавшаяся девушка, застыв в дверях. Она тяжело дышала, щеки раскраснелись, кудрявая челка прилипла ко лбу. Кеды и низ джинсов были забрызганы водой — кто-то явно бежал по лужам, не разбирая дороги. Вася ощутил облегчение и еле заставил себя сохранить серьезное выражение лица и не улыбнуться. — Я вчера заболела и проспала, вот.
— Варя, ты же некромант, — сквозь зубы выдавил из себя Вася так, чтобы это услышала только проходящая мимо ведьма и махнул рукой на ряды скамеек и парт. — В твоем случае даже смерть — не повод прогуливать. Иди уже.
— Итак, доброе утро, барышни и молодые лю... Ан нет, только барышни. Ладно, — Вася прочистил горло и попытался собрать все мысли в кучу. — Для начала представлюсь: меня зовут Василий Иванович Захарченко, не путать с Чапаевым. Я не сильно старше, чем вы, но хотел бы соблюдать дистанцию, так что давайте держаться рамок приличия и избегать "тыканья".
Я понимаю, что вы будущие педагоги, и такие предметы, подозрительно напоминающие "введение в фольклористику", вам совершенно не нужны, но. Программу составляю не я. Поэтому вопросы к относительно актуальности наших с вам встреч — не ко мне.
Что касается непосредственно предмета. Посещение — обязательно, иначе ругать будут как вас, так и меня. Но вас сначала отругает деканат, а потом — я, то есть дважды. А мне прилетит лишь один раз. Вести или не вести лекции — на ваше усмотрение. Можете ставить диктофоны, можете записывать все дословно, можете тезисно — дело ваше, я не буду проверять лекции. В конце семестра у вас будет зачет по этому предмету — который принимать буду не я. Так что давайте уважать друг друга, тем более, что у нас всего одно занятие в неделю и очень маленький объем программы. Сегодня наша вторая, по идее, лекция, так что через два занятия мы с вами закончим и больше не увидимся, дальнейший материал вам будут читать другие люди.
Вопросы есть? Вопросов нет, отлично. Итак, поехали. Перекличку проводить не буду, мы не в школе. Пустите лист по рядам и напишите свои фамилии, я отмечу потом.
Меня попросили чем-то вас заинтересовать. Тем у меня на выбор не так уж и много, и их нужно как-то растянуть на три занятия, так что начну я с самого веселого: с мифов, легенд и верований, связанных с такой тонкой материей, как похороны и загробная жизнь.
— Василий Иванович, а вы точно уверены, что это весело? — Недоумевающе посмотрела на него студентка, с которой он столкнулся в дверях.
— Это, несомненно, зависит от вашего чувства юмора, но я постараюсь не особенно занудно комментировать самые интересные моменты, чего хотел бы и от всех остальных, кто будет слушать меня, а не музыку с плеера, — Вася задумчиво посмотрел на девушку, пытаясь вспомнить, не видел ли ее где-нибудь раньше, но так и не смог вспомнить ее имени. — Как вас зовут?
— Марина, — девушка неправильно истолковав задумчивый взгляд преподавателя, попыталась незаметно убрать наушники в сумку.
— Что же, Марина, начнем с самого начала: формирование погостов.
В некоторых регионах полагали, что не следует хоронить на новом кладбище первого в семье покойника, потому что вся его семья умрет. Видимо, это было как-то связано с уверенностью в том, что усопшему станет скучно, и он позовет себе в компанию кого-нибудь из живых. Занятно, что подобные верования поддерживали и Сербы. Решалась эта проблема одинаково у всех: самым первым покойником всегда хоронили кого-нибудь чужого. Не могу их осуждать, мне кажется, что одному на целом кладбище как-то грустно может быть, но это только если верить в загробную жизнь.
Верили, что пока покойника несут на кладбище, его встречают души всех тех, кого он провожал в последний путь. Они виснут на гробе, отчего гроб становится неимоверно тяжелым. Конечно, это может быть также связано с тем, что к тому моменту, как гроб внесут на территорию, носильщики отшагают добрую пару километров, но это все — наши с вами догадки, не основанные ни на чем, кроме логики.
По пути к кладбищу и обратно люди не здороваются, потому что считалось, что иногда можно и нелюдь встретить, а с ней лучше не разговаривать.
Входили на кладбище только через калитку, так как ворота считались проходом для умерших. Приравнивать себя к усопшему никто не торопился.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |