Ветер и крылья - 1

— Она их раньше не видела, ваше величество. Хоть голову мне рубите! — Джованна поняла, что ничего страшного не происходит и расхрабрилась. — Я на нее смотрела, она их точно раньше не видела.

— Но знала?

— Ваше величество, знать — безусловно знала.

Ну да. Голос народа не заткнешь... разве что голову отрубить. Вместе с голосом.

— Что-то знала, что-то слышала, но видеть не видела. Что ж, это не так и плохо, — подвел итог Филиппо Третий. — А в остальном? Ничего не замечала? Никаких странностей?

Джованна поежилась.

— Нет, ваше величество. Обычная дана, умненькая, добрая, не капризная. А чтобы странности... вроде как нет. Платья любит, украшения. Сладости.

— Это все они. А еще что?

— Ну... не любит птиц в клетке. Пару раз сказала, что птицы должны летать.

— Тоже случается. — Филиппо Третий не списывал каждый шаг и чих девушки на мистику, еще не хватало!

— Цветы не любит, ваше величество.

— И это бывает. А так?

— В остальном, ваше величество, обычная девушка. Разве что бывает дерзкой на язык. — Джованна рискнула и поняла, что правильно сделала. — Когда мы сегодня возвращались, к нам подошла эданна Франческа Вилецци. И была несколько резка с юной даной.

— Насколько резка?

Джованна послушно пересказала разговор двух женщин. Ей что? Она молчала, но была рядом и все преотлично слышала. Адриенна и не сомневалась, что о разговоре будет доложено, она и не просила держать его в тайне.

Его величество от души посмеялся.

— А девочке палец в рот не клади. Откусит...

Джованна молчала.

— Хорошо. Я тобой доволен. Возьми.

Кошелек с десятью золотыми лоринами перекочевал за корсаж служанки — и та низко поклонилась, на миг явив взгляду короля аппетитные округлости.

— Ваше величество, я так благодарна, ТАК благодарна...

Филиппо задумался, не познакомиться ли с округлостями поближе, но потом решил, что не стоит. Ему эта служанка еще нужна, а простонародье не умеет правильно принимать королевские милости. Или испугается, или обнаглеет, и то и другое одинаково плохо.

— Если дана Адриенна о чем-то попросит, я должен это знать.

— Да, ваше величество.

Филиппо отпустил служанку и задумался.

Что ж, неплохо получается? Если сын не будет дураком, девочка ему отлично подойдет. И детей родит, и проклятье с династии снимет. Она, похоже, о Сибеллинах ничего не знает.

И не надо!

Он знает, а остальным не обязательно. Разве что сыну по голове настучать необходимо. Распустил свою девку до последней крайности. Еще и сам за ней следует. Вот чего он принялся рычать на сопливую девчонку?! Сказано ему — на время, сказано, надо потерпеть! Вот и перетопчется по государственной необходимости!

Так нет же!

Страдающий герой! Штаны горой! Смотреть тошно и противно! Можно подумать, это не он должен на красивой девушке жениться, а его должны... того самого! Потерпит чуточку, ничего с ним не случится.

Да, определенно, надо провести воспитательную работу.

И его величество решил утром побеседовать с сыном. На тему правильного обращения с благородными данами.

* * *

Его высочество Филиппо в этот момент с благородными данами и общался. Лежал на эданне Ческе, уткнувшись лицом в пышные полушария, и чувствовал себя совершенно счастливым. Потому как уже, вот-вот... ну... О да!!!

А что там эданна чувствовала?

Да кто ж ее знает, стонала она вполне натурально. Так, что принц и не сомневался, что он самый-самый. Потом любовники лежали и разговаривали.

— Я должен жениться на маленькой дряни, любимая. Но это ничего не изменит.

— Ах, любовь моя. Это изменит все! — Эданна Ческа подала любовнику вино, не забыв продемонстрировать свое тело. — Я должна буду уехать...

— Никогда! — Принц чуть не подавился вином. И быстренько подгреб эданну к себе. Пока та не удрала прямо из кровати.

— Твой отец прикажет, и я повинуюсь...

— Ну, за пять лет еще много воды утечет, — отмахнулся принц. — А там и я королем стану. А ты — ты будешь моей королевой. Звездой моего двора и моего сердца.

— Ночной звездой...

— Хотя бы — пока. Пока эта дрянь не родит мне несколько детей. А потом я попросту отошлю ее прочь от двора. Куда-нибудь в монастырь.

— Жаль, что нельзя это сделать сразу.

— Хм... да, пять лет она могла бы и в монастыре прожить. Я думал над этим, — соврал принц, который как раз и НЕ думал ни о чем, кроме соблазнительной ложбинки недалеко от его лица. — Отец не согласен. Он считает, что девчонку вполне можно доверить ее отцу, разве что слежку приставить.

— А если она удерет?

— Меня это вполне устроит, — отмахнулся Филиппо.

— Наверное... тут главное, чтобы она потом молчала. А то такой позор... наша принцесса и удирает из страны... она же после помолвки станет принцессой...

— Отец сказал, что при дворе ее держать нельзя, — поделился Филиппо. — По обычаю, от помолвки до свадьбы невеста должна жить в своем родном доме. А монастыри его тоже чем-то не устраивают. Говорит, ей там не место.

— Но почему?

— Что-то там такое... отец знает, но мне об этом не говорит.

— Ох, — немного картинным жестом взялась за лицо эданна. — А вдруг она какая-нибудь... ведьма или еще что?

— Нет, к сожалению, — отмахнулся принц. — Кардинал с ней чуть не каждый день разговаривает, и на исповедь она ходит, и на службе была, и причастие приняла. Не ведьма.

— Может, только пока?

Принц пожал плечами.

Золотистого цвета полушария качнулись слишком близко от его лица, и принц не выдержал. Снова подмял любовницу под себя.

Черт с ней, с невестой! Потом разберемся!

Но если бы он смог заглянуть в головку эданны Чески, он был бы изрядно удивлен.

Эданна тоже собиралась разобраться с его невестой. Но куда как быстрее и радикальнее.

Глава 5

Мия

Причастие.

К причастию Мия все же ходила. С матерью, с ньорой Катариной, все как полагается.

Вуаль на голове, шаль на плечах, но разве это может скрыть расцветающую девичью красоту? Разве может тряпка приглушить сияние глаз?

Ладно, может. Но тогда надо подбирать ту тряпку, которая скрывает, а не ту, которая подчеркивает. А ньора Катарина, как дочь купца, предпочитала демонстрировать товар лицом. Мия уже взрослая, надо замуж отдавать...

Что думала на этот счет Мия, ньору не интересовало. Думает — вот и ладно. Пусть себе радуется, что о ней кто-то готов позаботиться!

Вот и сейчас они медленно шли к храму. Можно бы и в паланкине поехать, но что тут идти? Одна улица, причем чистая и с приличными домами.

Вот и гуляли женщины. Медленно, не торопясь...

— ПОМОГИТЕ!!!

Крик был таким диким, что шарахнулись все три.

И собачий рык. Грозный, страшный... А с ними, как назло, никого...

Сползла по стене в глубоком обмороке эданна Фьора. Завизжала, подхватила юбки и помчалась по улице ньора Катарина. А Мия застыла на месте.

Потому что из-за угла вылетел пес.

Из бойцовских собак, сразу видно. Есть в городе собачьи бои, на них таких зверюг и выставляют. Мощных, страшных, широкогрудых, с такой пастью, что акула от зависти сдохнет. Только вот чтобы собака дралась на таких боях, ее учить надо. И воспитывать. И...

И — обозлить.

Или что-то дать? Да кто ж его знает... важно то, что псина вырвалась. Машина для убийства, в которую воля хозяина превратила шестьдесят килограмм литых мышц, мчалась по улице, и остановить ее было нереально.

Уж точно не трем женщинам.

И ньора Катарина... если только куда влезет! А так — догонит и порвет в клочья.

А сейчас Мия...

Это приговор...

Но почему-то девушка и не подумала бежать. Вместо этого она сделала шаг вперед, второй, оскалилась...

Пес дернулся. Заскулил. И медленно-медленно попятился назад, не сводя глаз со страшного зверя, на которого налетел. С хрупкой девушки в розовом платье.

Мия сделала еще один шаг.

Хвост пса спрятался между ног.

Животное попятилось еще активнее, до угла, а потом развернулось — и помчалось по улице обратно, с той же скоростью. Ну, к хозяину он вряд ли вернется, но и о нападении больше речь не идет, это уж точно. Мия выдохнула и осела на землю. Ее тоже ноги не держали.

Зато застонала эданна Фьора.

— Боже... собака... Мия?!

— Я тут, мама, — откликнулась девочка.

— А собака?

— Убежала.

— Ты цела?

— Да.

Вдали визжала ньора Катарина, бежали, гремя оружием, стражники, но догнать страшного пса так и не смогли.

* * *

Вечером эданна Фьора зашла в комнату дочери. Присела на кровать.

— Рассказывай. Что было и как...

Мия скрывать и не стала.

Честно рассказала, как шарахнулась от нее собака, как побежала... о своем состоянии...

Фьора слушала внимательно. И подвела итог.

— Моя прабабка даже на конюшню не заходила. Кони нервничали.

— То есть? — напряглась Мия.

— Она говорила, что в молодости это не так сильно проявлялось. А вот к старости — да. Там все стало очень серьезно.

— Что — серьезно? Мама?

Фьора помолчала. Покусала губы. И — решилась.

— Мия, детка. Ты ведь не человек, ты — метаморф... животные это чувствуют. Сейчас тебя испугался пес. Потом будут бояться даже самые приученные к человеку. Они будут чувствовать в тебе опасность.

Мия выругалась сквозь зубы. Да, такие слова она тоже знала. На конюшне подслушала.

Эданна Фьора не сделала ей замечания. Молча качнула головой.

— Это не несет тебе таких уж бед. Ты не крестьянка, тебе не надо обихаживать скотину. Ты можешь ездить в паланкине — люди твоих отличий не заметят. И кстати, еще кошки.

— Кошки?

— Эти твари всегда будут равнодушны. Вот и все.

— Равнодушны?

Ньора Катарина кошек не любила. Вот их и не было в доме. А в поместье... но тогда она еще не была... тогда наоборот — она еще БЫЛА человеком!

Действительно, кошки были равнодушны к Мии.

— Кошки тебя бояться не будут. Ну а все остальные... к сожалению.

Мия уже успела обдумать этот вопрос — и махнула рукой. Верховую езду она и так не особенно любила.

— Мама, сегодня это оказалось только на пользу. Порвала бы нас эта тварь.

Фьора задумчиво кивнула.

— Меня — наверняка. И тебя тоже... до смерти бы загрызла...

— Так что все хорошо.

Фьора кивнула еще раз. У нее такой уверенности как раз и не было.

Прабабка упоминала еще кое о чем. Да, страх животных — показатель силы метаморфа. Только вот у прабабки это сказалось лишь к старости. А еще...

Когда силы много — кто управлять-то будет? Хвост собакой или собака хвостом? Мия будет над ней властна или наоборот? Сила будет управлять девочкой?

Чуть не восемьдесят лет, из которых семьдесят прабабка использовала эту силу, развивала, работала...

И — Мия. Которая только недавно созрела. Что же это будет к ее двадцатилетию? Хотя бы?

Страшно даже подумать!

А когда эданне Фьоре было страшно, она поступала вполне определенным образом. А именно — не думала о страшном. И точка.

Пусть все будет, как будет. Все в руках Божьих!

Адриенна

— Дана!!!

— Ты мне хочешь возразить?

Адриенна не повышала голоса, она даже улыбалась, но Джованну мороз продрал. Словно ветром по спине пробежало... ледяным. Северным.

— Я-то что... как его величество...

— Его величество все отлично знает. И не удивится, — усмехнулась Адриенна. — Волосы мне уложи, как на том портрете... где она одна. Поняла?

— Как прикажете, дана.

Адриенна медленно уселась перед полированным металлическим зеркалом.

Вы этого хотели?

Ну так вы это получите...

* * *

По обычаю, дана должна пройти дорогу до часовни одна. Вот у дверей ее ждет отец, но это уже внутри. А до того...

Одна.

Символизируя, что она выходит замуж добровольно.

Принимает кольцо добровольно.

Кстати — не одна дана и в обморок падала, и сбежать пыталась... оно, конечно, добровольно, но для кого? Для самой даны или для ее родителей?

Его величество, правда, позаботился о будущей невестке. Ее и Джованна сопровождала, да и караулы были расставлены... сбегать Адриенна не собиралась.

Некуда.

И — нельзя.

Она медленно шла по дворцу и вспоминала. Этой ночью она видела сон.

Она сидела в саду. Небольшая скамейка, ветки деревьев в цвету...

А она сидела. И молчала, пока к ней шла женщина. Медленно шла, не стряхивая лепестков с черных волос, с черного платья, не отрывая темного взгляда...

Не темного. Синего. Как и у самой Адриенны. Просто сейчас глаза женщины были совсем темными. Словно ей... больно?

Зрачки расширены так, что радужки почти не видно.

Адриенна подалась вперед, коснулась ее руки. И едва не вскрикнула. Ощущение было такое, словно ее ножом ударили.

— Эданна Моргана?

— Ее величество Моргана. Или просто — бабушка.

Улыбка у женщины была неожиданно доброй, и Адриенна успокоилась. Ей не причинят зла. С ней не сделают ничего плохого. А остальное...

Мало ли что бабушка сказать хочет? Надо сначала послушать!

— Я рада, что ты пришла. Сама я не могла дозваться потомков, — призналась женщина, садясь рядом на скамейку.

— Вы же умерли, — справедливо заметила Адриенна.

— Смерть — это не конец пути для людей нашей крови, — нахмурилась женщина. — Впрочем, тебе это рано знать. Я скажу другое. Ты ненавидишь Эрвлинов. Ты не хочешь ни помолвки, ни свадьбы.

— Да.

— Если ты не согласишься, ты вскоре умрешь.

Адриенна аж дернулась.

— Меня убьют?

— Если успеют, — грустно улыбнулась прабабка. — Могут и убить, Эрвлины не терпят сопротивления. И бить в спины умеют. Умели еще тогда, когда были Эрвлайнами... Нет. Хуже другое. В тебе начала пробуждаться наша родовая сила. Ты надела мое кольцо. Ты пролила на алтарь свою кровь.

— Я не помню...

Моргана повела рукой. И Адриенна вдруг вспомнила.

Подземелье.

Черный камень.

Порезы на руках, которые внезапно остро и сильно заныли.

— Вы... это вы?!

— Я.

— Зачем? — почти стоном вырвалось у Адриенны.

Моргана развела руками.

— Это не от меня зависело. Ты моя плоть и кровь, ты почувствовала призыв... как могла тебе помешать бесплотная тень?

Адриенна поняла, что это как раз логично. И злиться перестала.

— Чем мне это грозит? Как это будет выглядеть?

— Плохо, — не стала скрывать прабабка. — Поищи историю нашего рода, ты сможешь разобраться. Начнутся приступы, тебя могут объявить ведьмой.

— Ой...

— Ничего приятного в этом не было и в мое время. Но наша сила такова, что приступы будут. Ты уже понимаешь людей, ты будешь понимать зверей и птиц, ты будешь приносить зло или благо земле, когда пожелаешь.

— Я?

— Да, внучка. СибЛевран — райское местечко. И только благодаря тебе. Когда ты счастлива и здорова, все цветет и благоухает. Стоит тебе заболеть или приуныть... ты помнишь, какая буря была в день твоего отъезда?

Адриенна помнила.

— Поэтому ты должна быть осторожна. Церковники такое видят.

— Но если это у королевы...

— Некоторые короли исцеляют болезни наложением рук. И это не колдовство, но святость.