Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Погоди. А к китайцам он отношение имеет?
— К кому? Не слыхал про таких. Хотя... вроде бы где-то на востоке... за половецкой степью...
Если про Степь, то это к Чарджи. Ханыч, под моим вопросительным взглядом, лениво опускает кружку, и объясняет как малому ребёнку:
— У Боголюбского мать из кыпчаков. Как это принято у русских князей, мать даёт своему ребёнку ещё одно имя. Для своей родни. Кыпчаки называют Боголюбского — Китай. Это имя — уважаемое в Степи. Так называет себя могучий кочевой народ, который живёт за высокими горами на востоке.
Ага. Поэтому старшего сына Мономаха — Мстислава Великого — на Западе называли Харальд. По имени, которое дала сыну его мать Гита. В честь её отца, погибшего в битве при Гастингсе, последнего из сакских королей Англии.
А катай — конный кочевой народ, постоянный противник собственно китайцев-хань. Мы им со своим названием... как поляков называть немцами.
Получается, что "Бешеный Китаец" Боголюбский ещё летом предполагал, что Изя полезет в Киев. "Портить кровь дятлу". И писал брату Глебу ("Перепёлке") в Переяславль, чтобы тот Изе не мешал. И чтобы другого брата, сидящего князем в Торческе, предупредил. Но пруссы зарезали гонца, я убил пруссов. Грамотка — не дошла, с приказом — не ознакомили. Крест Великому Князю князь Переяславльский целовал, присягу приносил. И Перепёлка Изю в Переяславль не пустил.
В РИ было аналогично. Видимо, пруссы и без меня нарвались по дороге. Потому что отношения у братьев чёткие: Глеб против Андрея никогда не пойдёт. Перепёлке с Бешеным Китаем ссориться — даже и мыслей таких нет.
Стоп. Но Изя стоит не под Киевом, а под Черниговым. "Портит кровь" не Ростику, а Свояку. Боголюбского обманули? Тогда почему Изя ходил под Переяславль? Не сработал план "А" — пошёл по плану "B"? И снова не срабатывает? А какой у Изи план "С"?
Мне и даром не надо в княжьих планах копаться! Но от каши, булькающей в обкорзнённых мозгах, зависит сам факт моего существования!
"Эх, помирать нам рановато
Хоть в князьях наших много дерьма!".
И оно выплёскивается. Набегами поганых.
— А давно половцы под Черниговом стоят? (Это Борзята уточняет).
— Так уж десятый день. На двадцать вёрст вокруг города — начисто выжжено. Людей побили — ужас! Мы вот, только милостью божьей, побросав дома и имения свои... все, что нажито честным трудом... коней добрых — три, коровы молочных — три...
"Курток замшевых — тоже три". Не конструктивно: я не участковый, заяву на розыск краденного не приму.
Мужики-беженцы продолжают, ускоряясь, предчувствуя близкое завершение застолья, потреблять бражку на халяву. Они то плачутся, то ругаются. Николай поддерживают беседу, сочувствует. Уточняет географию пострадавших местностей.
По сути: мужичкам этим ничего не светит. Вымрут они вместе с семьями. С голодухи. Здешние Северские князья просто прогоняют беженцев: что они могли принять — приняли летом. Теперь даже и в холопы не берут — не прокормить. А выше по Десне — разорённый Вщиж.
Люди на Руси — ценность. Только из людей можно выжать мыто, виры, полюдье, дани... Всё остальное — кунами не доится. Из-за населения ведутся войны, его угоняют, "примучивают", "осаживают". Его вырезают во владениях противника. Мономах хвастает о своём походе на Минск: "не оставил в городе живых ни скотины, ни челядинца".
А ещё — просто гробят. Вот в таких междоусобных войнах. "Ни себе, ни людям".
А у меня в Рябиновке — избы по-белому строятся. Мне люди нужны для заселения вотчины. И купленный хлеб есть. Я толкаю под столом ногой Ивашку:
— Как закончим... нет, они отсюда на рогах уйдут — завтра с утра. Расскажешь им дорогу до Рябиновки. Надумают ко мне в холопы — пусть приходят, прокормлю.
Тихонько, наклонившись над столом, втолковываю это Ивашке и, поднимая глаза, натыкаюсь на напряжённый взгляд Борзяты. А вот это — другая проблема.
Куда мы идём? Куда ты ведёшь нас? К поганым в полон? Мы люди вольные, на одно дело нанятые, присягой не связанные. Не срастается дело — мы встали да пошли. Ну, Борзята, будем снова шутки шутить или дело говорить?
Беженцы, набравшись хмельного на дармовщину и впервые почувствовав приязнь со стороны встречных людей, а не обычное для них в этом исходе:
— Иди-иди. Проходи, не останавливайся. Понаехали тут... христарадники.
расползаются "со слезами на глазах". Мужики наши выходят — их проводить и самим проветриться, а мы остаёмся с Борзятой за пустым столом. Так и смотрим глаза в глаза через весь стол. Ну, "шутник злобный" колись — на что нас подписали?
Борзята за эти дни уловил кто в моей команде реально главный. Как бы не был ему мой рост, вид и возраст... против всех, с молоком матери впитанных, привычек, стереотипов, предрассудков и представлений... против всей исконности с посконностью... Но он реалист.
Идеалисты, со своими представлениями о правильности, "как с отцов-прадедов", "по учению родительскому", "как все живут"... дел не делают, по Руси не ходят, дома сидят. Потому что в дороге такие — просто подыхают на ровном месте.
К примеру, патриот-идеалист должен был бы встать и громко покричать:
— Моя родина — лучше всех!
И там бы нас и закопали. Во Вщиже. Поскольку "нашей родиной" нынче считается Смоленск.
Сказано же русской народной мудростью: "В чужой монастырь со своим уставом — не лезь".
— Вот они какие дела получаются... Значит вот что, малой, слушай. Дело наше тайное. Такое...
То-то! Заговорил с отроком о взрослом деле. Но ещё — с гонором. Только и я тоже реалист. Я реально понимаю, что в этом "святорусском" реале мало понимаю.
Фраза корявая, ну и фиг с ней.
А вот то, что я просто чего-то не пойму из сказанного, не пойму даже чего спросить-уточнить надо — это я уже знаю. И мне не в лом прибрать своё самолюбие "эксперта по сложным системам" и гордость "представителя всего прогрессивного человечества". Потому что здесь это — глупость. От такого — здесь быстро в землю закапывают.
Я, конечно, дурак. Но я уже — умный дурак. Я уже про свою дурость знаю и могу хоть как-то, в меру осознания собственной глупости, учитывать персональную "недогоняльность" в своей деятельности.
— Стоп, Борзята. Сейчас люди мои подойдут. Вот им всем и расскажешь.
— Да я и тебе одному про дело наше говорить не должен! Да про это...
— И не говори. Или говори, но — всем. А мне, недорослю, твоих тайн не надобно. Сам их расхлёбывай.
Меня уже пытались развернуть "честью" — не по годам, выпивкой — "как большому". Теперь вот — секретами "только для взрослых". Опять "дети до 16-ти"? Или, там, "18+"?
Только лет-то мне по уму поболее, чем вам. Мне эта морковка — "как мужу доброму" — уже не сладка. Я могу спокойно принять, что вокруг куча ловушек, которых я просто не вижу. По своему попаданству. Или, там, "неместности". Так что — "только в присутствии моего юриста". За неимением оного — "мужей добрых".
Борзята гоняет желваки. Как мент при упоминании адвоката. Наезжать на сопляка или на равного профи — две большие разницы. Ну, так как, дядя, будем нагибаться? По моему — петь будешь? Или мы с утра разворачиваемся? На разгрузочно-погрузочные операции в "районе активных боевых действий" мы не подряжались.
Оп-па! Третья производная пошла! Сначала ведёшь себя как дурак, думая, что ты умный. Потом понимаешь, что ты дурак, и становишься умным дураком. Потом становишься настолько умным, что ведёшь себя так, чтобы выглядеть как полный идиот.
Как сказала одна умная женщина: "Перекрасилась в блондинку, и жизнь сразу стала легче".
Думать же ж надо, блин! Последствия, разъедрить их кочерыжкой, предусматривать! Вот я нагну Борзяту. Деваться ему некуда: без моих людей он дела не сделает. Вот он нам всем — все тайны расскажет. Мы дело сделаем и назад вернёмся. Обеспечить конфиденциальность при таком множестве информированных... "То, что знает двое — знает и свинья". Решение очевидное: сократить количество "знатоков" до... до нуля. Похоже, нас в это дело поэтому и втянули: чужих убивать легче, среди своих меньше звона будет.
Среди кого — "своих"?
Если тайна княжеского уровня, то на нулевую зачистку — ресурсов хватит. Пришлют тупо два десятка гридней, всех порежут. Это — если много народа в курсе. А вот если один плешивенький недоросль... Мужичишка какой с ножичком мимо пройдёт, добрый молодец кистенёчком ненароком махнёт... Вполне достаточно для "одного сопляка... умиротворить". Чтобы шуму не было, чтобы вопросов лишних не возникало.
Одного тараканчика можно и тапком хлопнуть. На толпу пришлют асфальтовый каток.
В одиночку, против охотников только на меня одного, у меня есть шанс вывернуться. Моих же ближников на помощь позвать. И иметь люфт во времени для следующего своего хода. А вот если изначально наедут на всю мою команду, то... передавят как курей.
Итого: Борзята должен думать, что мои люди — телки безмозглые, неинтересные, ничего не знающие. А уж что и когда я им расскажу — моё дело.
Что больше: риск собственной глупости или риск последующей тотальной зачистки? Льщу себя необоснованной надеждой, что первый — меньше. Тогда — мне кланяться.
— Ладно, Борзята. Не гоняй желваки — зубы выкрошишь. Так уж и быть — послушаю я твои сказки-выдумки. Так зачем мы туда прёмся? Чего такого ради — мне людей своих под мечи подставлять?
— То-то. А то — "сам расхлёбывай". Соплёй перебить можно, а гонору-то...
— Борзята. Давай короче. Мы на войну не нанимались. Сейчас отдохнём да назад пойдём. У меня и в Пердуновке дел выше крыши.
— Ишь ты, деловой какой... Значит так, слушай да на ус наматывай. Дело, по которому мы посланы — есть дело тайное. Особо тайное — княжеское. Ныне, когда поганые под Чернигов пришли, полагаю надобным об этом деле рассказать. Чтобы знал — чего ради головами рисковать придётся. Но прежде приму от тебя присягу, что никому о том деле сказывать не будешь, всякое слово моё исполнишь и, ежели кто из нас раненый будет, то не бросишь и до Смоленска довезёшь. И на том крест мне целуй.
Пауза.
А в задницу тебя поцеловать не надо?
— Нет.
Плевок. Борзяте в морду. Однословный отказ — не ответ. Это — не мнение о предложении. Это — оценка самого предлагателя. Оценка — ниже плинтуса.
Ты, дядя, меня госсекретами приманивать собрался?! А что такое "первый отдел" и какие из этого проистекают разнообразные помехи личной жизни — не знаешь? А я — знаю. И ваших недо-парижских тайн псевдо-мадридского двора мне не надобно. Нафиг-нафиг!
Мне этот поход как Олимпийские игры: "не важен результат — важно участие". Аким слово дал, я сбегал. А что там, как... Сделали — не сделали... Форс-мажор, поганые пришли.
Мне бы хоть одного половца живьём увидеть... И, идеально, чтобы кого-нибудь из моих ранило. Пролитая кровь — лучший аргумент. Но не сильно. И до золотишка своего добраться бы. И не зависнуть здесь до ледохода. И опасно загонять крысу в угол, если нет топора в руках.
Мда... требуется консенсус. На моих условиях, конечно.
— Болтать — не буду. И своих — не брошу. Это всё, Борзята, что я тебе могу обещать. И слово моё, как сказано сыном божьим: "не клянитесь и пусть будет ваше "да" — да, а "нет" — нет". Выше Христа я прыгать не буду. Решай.
Мне даже жалко его стало. Дядя — жизнь в службе, привык к стандартному набору притопов-прихлопов, чинов — почитанию, крестов — целованию, подчинённых — подчинению. А тут... да ещё и сопляк.
Но Борзята — реалист. Посопел, собрался с силами, хлебнул бражки.
— Ну, тогда слушай. Только чур — никому.
* * *
Ещё одна "княжеская история". Но уже не из Черниговских, а из Смоленских.
Ростик и его сыновья. Конкретно: заморочки второго сына, Святослава, который крещён Иваном, который Ропак. Прозвище у него такое.
"Ропак" означает "громоздкая льдина, ледяная гора". Ещё так называют ледяные торосы, льдину, вмёрзшую ребром. Или — маленького тюленёнка, который охотно лежит на льду.
Святослав родился зимой, поэтому, наверное, и тюленёнок. Или потому что в детстве был увальнем. Но и оба других смысла прозвища ему впору: и ростом велик, и лицом бел. И — упрям, своеволен. Говорят же: "по ропакам тяжко ехать". По нему — не наездишься.
Интересно смотреть, как проявляется в сыновьях набор душевных качеств, доставшихся им от отца.
То, что у Ростика собиралось гармонически, сцеплялось друг с другом, как шестерёнки в исправном часовом механизме, то в сыновьях как-то перекашивает. Что-то одно выпирает и подавляет другое.
Благочестие, искренняя вера отца, в старшем сыне — Романе — превратилось в показное смирение, ханжество, святошество, фарисейство, нетерпимость. И — покрывательство церковников. Отсюда и прозвище его: Благочестник. Но сколь много не молился Роман, не жертвовал на храмы, сколь не стремился "спасаться" — к лику святых, как отца, его не причислили.
Упорство в достижении целей — у второго сына, Святослава-Ропака, стало вздорным упрямством, даже капризностью.
Талант полководца, умение предвидеть действия вражеской армии и организовывать свою, вполне унаследованы третьем сыном — Рюриком. Не зря в "Слово о полку Игореве" его зовут на помощь бить "поганых". Но не дополнилось умением управлять людьми в мирной жизни, столь ярко проявляемом его отцом.
Нудным, бесконечным поучением или умной дружеской беседой Ростик почти всегда добивался согласия собеседников, так или иначе убеждая соглашаться с ним даже и против их собственных интересов. Это талант переговорщика вполне достался четвёртому сыну — Давыду. Но добиваясь желаемого уговариванием, улещиванием, Давыд как-то утратил личную храбрость, стойкость. Редчайший случай — его будут требовать лишить "доли в земле Русской" за проявленную в бою трусость.
Наконец пятый, младший сын Мстислав, наоборот: получил всю личную отвагу и гордость отца. Летописцы называют его "Храбрым".
Про него:
"Новгородцы, желая иметь князя, известного воинскою доблестию, единодушно избрали Мстислава, столь знаменитого мужеством, что ему не было иного имени, кроме Храброго. Презирая опасности, он ободрял воинов своих словами: "за нас Бог и правда, умрём ныне или завтра, умрём же с честию".
* * *
Похоже на обращение героя "Гладиатора" к своим бойцам:
— Кто-то собирается жить вечно? Нет? Тогда — в атаку!
* * *
Но осторожность, взвешенность, способность действовать не только мечом, но и долгим разумным словом — ему не досталось. Зато, как и отец его, Мстислав будет объявлен святым русской православной церковью.
Это свойство воинской удачи перейдёт по наследству.
Сын его, Мстислав Мстиславич Удатный, будет воинственен, храбр, победоносен. Но мудрость и осторожность деда ему чужды. Именно его решение превратило первый контакт монгол и Руси в пролитие крови, в битву на Калке.
В отличие от обрусевших половцев и "ополовевших" русских, монголы оставались ещё весьма диким народом. Понятие "кровник" для них — не бабушкины сказки, а базовый элемент мироощущения, основа политики. "Кровник" — в обе стороны: нельзя оставлять в живых проливших кровь твоего рода. Нельзя оставлять в живых тот род, кровь которого ты пролил. Иначе они придут и отомстят.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |