Призрачный бал

— Не обязана. Но ты приглашена на этот бал, и либо поможешь мне и я подарю тебе свободу, либо навсегда останешься в списке приглашенных! — на лице графа появилась улыбка, как у сытого кота. Он протянул руку к ее щеке, и Лиза почувствовала заполярный холод, тут же заставивший кожу онеметь, а сердце сбиться с ритма.

— Ладно, ладно! Я согласна! — девушка зажмурилась и тут же ощутила коснувшееся щеки тепло. — Что я должна делать?

Где-то вдалеке раздался смех. Лиза осторожно приоткрыла глаза и с облегчением увидела, что граф стоит у огромного окна и смотрит на обезумевшую стихию.

— Посмотри, как красиво! Я снова живу, когда вижу эту страсть и неистовство! Эту искренность. Та, перед кем я виновен, тоже была такой. Она думала, что подчинила меня глупыми заговорами, но я подчинился сам! Я позволил ей себя возродить, но она меня убила. Ты, верно, не понимаешь? — Он обернулся и поманил. — Иди ко мне.

Лиза, нечего делать, направилась к нему, а эхо множило ее шаги. Наконец она достигла окна и восхищенно уставилась на сетку молний, раскрасивших черное небо, а граф смотрел на нее. Наконец произнес.

— Помоги мне. Найди мой подарок, и она снова придет ко мне на этот бал....

— Нет никакого бала! — Лиза покосилась на графа, а он вдруг рассмеялся низким, грудным смехом.

— Нет бала? А если я тебе его покажу? Дай руку.

— Эм... — Лиза в панике спрятала руки за спину, но его уже было не остановить. Рама окна вдруг распахнулась, оказавшись дверью, ведущей на мансарду. Руки графа холодом пронзили плечи, и Лиза, не в силах побороть боль и отвращение, шагнула вслед за ним в грозу. Только вместо того чтобы попасть под дождь и ураганный ветер, вдруг оказалась среди разряженных дам и кавалеров....

Золотые канделябры украшали столы, ломившиеся от всевозможных яств, блики свечей рубинами горели в бокалах с красным вином, вспыхивали огнем грани бриллиантов, украшавших шеи приглашенных дам, и играл вальс. Лиза оглядела свое любимое бордовое платье и надменно усмехнулась. Даже теперь, сменив статус ведьмы на статус фаворитки графа Воронцова, надев бархат и рубины, она чувствовала себя чужой на этом празднике жизни.

Нет радости, нет счастья. Только тело поруганное, да любовь несбывшаяся, тайная.

Ее запястья крепко сжали холодные пальцы графа.

— Любимая, а я тебя искал. Сегодня великий день. Я так долго его ждал....

Ждал...

Образы бала исчезли, возвращая ее в прошлое, где она уже была не Лизой, а нелюдимой девушкой Варварой...

С самого утра небо было затянуто тяжелыми грозовыми тучами. Они висели так низко, что, казалось, можно коснуться рукой бугристых боков.

На кладбище стояла почти осязаемая тишина. Покой и умиротворение царили повсюду, и лишь монотонная речь священника нарушала эту идиллию. Возле гроба собрались несколько человек: граф Дмитрий Воронцов, Захар с двоими молодчиками и две девушки из прислуги.

Мертвая графиня была похожа на поломанную фарфоровую куклу: белоснежная матовая кожа, чуть повернутая набок голова, на тонкой шее шелковый шарфик, скрывающий след от петли.

Граф, не проронивший ни единой слезинки, прикладывал к глазам белоснежный платок. Его лицо было похоже на восковую маску: застывшее и беспристрастное. Когда он подошел к гробу и наклонился, чтобы поцеловать супругу, где-то высоко прогремел гром и с неба упала первая капля дождя. Она потекла слезинкой по белоснежной щеке графини, прочерчивая мокрую дорожку.

— Плачет, — охнула одна из служанок, — смотрите, она плачет.

Обе девушки принялись креститься. Граф поморщился и, промокнув "слезинку" платком, приложился губами ко лбу графини.

— Лицемер. Ты никогда не любил меня.

Голос сначала прозвучал в голове Вари, а потом возле гроба, словно из тумана соткалась фигура графини. Ей было совсем не холодно в легком платье. Она подошла к Воронцову и полупрозрачной ладонью провела по его щеке. Граф никак не отреагировал.

— Почему ты не послушалась меня и не ушла, пока была возможность? Теперь он тебя не отпустит.

Варя не заметила, когда графиня оказалась уже возле нее. Сама она стояла поодаль от гроба, объяснившись тем, что боится покойников.

— Тебе нечего мне сказать? Может быть, хочешь о чем-то спросить?

— Это он убил тебя? — Варвара не говорила вслух, призраки хорошо слышат мысли живых.

— Нет.

— Тогда зачем ты это сделала с собой?

— Я устала. В тот вечер, накануне моей смерти, я просила Дмитрия отпустить тебя. Но он пришел в ярость и даже ударил меня. Впервые в жизни он поднял на меня руку. А дальше все произошло само собой. Я вышла в сад и хотела сбежать. Но бежать мне было некуда. Дмитрий стал для меня всем. Он заменил мне друзей, близких и даже саму жизнь. Он и был моей жизнью.

— Сегодня я уйду.

— Нет, — графиня звонко рассмеялась, — он уже не отпустит тебя. Я это знаю. Здесь многое становится простым и понятным. Дмитрий никого не любит, кроме самого себя. Им движет только одно желание — обладать.

— Он не сможет удержать меня силой. Я попрошу Захара.

— Захар. Глупый, влюбленный великан. Даже теперь его мысли только о тебе.

Графиня вновь подплыла к гробу. Она рассматривала собственное лицо, пыталась разгладить складки на платье и поправить волосы, рассыпавшиеся по подушке. Только ее руки проходили сквозь тело, и женщина злилась. Ее лицо шло мелкой рябью.

— Платье, — женщина подняла на Варю глаза, полные слез. — Это не то платье, в котором я хотела быть похороненной. Он все и всегда делал мне наперекор.

Наверное, она еще что-то сказала, но гроб накрыли крышкой и стали опускать в могилу.

Когда в черный зев посыпались первые комья земли, призрак графини истаял, а на землю обрушился ливень.

Варя не хотела возвращаться в поместье, где ее ничего больше не держало, но граф словно прочел ее мысли и не отпускал от себя ни на шаг. Захар нервничал и злился, старался постоянно находиться рядом. Варвару раздражало внимание этих двоих, но нельзя было просто развернуться и уйти. Она хотела попрощаться с кухаркой, которая приняла ее, как родную, да и с Захаром нужно поговорить. Вот только из головы не шли слова покойной графини. Почему та сказала, что Воронцов ее не отпустит? Конечно, отпустит! Не силой же держать станет.

В доме Варе удалось незаметно прошмыгнуть на кухню, но Алевтины Петровны там не оказалось. Зато обнаружился Захар, который наливал кипяток в большую кружку.

— Замерзла? — спросил он у Вари, точно ждал ее. — Я тебе чай приготовил.

Значит, точно ждал. Но как он узнал?

— Петровна рассказала мне, что вы проводите вместе много времени, вот я и подумал, что прежде чем сбежать, ты обязательно зайдешь к ней попрощаться.

— С чего ты решил, что я собралась сбежать? Меня здесь никто не держит, уйду, когда захочу.

— Знаю, — в голосе Захара было столько грусти, что у Вари невольно сжалось сердце. — Ты всегда была вольной, как кочевая цыганка. Степаныч велел мне присматривать за тобой с первого дня

— Так ты по его указке за мной ухлестывал? — Варя почувствовала, как ее заполняет обида и еще какое-то непонятное чувство, которое до сих пор было ей незнакомо.

— Не придирайся к словам, Варвара. Как ты была колючкой, так и осталась, хоть и стала...

Захар замолчал, словно пытался подобрать нужные слова.

— Ведьмой? Договаривай, кем я стала. Что замолчал?

— Ты изменилась, Варвара. Стала старше. Это я хотел сказать. А еще...

— Что еще?

— Ты очень красивая, Варя.

Варвара вспыхнула, прижала ладони к пылающим щекам. Еще никто не говорил ей ничего такого. И вот Захар, которого она всегда считала только другом, почти братом, ее добродушный великан с неуклюжими ухаживаниями произнес вслух то, чего она боялась услышать. Ночь, проведенная вместе, вдруг потеряла краски, померкла. Все, что было сказано тогда, Варя не принимала всерьез. Она надеялась, что у Захара было лишь помутнение, которое обязательно пройдет. Стало страшно. Но не от того, что будет дальше, а потому что она не могла сказать в ответ что-то, чего Захар наверняка от нее ждет.

И надо ли говорить? Варя не знала.

— Варвара, — голос графа заставил Захара отпрянуть от Вари. — Ты здесь?

— Да, Дмитрий Алексееич, мы здесь, — ответил за нее Захар и вытянулся в струну.

— Что вы делали? — в голосе графа отчетливо слышалось раздражение. — Отвечай, Захар.

— Просто разговаривали.

— О чем ты говорил с ней? — граф выделял каждое слово, чеканя, точно медные монеты.

— Варвара хочет уехать. Я вызвался помочь.

— А моего разрешения почему не спросил? Или думаешь, что от хорошего расположения я теперь буду у тебя на поводу идти?

— Помилуй, Дмитрий Алексееич, — удивился Захар, — что же ты говоришь такое?

— Пошел вон.

Голос тихий, но пробирает до самых костей.

Захар замешкался. Оставлять Варю один на один с хозяином он не хотел, но и ослушаться нельзя. Пришлось подчиниться.

Варя потом еще долго вспоминала его взгляд. Виноватый и умоляющий остановить его. Она могла просто сказать, чтобы Захар не уходил, но не стала. Молча кивнула и отвернулась.

Если бы она только знала, чего ей будет стоить эта глупая гордость, то ни за что не поступила бы так.

Когда Захар ушел, граф вдруг переменился. Он улыбнулся и подошел ближе к Варе. До чего же страшная у него улыбка. Так мог улыбаться только палач, точивший топор на глазах у приговоренного к смерти. И этим приговоренным была Варвара.

— Ты хотела уехать?

В ответ молчание.

— Ты не слышала моего вопроса? Я могу повторить. Хочешь уйти из моего дома, не получив разрешения?

— Я выполнила свою работу, Дмитрий Алексеевич, и мне пора возвращаться домой.

Варю охватил необъяснимый страх. Она попятилась.

Граф протянул к ней руку и провел тыльной стороной ладони по щеке. Варя дернулась как от пощечины. Ей показалось, что к лицу приложили лягушку: холодную и скользкую.

— Строптивая, — ухмыльнулся граф. — Я люблю, когда такие, как ты, сопротивляются.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Варя прижалась спиной к печи, которая была еще теплой. А граф в несколько шагов пересек кухню, запер дверь и вернулся к дрожащей всем телом девушке.

— Ты что же думала, что можно передо мной своими прелестями вертеть и просто так уйти? Не получится, пташка. Лучше не трепыхайся, а то перышки подрастеряешь.

Бежать было некуда. За спиной печь, дверь заперта. Осталось только закричать. Но не успела Варя открыть рта, как липкая от пота ладонь легла ей на лицо.

— Вздумаешь орать, будет только хуже. В этом доме тебе никто не поможет, я здесь хозяин и волен творить, что хочу.

Варя кивнула, давая понять, что не станет кричать. Граф не блефовал, ей действительно не от кого ждать помощи. Она не сразу поняла, что Петровна исчезла с кухни не просто так. Печь нагревалась сильнее, а значит, она только закинула в нее дрова и теперь они разгорались, давая жар. Вон и кочерга торчит. Женщина уходила в спешке. Захар тоже ее не услышит. Слишком хорошо она его знала. Сейчас он уже далеко. Скачет на коне, как делал всегда, чтобы успокоиться. А чтобы понять, что великан разозлился, не нужно быть ведьмой.

Граф убрал руку от Вариного лица, дышать стало легче. Но в следующий момент воздух колючим комом встал в горле. Мужчина обхватил Варю одной рукой за талию и притянул к себе вплотную. Шею обожгло горячее дыхание и влажный, мерзкий поцелуй. Затем еще один и еще. Варвара едва сдерживалась, ее выворачивало наизнанку от отвращения, но она ничего не могла поделать. Она словно вновь стала обычной девушкой, а не ведьмой, в чьих жилах течет сила.

Жадные пальцы задирают подол сарафана, ласка превращается в испытание, словно с нее живой срывают кожу. Горящий безумием взгляд и шепот, срывающийся в стон:

— Моя ведьмочка. Моя королева! Никуда не отпущу.

Сколько продолжалась эта пытка, Варя не знала. Просто в какой-то момент она перестала ощущать свое тело и воспарила под потолком. Она увидела себя со стороны. Видела, как раскрасневшийся граф со спущенными штанами жадно терзает ее тело. Короткой вспышкой в голове вспыхнула ночь с Захаром. Его ласки, настойчивые, но такие нежные, приносили только блаженство и радость. Он спешил, но не торопился, боясь причинить даже малейшую боль.

Черная волна гнева накатила внезапно. Варвара точно окаменела. Глаза ее широко раскрылись. Рука сама потянулась к кочерге, торчащей из печи. А дальше все произошло так быстро, что девушка даже не успела ничего понять.

Раскаленное железо с шипением и треском легло на лицо графа, прочерчивая огненную полосу ото лба до подбородка. Запахло паленой плотью, и нечеловеческий крик оборвал наваждение.

Граф схватился за лицо и с визгом, точно свинья на бойне, завертелся по кухне, сбивая посуду, опрокидывая мебель. Он что-то кричал, звал на помощь, но никто не отзывался на его крики. Попал в собственную ловушку.

Получив свободу, Варвара не стала дожидаться, когда разъяренный мужчина придет в себя. Она выбежала из кухни, промчалась по длинному коридору и наконец-то оказалась на улице.

Воздух был горьким, пропитанным дымом сгоревшей листвы, но Варе он казался сладким нектаром. Она хватала его жадными глотками, точно не могла напиться.

Тело жгло и крутило, бежать было больно, но она не останавливалась.

Перебегая через мост, Варя увидела свое отражение в зеркальной глади реки. На нее смотрела растрепанная старуха с горящими кошачьими глазами. Смотреть было страшно, но она не могла оторвать взгляда. Старуха улыбалась беззубой улыбкой и грозила пальцем.