Император с трудом скрыл свое торжество. Он давно ждал этого вопроса, готовился, и вот, наконец, получил то, что хотел. Поэтому ответ слетел с губ, едва только венценосец закончил предложение.
— Главной проблемой будет Орден. Академия в Исиринатии за последние полвека изрядно ослабла, а все благороднейшие вместе взятые вряд ли кормят столько же чародеев, сколько и венценосец.
— Не говори мне того, чего я не знаю, — буркнул венценосец. — Так что?
— Не поверите, ваше величество, но я тоже думал о том, каким бы образом сделать наших фанатиков слабее, и даже нашел решение. К сожалению, мне оно не по карману.
Глаза венценосца заблестели.
— Ты меня заинтриговал, император. Не тяни, выкладывай.
— На востоке, в лиосских землях, живет небольшая община людей. Они называют себя братьями ночи. Никогда не слышали про них? — Гашион неуверенно покачал головой и Властелин продолжил. — Так вот, они могут сделать для заказчика все что угодно. Убить человека, открыть ворота, совершить поджог.
— Какой толк от поджога, — фыркнул венценосец. — Колдуны Ордена потушат огонь вмиг.
— Любой? — закинул удочку Шахрион. Лицо венценосца вытянулось, до него дошел смысл сказанного. — Вы верно подумали, венценосец.
— Змеиный огонь?
— Поместите десяток бочонков этого зелья в крепость, и от нее не останется и следа. — А сейчас волк в мыслях закончит его предложение словами: "и все они станут подозревать Черного Властелина", и эта идея завладеет его разумом. — Быть может, огонь и не истребит Орден, но урон их главному замку будет нанесен огромный. Спастись от негасимого пламени непросто.
— А еще сложнее спасти казну, учеников и книги. Даже если не прихлопнем гадов, здоровье у них будет не то. Сколько стоит?
— Змеиный огонь? Обычно оплачивается золотом по весу, да и то исключительно по моей просьбе, обычно лиоссцы не торгуют своим драгоценным зельем с людьми. Ну и за работу... наверное, бочонков пять-шесть. Это еще предстоит уточнить.
Его слова заставили Гашиэна задуматься. Желваки под кожей венценосца яростно задвигались, будто бы живя своей жизнью. Император ясно видел, что собрату по головному убору до невозможности жалко денег, но очень хочется разобраться с надоедливым Орденом и тем самым увеличить свои шансы на победу.
Шахрион решил напомнить:
— У Империи, как вы понимаете, таких денег нет.
Гашиэн хмыкнул. Он знал, что Черный Властелин далеко не так беден, как говорит. Вот только вряд ли венценосец даже отдаленно подозревал, каким состоянием обладает Шахрион.
Деньги — нерв войны, и Шахрион, все первые годы правления, сидевший на голодном пайке, знал эту простую истину, как никто другой. Первое время его выручали немногочисленные остатки сокровищницы, припрятанной отцом, а также несколько небогатых жил с золотом и камнями. Этого хватило, чтобы начать. Шахрион весьма серьезно вознамерился стать если не самым богатым правителем на континенте, то одним из таковых, и подошел он к делу творчески. Основой будущего благосостояния стали мануфактуры, оборудование для первой из которых продали дварфы, а прочие возводились почти самостоятельно — не без помощи коротышек, нашедших убежище в его горах.
За несколько лет удалось запустить четыре, потом по новой строили едва ли не каждые пару лет. Огромные предприятия производили только оружие и доспехи. Больше Шахриону ничего не требовалось, а спрос на его продукцию превысил самые смелые ожидания. Мечи, кольчуги, новомодные кирасы, наручи и поножи, щиты, топоры, они выпускались тысячами. А уж когда какая-то светлая голова придумала нашивать на кожаную броню с внутренней стороны металлические пластины и клепать их...
Бригантины, так были названы эту броню, оказались легки, просты в изготовлении и сравнительно дешевы. Новый товар со скоростью пожара завоевал рынки континента, и пока конкуренты сумели наладить у себя производство аналогов, имперская броня заняла едва ли не монопольные позиции. Золото текло рекой, все население получило достойную работу, к началу войны даже стало не хватать мастеровых, но Шахрион и не думал останавливаться, закладывая новые и новые мануфактуры, стремясь превратить свою Черную Цитадель в самый промышленно развитый город в мире.
У него было все для этого — мануфактуры снабжались мощными прессами и литейными, которые топились дровами и углем, горы Ужаса поставляли превосходное железо, болота — железо похуже. За прошедшие годы удалось вырастить целые династии выдающихся мастеров и купцов, работающих на благо страны.
И все же, как ни странно, даже промышленность не являлось главной статьей дохода. Нет. Когда Шахрион только начинал, он быстро осознал, что Империи понадобится много работников, которые не будут болтать и никому не расскажут об увиденном, а еще — много тел. Тел в хорошем состоянии.
Так Империя начала закупать рабов. Сперва для шахт и, понемногу, на продажу ящерам. Дальше — больше. Со временем, даже как-то незаметно, леса государства Шахриона превратилось в мировой центр работорговли, под густыми древесными кронами которых ежедневно совершались десятки абсолютно незаконных и совершенно аморальных сделок, сливки с которых снимал император.
Молчание затянулось. Наконец, в глазах правителя Радении промелькнуло нечто, и император понял — жажда славы победила жадность. Радениец поверил в его ложь.
Естественно, никакого наемных убийц не существовало и в природе, иначе те же академики давным-давно воспользовались бы их услугами, чтобы ослабить Орден. Все проще. Больше двадцати лет Шахрион вместе с Гартианом выращивали нескольких идеальных наемных убийц — людей без мыслей, привязанностей, любви и желаний. Машин для лишения жизней с промытыми мозгами, способных лишь повиноваться своим хозяевам. Результат был отличнейший — император получил трех идеальных фанатиков, двумя из которых предстояло пожертвовать. Последнего император хотел приберечь на всякий случай.
И змеиный огонь был оплачен давным-давно — деньгами, рабами и, что самое важное, услугами. Шахрион попросту выдавливал золото из ненавистного союзника, но венценосец не знал этого, а потом сказал:
— Деньги будут у тебя через семь дней.
— Хорошо. Не позже середины первого месяца осени цитадель Ордена утонет в огне.
— Вот и славно, бывай, — с этими словами лицо в шаре исчезло.
Шахрион убрал бесценный артефакт и потер виски большими пальцами. Сколько лет прошло, а ненависть к правителю Радении так никуда и не пропала. Странная штука эта человеческая память — помнит самое гнусное, что было в жизни, и в трудные моменты бережно разворачивает перед глазами картины минувших дней и макает лицом прямо в них. На, вспомни, покушай еще унижений!
Хотя в ненависти тоже есть свои плюсы — только она позволила ему сохранить рассудок и ползти вперед, когда, казалось, все кончено, и враги восторжествовали окончательно и бесповоротно. Говорят, что ненависть без любви губит душу. Очень даже может быть, вот только любовь у него была.
Давно, очень давно.
Шахрион машинально запустил руку под волосы и прошелся пальцами по застарелому шраму, тянущемуся ото лба до самой макушки.
От любви остались лишь воспоминания, зато ненависть здесь, рядом с ним, приятно греет дыханием бездны и подгоняет в моменты слабости. Он тряхнул головой и вышел из-за стола. Все, хватит, пора поспать пару часов, а то что-то его потянуло на философствования.
Едва закрыв глаза, Шахрион почувствовал, как падает в пустоту. Уже исчезая, растворяясь в небытии, он понял, что сейчас вновь увидит тот проклятый сон, который так давно его не беспокоил...
— Смотри сынок, это — Кийрев, столица Радении. Один из красивейших городов в мире...
Глава 11.
Четвертый день первого месяца лета 2-го года со дня окончания Последней войны.
— Смотри сынок, это — Кийрев, столица Радении. Один из красивейших городов в мире — император Паштион Пятый выглянул из окошка кареты наружу.
— Не хочу, — худощавый бледный мальчик сидел напротив него, недовольно сдвинув брови. — Отец, мы уже два месяца ездим по землям прихвостней Лиги, я хочу домой.
Император сразу же как-то поник и постарел.
— Сын, следи за своим языком, ты — будущий Черный Властелин и взойдешь на трон Империи, когда я уйду.
Взгляд мальчика стал еще мрачнее.
— Не говори глупости, ты отмечен Матерью, а значит, будешь со мной еще долгие годы. Могу начать учиться и позже.
Отец улыбнулся и потрепал сына по голове, взлохматив его непослушные кудри.
— Учиться надо с детства, сынок. Я вот тоже думал также как ты, и проиграл войну. Теперь вынужден ездить на поклон к победителям, выпрашивая милость для себя и своего народа. — В его словах Шахрион расслышал плохо скрываемую горечь.
— Не переживай, — понизил он голос и заговорщески подмигнул, — мы еще отомстим, вот увидишь.
— Увижу, если позволит Мать. А ты должен увидеть Кийрев. Иди сюда.
Принц спустился с обитого мягким бархатом сидения и подошел к окошку. Вид, открывшийся ему, выдавил вздох восхищения.
Равнина была усыпана золотом пшеницы, раскачивающейся под ласковыми порывами теплого летнего ветерка и упирающейся в величественные белоснежные стены, высотой, наверное, в двадцать человеческих ростов. На огромных четырехугольных башнях, увенчанных остроконечными алыми крышами, гордо красовались черные раденийские волки на бело-золотых знаменах. Вымощенная грубым камнем дорога упиралась в могучие ворота с распахнутыми створками, окованными сталью, и в них, точно в раскрытую пасть заползал нескончаемый людской поток.
— Ну и как тебе Белый город? — спросил император.
— Цитадель все равно красивее.
— Так и должно быть, — кивнул Паштион. — Родина, какой бы она не была, остается Родиной.
— Отец, — мальчик напряг память, выуживая из ее отдаленных уголков сведения, полученные от учителя-академика, ответственного за обучение наследника престола не только управлению даром, но и общим наукам, — черный волк — это ведь герб Лиритиэлей, почему они выбрали себе такой странный символ?
— Крамэн Первый, основатель династии, получил его вместе со своим венцом и вторым именем от легендарного Тримиоллы Кимэлиэнуэна около семи с половиной столетий назад. Это знак победы над злом в самом себе.
— И как же Крамэн одержал ее?
— Предал Империю и разбил войска, высланные на усмирение его мятежа.
— Он получил титул за измену?
— Для нас — измена, но для эльфов это был величайший подвиг. Запомни сынок, у любой монеты две стороны, — грустно произнес Властелин.
Красота города сразу же померкла для мальчика, и тому вновь захотелось поскорее оказаться дома, но он не стал огорчать отца и промолчал. Тот не заметил расстройства сына и продолжил:
— В далекие времена владения Империи простирались на пять дневных переходов за Кийрев.
— А пять лет назад они заканчивались в стольки же переходах до него, — буркнул себе под нос Шахрион. — Папа, чего мы хотим добиться от встречи с венценосцем? Исирины, прегишты, дварфы, тиверы, они враги, которые ненавидят нас и никогда не станут друзьями. Какой смысл и дальше терпеть унижения?
Отец окинул сына грустным взглядом и отвернулся от окна, кивком головы указав тому место напротив себя.
— Понимаешь, сынок, — медленно начал он. — От встречи с его величеством Гашиэном я ожидаю нечто большего. У него шесть дочек, причем все уже на выданье. Ты тоже мальчик большой.
От ужаса Шахрион онемел, он не мог произнести не слова, только затравленно смотрел на отца.
— Ты меня понимаешь?
— Я должен буду жениться? На псине?
— Сын, раденийцы не очень любят, когда их называют собаками и предпочитают смывать оскорбление герба кровью. Пока мы гостим у его величества, прошу, не произноси это слово.
— Не заговаривай мне зубы! Я должен буду, словно племенной бык, выбрать себе одну из этих северных шавок, так?
— Да, именно так, — голос отца внезапно стал жестким и злым. — Мы больше не можем позволить себе роскошь жениться по любви. Империя слишком слаба и ей нужны союзники, я считал, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать такие вещи! Более того, я не перестаю себя корить за то, что не додумался женить тебя до Последней войны!
Мальчик злобно зыркнул исподлобья и отвернулся от отца. Не то, чтобы он был против свадьбы — о девочках молодой Шахрион начал думать с год назад, но сама мысль о том, что его избранницу назначат, да еще из рода предателей, бесила неимоверно.
Отец с горечью посмотрел на сына и прикрыл глаза. До дворца венценосца они ехали в гробовом молчании.
Сам замок, расположенный в центре огромного города, поражал воображение не меньше, чем Кийрев. Его огромные стены и четыре угловые башни были украшены белым мрамором, пластины которого древние ремесленники подогнали так плотно, что между ними нельзя было просунуть даже лезвие кинжала. Эти стены огораживали громадную площадь, на которой размещался шестиэтажный донжон венценосца и сонм хозяйственных построек, включающий также и конюшни, достаточные для размещения, наверное, тысячи лошадей, пекарни, в чьи печи можно было поставить за раз хлеба на армию, и огромные казармы, в которых, собственно, целая армия и размещалась.
Почетный эскорт препроводил Императора с его небольшой свитой в жилые помещения, где их уже ожидал сам венценосец. Встреча получилась достаточно сдержанной, зато Шахрион сумел вблизи посмотреть на Гашиэна Второго, человека, чья пехота сумела сдерживать удар легионов до прихода подкрепления, и тем самым обрекла Империю на поражение. Венценосец был могуч, хотя годы и взяли свое, но под его дублетом бугрились мышцы, а живот не вываливался вперед, закрывая собой ноги. Густые каштановые волосы тронула седина, она же добралась и до бороды — предмета гордости каждого истинного радена, по которому их можно было отличить, например, от прегиштов, триверов или, прости Сын, омерзительных исиринов. Морщины и шрамы избороздили благородное лицо с сильным волевым подбородком и мощными скулами, но взгляд венценосца оставался молодым и дерзким.
Такие люди идут вперед несмотря ни на что и никогда не сдаются. Венценосец понравился мальчику, уж он точно не стал бы унижаться, как отец. Ни за что на свете! И дрался бы до победного конца, до последнего человека в строю! И не отдал бы почти всю страну врагам!
После встречи гостям показали их покои и дали время на то, чтобы отдохнуть, смыть дорожную пыль и подготовиться к торжественному ужину.
Пиршество проходило в роскошном общем зале, высотой, наверное, в четыре человеческих роста. Огромный дубовый стол ломился от всевозможных яств. Тут были и жареные поросята с запеченными в них перепелами и кроликами и громадные осетры, размером с Шахриона и истекающие соком желтые сыры из Триверии и алые омары, выловленные абилиссийскими моряками, и даже огромные вареные яйца диковинной птицы стерус, водящейся в Лиосском халифате. Вино текло рекой, а хлеба было столько, что можно было бы кормить Черную Цитадель несколько месяцев.
Никода еще Шахрион не видел такого разнообразия, ведь даже в лучшие времена отец не позволял себе тратить деньги на пиры, что уж говорить про их нынешнее существование.
