🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

А вот настоящий виновник Потрошителю пока зачем-то нужен живым. Здоровым и не изгнанным с позором из Замка — если, конечно, сейчас этот виновник находится тут. И его ещё предстоит вычислить.

* * *

На верхний этаж Манганиной башни Многоликий пробирался окольными путями — карабкаться прямиком по лестнице ему показалось опасным. Будь он магом, на ближних подступах к своему жилищу непременно понаставил бы волшебных ловушек! На мышиных тропах никаких ловушек, по счастью, не было. Но в двух шагах от площадки перед входом Феликсу довелось крепко пожалеть о своём решении. Потому что дверь внезапно отворилась и кого-то выпустила.

— Не благодарите меня, сударыня, — проскрипела темнота голосом Потрошителя. — Оставьте это на потом, когда дело будет сделано.

Женщина ответила еле слышно и неразборчиво, прошелестела платьем и заторопилась вниз по лестнице. Многоликий рванул за ней, но увяз в какой-то трухе и к тому моменту, когда выбрался из-под пола, неизвестной простыл и след.

Сам не свой от досады, он поспешно юркнул обратно в ту же щель — и стал размышлять.

'Сударыня'.

Потрошитель, со своей привычкой смешивать панибратство с издевательской вежливостью, мог назвать так любую женщину, от королевы до младшей горничной. Кто же такая его ночная гостья? Вряд ли это страдающая бессонницей придворная дама, решившая среди ночи разжиться эликсиром молодости или приворотным зельем. Намного более вероятным казалось, что разговоры, которые велись в столь неурочный час, связаны с сегодняшним происшествием.

Что за женщина может быть причастной к покушению на жениха Принцессы?

Первой пришла на ум королева Водра — она ведь за тем и приехала, чтобы помешать свадьбе!

Второй — Ингрид. 'В прошлый раз' ей было всё равно, с кем помолвлена её падчерица — бедняжку, в любом случае, собирались обвинить в отцеубийстве. Но как знать, может, с тех пор что-то изменилось? Может, легенда об Эрике, потерявшей голову от любви и убившей отца, чтобы Аксель смог жениться на королеве, а не на принцессе, перестала казаться мачехе убедительной?

Но и Водра, и Ингрид, вынужден был признать Феликс, хитрые стервы и матёрые интриганки. На 'чудовищные глупости' не способны ни та, ни другая.

Он сделал следующий шаг: напомнил себе, что и Водра, и Ингрид действуют не в одиночку. У Водры есть тупой, самовлюблённый и одержимый страстью к Эрике брат. А у Ингрид — пасынок и любовник, считающий себя самым умным человеком в Замке. Многоликий своими ушами слышал, как межгорская королева уговаривала герцога не вмешиваться в её дела. Своими глазами видел, каким укоризненным взглядом мачеха проводила собравшегося 'проветриться' мальчишку. И теперь утвердился в мысли, что наломать дров, вопреки желанию женщин, могли и тот, и другой.

А затем Феликс спохватился: Валькирия! Валькирия — и её неведомое поручение! Вдруг и ей тоже зачем-то понадобилось избавиться от Акселя? Если это она, головоломка усложняется: может оказаться, что с матримониальными намерениями принца сегодняшний инцидент никак не связан. Прислуга Эрики, правда, особа и смышлёная, и ушлая, и вроде бы тоже не должна совершать откровенных глупостей — но Пелена Любви сделала её самонадеянной не в меру.

Стало быть, Мангана выгораживает кого-то из них — Валькирию, Марка или Пертинада. Для чего? Рассчитывает, как это ему свойственно, загребать жар из огня чужими руками? Какое 'дело' должно быть 'сделано'? Убийство Акселя? Расторжение помолвки?

Ответов Феликс пока не знал.

Он глубоко вздохнул и расчихался от взметнувшейся пыли. Из подслушанного и подсмотренного нынче ночью он, похоже, извлёк всё, что мог. Как ни откладывай неизбежное, подумал он, как ни тяни время, а ко второй части программы приступить всё-таки придётся.

Убедившись, что на площадке тихо, Многоликий снова вылез наружу. Дверь в жилище Придворного Мага, как и следовало ожидать, была надёжно защищена магией, и даже стену опутывали ручейки магического света. Оборотень обследовал нижний край стены и понял, что с этой стороны ловить нечего — оставались всё те же мышиные тропы. Ещё немного потоптался на площадке, собираясь с духом, снова нырнул под пол и перебрался туда, где у него над головой закашлял и зашаркал ногами Мангана.

Следующие полчаса Феликс прислушивался к шарканью и кашлю. Потрошитель бродил из комнаты в комнату, переставлял какие-то предметы и что-то бурчал себе под нос, словно вовсе не собирался отправляться на боковую — а Многоликий изнывал от омерзения и ненависти. Он даже отсюда, казалось, чуял исходящий от Придворного Мага запах гнилой порочной старости, и от этого запаха пыльная мышиная шёрстка поднималась дыбом.

Потом, наконец, заскрипела железная кровать, и наступила тишина. Феликс подождал ещё несколько минут. Когда тишину сменило размеренное хриплое дыхание, через щель между половицами он решился вылезти на поверхность.

И очутился в спальне.

В незанавешенное окно хлестал безжизненный лунный свет. Колдун спал, зияя чёрным провалом разинутого рта и свесив до полу костлявую тощую руку. У Феликса даже в глазах потемнело, столь отчётливо он вспомнил, как мечтал увидеть разорванным Манганино дряблое горло, а лысый пятнистый череп, прикрытый сейчас ночным колпаком — расколотым, как орех. Впрочем, даже если бы оборотень явился сюда, чтобы убить своего мучителя, осуществить намерение он всё равно бы не смог. Волшебное сияние ночного колпака недвусмысленно намекало, что именно этот предмет выполняет у Придворного Мага функции охранного амулета. Поэтому Многоликий отвёл глаза от спящего, медленно выдохнул и досчитал до десяти, возвращая себе равновесие, после чего очень внимательно осмотрел комнату.

К его удивлению, магические предметы в ней почти отсутствовали. Колпак и несколько книг — всё, что удалось высмотреть. На ощупь, наверное, нашлось бы что-нибудь ещё, но обыскивать спальню у него не хватило духу. Тем более, что он хорошо помнил: ключ от браслета должен 'светиться', причём достаточно ярко.

Завершив осмотр, он переместился в соседнюю комнату, отгороженную от спальни плотной парчовой портьерой. Поднял глаза — и потрясённо замер. Вот где сам воздух как будто блистал и переливался от магии! Никогда раньше Феликс не видел столько магии в одном месте. Волшебные вещи непонятного назначения были расставлены по столам и полкам, развешены по стенам, разложены по ящикам шкафов, наполняя пространство призрачными переливами.

Невероятно красивое зрелище!

Но, спрашивается, как искать среди всего этого великолепия миниатюрный ключик?

Сначала Многоликий мышкой побродил вдоль шкафов, надеясь различить что-нибудь интересное через стенки ящиков. Однако, не видя Потрошителя, он довольно быстро взял себя в руки и больше не сходил с ума ни от ненависти, ни от страха. И вскоре решился сделать то, без чего настоящий обыск, увы, был бы невозможен — превратился в человека. Натянул припасённые перчатки, зажёг фонарик и взялся за дело всерьёз.

Замковые часы отбили три... половину четвёртого... четыре часа ночи.

Ключ не находился.

В начале пятого в руки Феликсу попал небольшой ящичек из чёрного дерева с эмблемой 'Камыш и стрелы' на крышке — тот самый ящичек, что 'в прошлый раз' был закреплён на стене за книгами в Кедровом кабинете. Многоликий откинул крышку и увидел на синем бархате несколько ключей разных размеров. Ложбинка для самого маленького ключа ожидаемо пустовала. Она даже пальцы не покалывала магией, а значит, пустовала очень давно.

Коль скоро футляр здесь, то и этот ключ, вместе с другими, держали бы в футляре, а не где попало. 'Я не ошибся: то, что нам нужно, хранится у Короля!' — сделал вывод Феликс. Он был готов к такому результату и даже особенно не огорчился. Скорее, наоборот, обрадовался, что может прекратить поиски, иначе грозившие затянуться до утра.

Была в ящичке и вторая пустующая ложбинка, широкая и длинная — как раз подходящая для ключа от магического пояса. Того самого пояса, что 'в прошлый раз' лишил оборотня способности к превращениям. Но эта ложбинка, в отличие от первой, своё волшебное содержимое 'помнила' превосходно. Ну конечно, подумал Многоликий, ведь Потрошитель до сих пор надеется, что его план осуществится! Значит, ключ от пояса передал стражникам, патрулирующим стену и проверяющим мышеловки. Очень жаль. Как славно было бы украсть хотя бы этот ключ и таким образом обезвредить хотя бы пояс.

А может, оно и к лучшему, подбодрил себя оборотень, убирая ящичек на ту полку, с которой его достал. Чем больше предметов останутся на своих местах, тем меньше вероятность, что хозяин жилища догадается про обыск.

Итак, теперь черёд 'антикороны'. Как там её... 'Уязвимость Монарха'. Эрика, помнил Феликс, нашла её в шкатулке, стоящей под столом в третьей, рабочей комнате.

В лабораторию Придворного Мага он вошёл не без содрогания. Лунный свет сюда не проникал. Многоликий пробежал лучом фонарика по приборам, многие из которых были слишком хорошо ему знакомы. Спина у него взмокла от воспоминаний, к горлу подкатила тошнота, и он поспешно перевёл глаза вниз. Шкатулку заприметил издали, она 'сияла' так ярко, как ни один другой предмет в Манганином логове. Приблизился, сел рядом с ней на корточки, бесшумно откинул крышку и на миг зажмурился — драгоценные камни вспыхнули ослепительными разноцветными искрами, когда на них упал свет.

Сколько их тут? Полсотни, не меньше! И у каждого камушка есть своя тайна.

В верхнем слое Феликс 'антикороны' не заметил, а потому стал одну за другой осторожно вынимать волшебные штучки и перекладывать их на пол. Штучек оказалось шестьдесят четыре. Но крупный турмалин в платиновом лепестке, мерцающий рыжим огоньком, среди них отсутствовал.

Глава двадцать четвёртая,

в которой Принцесса и Многоликий выкладывают карты на стол,

принц Аксель учится жить в изменившемся мире,

а Король решает ускорить отъезд в Икониум

Проведя в Манганином логове ещё около получаса, Многоликий вынужден был признать, что ни ключа от наручника Эрики, ни 'Уязвимости Монарха' здесь нет. Задвинул последний из ящиков, быстрым, но цепким взглядом окинул комнаты, проверяя, не упустил ли чего-нибудь важного, принял изрядно ему надоевший мышиный облик и двинулся в обратный путь. Однако предстояло сделать кое-что ещё, прежде чем с чистой совестью возвратиться к Принцессе. А именно, разузнать, чем в это глухое время заняты все те люди, которых Феликс заподозрил в покушении на принца Акселя и сговоре с Потрошителем.

Сначала Многоликий наведался в апартаменты межгорского борова и его сестры. В спальни к этим двоим заходить было необязательно: храп на два голоса — раскатистые рулады герцога и надсадный присвист королевы Водры — слышно было издали. На всякий случай оборотень всё-таки посмотрел на спящих. Но не нашёл ни одной причины заподозрить, что они провели беспокойный вечер и улеглись далеко за полночь.

Ингрид, с волосами, прикрытыми сеточкой, спала настолько же безмятежно — но, разумеется, не храпела.

Похоже, единственным, кто бодрствовал в центральной части Замка, был Марк. В его покоях горел свет. Такие же просторные и удобные, как у Эрики, устроены они были совершенно иначе: младший из королевских отпрысков, откровенно копируя отца, наполнил своё жилище бессмысленной роскошью. Но если вальяжному, лощёному и самодовольному Скагеру Первому роскошь была к лицу, то нервный и по-юношески худосочный Марк, с его редкими усиками и угловатыми движениями, в окружении драгоценных гобеленов, старинных полотен и мраморных статуй выглядел форменным подкидышем.

Сам он, впрочем, вряд ли об этом догадывался. Одетый в полосатую шёлковую пижаму, он сидел, развалившись в кресле, потягивал что-то крепкое из круглого пузатого бокала и медленно перелистывал журнал весьма фривольного содержания. Выражение лица у Марка при этом было отсутствующим, почти таким же, как у Принцессы, когда вчера — то есть уже позавчера — вечером она пыталась читать стихи и уронила книжку. Сейчас его сходство с сестрой особенно сильно бросалось в глаза: те же тонкая кость и белая кожа, тот же большой, чуть приподнятый нос, те же блестящие тёмные волосы и прозрачные выразительные глаза. Но света, тепла, чистоты и доброты, щедро отмеренных Небесами Эрике, её брату не досталось ни капли.

Избалованный мальчишка, и ничего больше. Испорченный, развращённый и нарциссичный, с грустью подумал Феликс. Бедная Ингрия. Ей и теперь-то несладко, а что с нею будет, если после Скагера на трон вместо Принцессы сядет этот сопляк?

Марк покусывал губы, и ухмылялся, и хмурился своим мыслям — судя по всему, вынашивал какой-то замысел, и возможно, вовсе не тот, что ещё недавно собирался осуществить вместе с мачехой. Глядя на него, Многоликий испытал приступ острого сожаления о том, что не умеет читать мысли.

Последней в очереди была Валькирия. До её комнаты, расположенной непосредственно под покоями Эрики, Феликс добрался без десяти шесть. Прислуга, которой предстояло подняться наверх в половине седьмого, уже встала. В белом пеньюаре в мелкий цветочек она казалась ещё более громоздкой и неповоротливой, чем раньше. Душераздирающе зевая, она варила себе кофе на маленькой плитке. Лицо у Валькирии было мрачное, но объясняться эта мрачность могла чем угодно, отнюдь не только тревожным вечером и бессонной ночью. Вполне вероятно, что горничная досадует на 'титулованного' поклонника, не навестившего её в Замке — когда сегодня вечером оный поклонник не явится на свидание в городе, это уж точно не прибавит ей хорошего настроения. Но сейчас-то дело могло быть даже не в нём. Что, если она попросту видела дурной сон и встала не с той ноги?

'Злыдни болотные, и тут без телепатии никуда!' — посетовал мысленно Феликс. Юркнул в щель между плинтусом и стеной и знакомыми, проверенными тропками отправился к Эрике.

А Эрика — спала! Лежала, 'под щекой ладошка', в той же позе, в какой он её оставил, дышала глубоко и ровно и чему-то улыбалась во сне. Кажется, она даже не просыпалась. Не звала его в темноте, не сердилась, что он ушёл, не попрощавшись, не вслушивалась в каждый звук в попытке понять, не шуршит ли под полом волшебная мышка, не считала удары часов на башне и, главное, не придумывала ничего ужасного. И Феликс внезапно почувствовал себя абсолютно счастливым. Он сам понимал, насколько это глупо, но был страшно горд и доволен собой — будто в карманах у него уже лежали два магических ключа и 'антикорона' в придачу, а в голове хранились сведения обо всех без исключения дворцовых интригах и заговорах.

Он склонился над Эрикой, пробежал губами по ушку, подбородку и шее.

— Родная, я вернулся!

— М-м-м... ты уходил? Я не заметила, — пробормотала девушка сквозь сон и перевернулась на спину. — Где ты был?

— В подземелье. И у Манганы.

— У Манганы... — повторила она и задержала дыхание.

Шумно выдохнула и вскинула тёплые сонные руки, обнимая его. Феликс едва удержал равновесие, но опускаться на кровать не стал.

— Потом всё расскажу. Уже утро! Твоя горничная появится с минуты на минуту. Нужно спрятать меня...