Когда в темноте в тишине мне в ноги ткнулось что-то крупное и живое, я не заверещала только чудом. Сами представьте: вся на нервах, в темноте стараясь не шуметь тихонько вожусь, как вдруг в подол сзади чуть не под попу тычется что-то большое и живое. Подпрыгнула, чуть не заверещала и на ощупь узнала нашего Полкана, которого от радости обняла и разревелась ему прямо в большую мокрую кудлатую башку, даже не пытаясь увернуться от его горячего языка. Полкан — вообще очень флегматичный пёс не склонный к брехливости и общего философичного склада. Впрочем, по-другому наверно и быть не может, станция — довольно специфичный мирок, есть безусловно свои, но много и чужих, которых трогать не нужно, а как такое собаке объяснишь, если даже люди не всегда разобраться могут. Вот и получается, что Полкан — пофигист и флегма, который реагирует только на совсем уж явные беспорядки и рукомашество. Но здесь даже он, как оказалось, вмешался и ему разбили голову и похоже он после удара где-то отлёживался пока на меня не вышел. За компанию со мной напился воды и мы с ним пошли прятаться в развалины амбара. В лёгком коротком пальтишке, простом платке и босиком я бы наверно к утру совсем замёрзла, хоть и постаралась нагрести немного найденной старой соломы, но с Полканом мы всю ночь друг друга грели, а ногам, на которые он улёгся своим мягким горячим пузом, даже жарко было.
С утра влагой пропиталось всё, меня колотило от холода. Бандиты совсем освоились на станции, я видела, как выходила Агриппина за водой и по постройкам лазили налётчики. Мамочку не видела, а двое сыновей конюха Евсея с утра пошли кормить скотину и доить коров, баб кроме поварихи не видно, отчего на душе противно и страшно. Бандиты забили с десяток гусей и уток, даже ощипывать их не стали, просто шкуру вместе с перьями содрали. Когда со двора раздавался громкий противный скрежещущий гогот у меня мурашки по всему телу пробегали. Полкан наверно чувствовал мои эмоции, поэтому рычал и ворчал в ответ на шум со стороны бандитов. Как рассвело, разглядела, что у него разбита голова и хоть новая кровь не подтекала, я потратила часть воды, чтобы смыть часть крови и оторванными от сорочки полосами ткани замотала ему рану на голове. В ответ он меня опять всю облизал, а я от этой возни немного согрелась...
Не знаю, как бы и что происходило дальше, но вдруг увидела, что по тракту едет группа конных солдат с ружьями за спиной. Это потом стало известно, что это была половина казачьей полусотни, которые искали лиходеев и с рассветом выехали из города. Мне почему-то показалось, что они сейчас проедут мимо, и я уже опаздываю их успеть перехватить, поэтому я не думая рванула к ним прямо по убранному полю и по стерне. И не нужно мне говорить, что в длинном платье бегать неудобно, наверно вам просто не было нужно, как мне. Сначала я не кричала потому, что было далеко и меня бы всё равно не услышали, а когда стало ближе, кричать уже не могла из-за того, что просто не хватало воздуха. Но я сдёрнула с головы платок и им стала махать над головой на бегу. До попадания сюда я бы даже не поняла смысла в том, насколько такая картинка для местных выглядит выходящей за все возможные рамки. На улице — ПРОСТОВОЛОСАЯ и платком машет, а не повязывает немедленно голову! Если бы я бежала голышом, возможно реакция была бы меньше, подумали бы, что я из бани угорелая выскочила, да мало ли чего не бывает. А вот так... Ко мне обернулись все, а когда я добежала и смогла говорить и меня услышали коней развернули и строй тут-же рассыпался в дугу, которая с пиками наперевес набирая ход с летящими из-под копыт комьями мокрой земли стала охватывать постройки нашей станции. Захлопали выстрелы, кто-то кричал...
А я обессиленная села прямо на мокрую землю у дороги и плакала от счастья, боли в колющей в боку печени и трясущего меня адреналина. Прибежавший Полкан толкался и пытался меня подтолкнуть в сторону дома, куда идти мне было жутко страшно. В моём понимании там я могла увидеть только кровь и трупы, я ведь по телевизору не раз видела как ведут себя озверевшие нечеловеки, а чего другого можно ждать от бандитов и висельников, каторжан, которым нечего терять... Но сидеть на холодной земле не имело смысла, хоть придатков у меня в этом организме нет, да и детей мне не рожать, но всё равно для организма от холодной земли польза едва ли будет...
Когда я минут через двадцать дошла до станции, казаки уже навели там порядок, не особенно церемонясь с налётчиками. Каково же было моё удивление, когда оказалось, что из наших убили только Николая, да и то, можно сказать случайно, когда он рванул на защиту жены и, получив пару раз в лицо не успокаивался, его пырнули ножом. Ещё одну из девок — из тех, что нам на кухне помогали за это время заездили до того, что она встать не могла, так и отошла не приходя в себя через пару дней. Ковырин всё время так и пролежал в нашем домике, он после пожара тогда ещё не успел отойти. А мамочку Агриппина в кухонном подполе спрятать успела. Снасильничали Арину, двух кухонных девок, вроде бы разик успели Агриппину, но потом её оставили в покое, чтобы она на всех еду готовила, и ещё одного из маленьких сыновей помощника конюха, он потом почти неделю отлёживался, встать не мог. Димка появился очень быстро, да и вообще из деревни подошла целая толпа любопытных, которые лузгая семечки с удовольствием обсуждали увиденное. Ну, а чего, телевизоров и интернета нет, вот люди и развлекаются, СОБЫТИЕ же!...
Казаки, когда налетели, особенно не церемонились. Из восемнадцати налётчиков одиннадцать человек порубили насмерть, еще трое пораненные отойдут в ближайшие часы, тем более, что им помощь никто оказывать не рвётся, тут идиотов больных толерантностью и контуженных гуманизмом не водится. Четверо связанных свалены кучкой у забора, из них только один в сознании с синяком в половину лица, трое пьяные до бесчувствия. Казаки переваливаясь ходят по двору довольные, смолят свои коротенькие чубуки-носогрейки, степенно отвечают на вопросы селян. Они сейчас и здесь именинники и вовсю наслаждаются временным взлётом на вершину внимания...
Но женская доля другая, нам нужно работать. Скорее отмывать всё попорченное, готовить на всех еду, тем более, что на кухне нас всего трое осталось. Арина и девки — не помощницы, а народу много, ведь и казаков накормить нужно, а ещё они послали посыльного за следователем, который тоже не один приедет и их тоже нужно будет кормить, вот мы и шуршим как пчёлки. Когда мамочку целую и невредимую увидела, а она узнала, что я всё это время в амбаре с Полканом пересидела, мы были обе такие счастливые, что нарыдались обнявшись. Поздно почти ночью, когда работы по кухне закончили, а в бане все — кто хотели намылись, и нам немного жара оставили, мы с мамочкой мыться пошли. Ну, а с кем мне ещё мыться? Мы так с моего малолетства и мылись с мамочкой, раньше с нами ещё Наденька купалась. Никто из нас ничего не стеснялся, хотя Наденька, когда у неё стала грудь расти, бёдра и волосы внизу живота попробовала что-то изобразить, но мама её одёрнула и она успокоилась. Поначалу немного странно было видеть, что здесь никто из женщин не бреется. На кухне в одной нательной рубахе и тонкой юбке от жара вся красная Агриппина горшки в печь мечет и пот с лица утирает, а из подмышек у неё рыжие кусты торчат вперёд и назад, что это даже не кусты, а тайга целая. Хотя, я и сама бы очень сильно подумала здешними опасными бритвами себе волосы брить, запросто можно руку отрезать. Ну, с рукой я немного погорячилась, а брить всё равно страшно, это вам не станок специальный с пенкой увлажняющей. У мамочки поросли гораздо скромнее, но тоже вполне хватает и никого кроме меня это не смущает, да и я смотрю скорее с интересом, ведь и мне то же самое предстоит, это пока я ещё маленькая и у меня ничего не растёт. А что я буду делать, когда борода расти станет, я даже думать боюсь. Слышала дома про всякие фото— и электро-эпиляции, лазерная ещё есть, но и там куча сложностей. У нас одна девочка в школе пошла себе подмышками сделать, так у неё так всё воспалилось, что потом она почти месяц в школу не ходила. А здесь такого вообще нет... А ещё странно немного: у нас с мамочкой волосы на голове светлые, а ресницы и брови почти чёрные, а у неё ещё и в подмышках и в паху тоже тёмная поросль растёт. У Надюши везде каштановые волосы были, а у меня тоже тёмное расти будет? Но это я снова отвлеклась. Что там мамочка мне рассказывает? Что её едва бандиты появились Агриппина в подпол спрятала и она там в прохладе всё время просидела и очень замёрзла. А ещё очень за меня боялась, когда услышала наверху разговоры, что трое налётчиков женщинами не насытились и мальчишку пользовали. Вот мамочка и перепугалась, что это про меня говорят, а потом оказалось, что это брата Димки снасильничали. А Агриппину только один успел, потом её на кухню определили и больше трогать никому не позволяли, есть то все хотят. После всех этих рассказов мы с мамочкой обе поревели, пока мыли друг дружку. У неё тело такое красивое, кожа вся белая, ровная, талия, грудь, бёдра, про лицо красивое я даже не говорю, всё такое богатое и роскошное, прямо зависть берёт.
Намылись, наполоскались, головы мокрые тряпицами замотали, и спать пошли. А пока волосы перед сном расчёсывала, прикидывала, что почти два десятка свирепых душегубцев, убийц и разбойников, которых уже на вечную каторгу определили, здесь несколько человек изнасиловали и только одного убили и то только потому, что он сам в драку полез. Даже курьер, который позже приехал и сопротивлялся, только по голове получил и сейчас в комнате вместе с Ковыриным отлёживается с головой замотанной. У нас бы какие-нибудь террористы или даже просто уголовники в побеге всё вокруг бы кровью залили и один-два бы здесь были не убитые, а оставшиеся в живых. А тут все охают и жутко осуждают, что всех мужиков свалили и заперли в амбаре, а в нём холодно и все кашляют теперь. Я когда у мамы про это спросила, она в ответ только удивилась, что и одного убить — это же грех страшный, потом за всю жизнь не отмолишь прощенья. Всё-таки наш век отличается наверно даже не разгулом разврата и распущенности, а тем, что у нас все человеческие границы сорвало и мы их уже даже не замечаем, при куче самых красивых слов, которые здесь имеют смысл, а в наше время просто сотрясение воздуха...
Но самым сильным и тяжёлым ударом для меня стала смерть моей мамочки через два года. Вообще, после того налёта бандитов, когда она больше суток в холодном подполе просидела она всё время мёрзла и начала подкашливать, особенно в холодную и сырую погоду. Да и вообще, после похорон Надюши она сильно сдала и словно состарилась, в глазах, словно искорка погасла, которая раньше была. И глаза, которые всё время словно смеялись, какое бы серьёзное лицо она не делала, стали грустные. А осенью она слегла с воспалением лёгких. Ещё даже морозы не ударили, но вот свалила её лихорадка, в которой она металась в бреду три дня. На третий вдруг пришла в себя, потребовала позвать Ковырина и в моём присутствии потребовала с него клятву на иконе, что он не станет ничего делать против того, что я хочу быть девушкой и признает меня своей дочерью. А потом попросила до прихода священника оставить нас с ней наедине. Так я узнала, что я не родная Ковырину, а мой настоящий отец — Касьян — муж моей крёстной. О том, что я его дочь знает только крёстная, но он должен догадываться, а пойти на это ей пришлось потому, что в браке в Ковыриным у них целых три года детишек так и не получилось...
В тот день она словно вдруг расцвела, глаза ярко горят, румянец на щеках. Я такой прекрасной не смотря на болезнь мамочку и запомнила, болезнь немного обтянула её лицо и словно сделала моложе, а по подушке рассыпались венцом её пшеничные волосы... На следующий день я осталась одна...
* — Один из диагнозов, которым в те годы скопом называли почти любую острую катастрофу в брюшной полости от аппендицита до ущемлённой грыжи или холецистита и прободения язвы. В последние годы 19го века были сделаны первые аппендэктомии и ещё много лет до первых операций по поводу ущемлённых грыж или резекций желудка...
** — Никодим и Вадим — полные имена тех, кого в уменьшительно-ласкательном варианте называли "Дима", а не Дмитрия, как сейчас. Дмитрия или Димитрия преобразовывали в "Митю". Немного в стороне оказывается в такой ситуации Демьян или Демиан. Сама встречала такое, одного Демьяна называли Димой, другого Дёмой. Словом, Дима — это не Митя. Примерно так...
Глава 07
Первые шаги
Мне уже пошёл двенадцатый год, и я стала серьёзно задумываться о будущем. Сделать себе операцию по изменению пола здесь не получится, да и силиконовых протезов груди здесь не существует, как и таблеток для гормональной терапии, без которых вырастет у меня борода лопатой и останется только в цирк в качестве бородатой бабы идти устраиваться. Вот только там ведь потребуют юбки задрать, чтобы потешающаяся толпа убедилась, что и между ног у меня всё женское, а не только на словах... Стоп! А почему я так в таблетки упёрлась? Тут ведь травами лечат...
Я выкроила время и пошла к Пелагее, местной травнице и, по строгому секрету, ведьме, которая с нечистой силой знается, и Христа на неё нет! В принципе я уже давно была готова к разговору с ней или с кем-нибудь подобным, и это уже давно был не тот лепет со слезами, которым я мамочку убеждала. Тем более, что такое и не убедит никого, а мамочка — она ведь любит и даже не ушами слушает, а сердцем своего родного ребёночка чувствует. И ведь действительно, а чего я выпендриваюсь? Тем более, что здесь общество патриархальное и женщина здесь существо совершенно бесправное и подневольное, полностью зависимое от любой прихоти отца или мужа или любого старшего мужчины в семье. Я что — мазохистка такая?
Вообще, я и сама себе долго пыталась объяснить, вернее, сформулировать словами то, что внутри мне и так понятно и что мною движет. Всё очень просто и сложно одновременно. Вот представьте, что вам нужно ответить: "А для чего вы живёте?!"... В школе учительница твердила, что это философский вопрос, на который нет ответа, если на русский перевести, то ничего философского в нём нет, а просто отвечать никто не хочет. А при этом, я как-то в выступлении одного психолога слышала (правда там он на примере наркоманов и сложности их лечения говорил), что если у человека нет ясной цели, то он превращается в безвольное растение. Значит нет философского вопроса, иначе все вокруг бы растениями были, ведь мы живём, куда-то спешим, чего-то все хотим, добиваемся стремимся, радуемся и расстраиваемся... То есть каждый знает, для чего он живёт и чего хочет...
И не нужно говорить, что девочки — глупые. Если бы мальчишек как нас обставили такими же загородками из частокола "ДОЛЖНА!" и "НЕЛЬЗЯ!", они бы свихнулись через полчаса. А мы в предоставленных рамках живём и даже стараемся их не нарушать. Вот только эти рамки такие дикие и неопределённые, что хоть вой. Вот попробуйте составить простой и понятный поведенческий алгоритм для выполнения главной задачи и смысла жизни любой девочки и не в общих словах, а в конкретных действиях и поступках. При этом задача простая и лапидарная "ДОЛЖНА НАЙТИ ДОСТОЙНОГО, РОДИТЬ ОТ НЕГО И ВЫРАСТИТЬ ДОСТОЙНЫХ ДЕТЕЙ!", при этом "НЕЛЬЗЯ ВЕСТИ СЕБЯ НЕДОСТОЙНО!". Не кислая формулировочка! Тут даже задания для сказочного Иванушки куда конкретнее и понятнее. Это взрослая, умудрённая жизнью женщина может быть способна хотя бы с юмором на это посмотреть и поделить сказанное на шестнадцать и к реальной жизни присобачить. А что девчонке маленькой делать? А её ещё и гормоны корёжат так, что плачь — не плачь... И как всегда в жизни водится, к любой цели существует множество путей. Все дружно смеются над тупыми гламурными пергидрольными блондинками, которые как устав читают и выполняют любую чушь из глянцевых журналов. А собственно, почему они такие? Да потому, что пример берут со старших женщин, и их образец от этих журналов кипятком писает, вот девочка и старается быть ДОСТОЙНОЙ, ведь никто ничего другого не говорит, а у понятия "достойный" такие размытые границы и критерии, что просто жуть берёт. Тем более, что эти журналы создают великолепную иллюзию приобщения и доступа в круг избранных и успешных. А ведь это критерии из одного ряда с "достойными" для большинства. Такими гламурками скорее восхититься следует, вы думаете легко всё это даётся? Да одна круглосуточная ходьба на каблучищах "лабутенов" обычную женщину убьёт за пару дней, а они так живут. И не нужно про глупость или про то, что они могут сутками про тряпки и макияж разговаривать. А как иначе? Ведь у женщин нигде нет чётких маркеров или знаков вроде медалей и орденов у военных или спортсменов. Да просто купленный новенький Лексус в своём роде тоже такой знак для многих. Купил — значит достиг, значит сумел, молодец, один из зачётов на звание мужчины выполнил. А девушкам как быть? Купить ещё одну тряпку от Прадо? И что? Кто в этом кроме них самих, то есть единиц разберётся? И эти разговоры нужны, прежде всего, для того, чтобы получить подтверждение, что они поступают правильно, ведь сто платьев от Армани — это ни о чём не говорит, и они это тоже знают, пусть и не признают, что есть женщины, которые в любой рогожке красивее и привлекательнее самой разнаряженной. И что делать? В рогожку рядиться и ждать, когда заметят и оценят? Самим то не смешно? Как в этом тумане найти путь и вешки, по которым можно дойти до нужного — "ДОСТОЙНОГО"? А мужчины себе классную отмазку по жизни придумали. Не повезло с выбором, так и что, подумаешь! А всё потому, что попалась баба-сука (стерва, дура, нужное вклеить), а он ведь просто жертва и против её коварства бессилен...
