Но перед тем, как отправиться за подарком, он зашёл к Квазимодо. Услышав шаги приёмного отца, тот обернулся, но в его взгляде вместо обычной почтительности с долей страха сквозила необычайная решимость, как будто он был драконом из варварских мифов, охраняющим сокровища.

— Зачем ты её спас? — без обиняков спросил священник, подпустив в голос холодной угрозы. Обычно такой тон заставлял собеседника задрожать и склониться, но Квазимодо остался стоять прямо.

— Отец, она моя подруга. Я был обязан это сделать.

Клод вспомнил, с какой теплотой цыганка вчера отзывалась о его воспитаннике, и ему стало завидно.

— О чём ты вообще думал, приводя её в собор? Здесь столько ценностей, она в любой момент может что-нибудь украсть! Цыгане ведь воры, если ты забыл.

— Эсмеральда не такая! — упрямо возразил звонарь.

Фролло промолчал. Спорить с горбуном было трудно, так что он просто махнул рукой и пошёл собираться.

Квазимодо, прозвонив к утрене, пробрался в келью Эсмеральды. Она ещё спала, и звонарь только вздохнул — как же бедняжка устала, раз даже колокола не разбудили её! Он постоял немного на пороге, любуясь умиротворённым во сне лицом и едва проступающей под широкой рубашкой фигуркой. Эта несвежая, бахромившаяся по краям рубашка и поджатые босые ноги девушки напомнили Квазимодо, что надо кое-куда заглянуть. Осторожно, боясь потревожить спящую, он вышел из кельи и отправился на улицу.

Эсмеральда проснулась довольно поздно. Она умылась из небольшого тазика, распутала пальцами волосы, немного потанцевала, чтобы размяться — несмотря на великодушно одолженный Квазимодо тюфяк, спать на каменном полу всё равно было довольно жёстко. Выглянув из кельи, девушка перед самым входом вдруг заметила клетку с птицами. Она сразу поняла, кто её принёс, и улыбнулась от нахлынувшей благодарности. 'Такой прекрасный подарок. Он действительно заботится обо мне!' — подумала она. Птицы, дремавшие в тени, как только на клетку упал луч солнца, начали щебетать, и сама Эсмеральда тоже запела вместе с ними.

Но, повернувшись ко входу в келью, девушка вздрогнула и чуть не закричала. Как раз над её кельей висело страшное изваяние, то ли человек, то ли животное, жутко скалившее зубастую пасть. Вчера вечером в темноте она его не заметила, но теперь оно её напугало. Эсмеральда занесла клетку с птицами в келью и решила прогуляться по собору, где-нибудь подальше от страшной горгульи.

На колокольне она нашла Квазимодо и приветливо поздоровалась с ним:

— Доброе утро! Спасибо тебе за чудесных птичек.

— Не стоит, — смущённо улыбнулся звонарь. — Послушай их, они очень красиво поют, хотя и не так, как ты. Может быть, они развеют твою грусть.

— Да, мне они очень понравились, — подтвердила девушка. — Но есть одна вещь, которая пугает меня.

— Какая? Покажи мне. Здесь ты не должна ничего бояться.

— Идём.

Обеспокоенный Квазимодо последовал за ней. Эсмеральда подвела его к своей келье и показала на изваяние:

— Вот, смотри, какая ужасная физиономия! Боюсь, я сегодня не засну, если буду думать, что оно висит прямо над входом.

Квазимодо посмотрел на статую с какой-то странной печалью.

— Неужели оно страшное, как я?

— Нет, что ты! — возмутилась Эсмеральда. — Ты совсем не страшный, у тебя добрые глаза. А вот у него взгляд такой, как будто оно хочет меня съесть. Портит такой красивый вид!

Квазимодо тут же притащил откуда-то молоток, вскарабкался по стене и разбил изваяние. Эсмеральда, пнув ногой зубастую голову, вздохнула с облегчением.

— Спасибо тебе! — искренне поблагодарила она звонаря. А затем, повинуясь внезапному порыву, обняла его за шею и легко коснулась губами щеки.

Квазимодо покраснел и сжался от неожиданности, но тут же робко улыбнулся. Впрочем, он почти сразу ушёл, сказав девушке, что у него есть для неё ещё один подарок.

Эсмеральда ещё долго гуляла по собору, наблюдала за католической мессой, слушала величественную органную музыку, с интересом рассматривала облачение священников, среди которых, на её счастье, не было Фролло. Когда каменные стены начали на неё давить, она снова поднялась на колокольню, чтобы полюбоваться видом на город. Она думала обо всём, но мыслей о Фебе у неё больше не появлялось, хотя ещё недавно она и предположить не могла, что капитан может так легко исчезнуть из её сердца.

Уже вечерело, когда в одной из галерей цыганка внезапно столкнулась с возвращающимся Клодом. Он прошёл мимо, ничего не сказав, но посмотрел на неё таким пронизывающе холодным взглядом, что ей стало страшно. Она даже подумала, что стоит предупредить звонаря о том, какие намерения вынашивает его хозяин.

* * *

— Квазимодо, твой наставник очень зол на что-то, — сказала Эсмеральда, когда горбун вечером принёс ей ужин. — И, кажется, дело во мне. Он безумно влюблён и даже приходил ко мне в тюрьму, предлагая спасение в обмен на любовь. И теперь меня беспокоит, что он совсем рядом с моим убежищем.

— Не бойся, я не позволю ему тебя тронуть. — Квазимодо успокаивающе дотронулся до её плеча. Его руки были тёплыми и уверенными, но всё же девушка видела, как потрясла его эта новость. — А я, пожалуй, теперь буду ночевать поблизости. Если что, зови.

С этой же ночи он стал спать на пороге её кельи. У Эсмеральды сжималось сердце, когда она смотрела, как он устраивается на холодном камне, но тюфяк был слишком узким, чтобы на нём было удобно спать вдвоём. Днём Квазимодо тоже почти всё время был с ней, отлучаясь только для того, чтобы взять у приёмного отца еду или выполнить свои прямые обязанности звонаря.

Впрочем, архидьякона они больше не встречали. Он и сам старался избегать встречи с цыганкой. Каждое утро он ходил давать уроки брату, но всё остальное время проводил в своей келье. Все думали, что он опять занялся алхимическими опытами, но это было не совсем верно. Так получилось, что окна этой кельи весьма удобно выходили на убежище Эсмеральды, и Клод почти сразу её заметил. И, невидимый с другой стороны, он каждый день подолгу смотрел в окно, прислонившись к стеклу. Это было куда спокойнее, чем встречаться с глазу на глаз.

* * *

Квазимодо и Эсмеральда стали почти неразлучны. Было забавно и трогательно наблюдать, как звонарь, почти всю жизнь проведший в соборе и плохо умеющий общаться с людьми, заботится о своей подруге. Клетка с птицами оказалась первым, но не последним его подарком — через несколько дней он принёс ей букет в красивой, хотя и отколотой с одного боку вазе. Но девушка всё равно обрадовалась:

— Ты просто чудо! Мне так приятно видеть эти цветы — я же выросла на природе, и мне непривычно, что вокруг нет зелени. Собор красивый, но всё же каменный и мёртвый, а цветы — живые.

Горбун слушал её и тепло, искренне улыбался. Он ещё не встречал в жизни никого, кто так радовался бы его заботе. Ему приходилось помогать Фролло, но от того благодарности ожидать не приходилось. А Эсмеральда приходила в восторг от любой мелочи, и это наполняло душу теплом. Это она, а не он, настоящее чудо.

Кстати, обещанным подарком от Квазимодо оказалась одежда. В тот же день, когда цыганка столкнулась с Клодом, звонарь принёс вместе с ужином свёрток и отдал ей со словами:

— Вот, я взял это в монастыре. Туда прихожане иногда отдают одежду и обувь для благотворительности, и я попросил подобрать что-нибудь для тебя.

Эсмеральда в нетерпении развернула свёрток. Там было платье, конечно, невзрачное, но всё же настоящее платье, а не та грубая рубашка, которую она носила ещё с тюрьмы. Туфли, тяжёлые и грубые, были не совсем по размеру, но она была рада любым.

— Спасибо! — уже в который раз поблагодарила она друга. — Мне страшно надоела эта рубашка, в платье будет гораздо уютнее. И босиком ходить я уже устала. Эти туфли просто спасение!

Когда Квазимодо ушёл, она быстро переоделась и обула туфли. В платье из грубой шерсти сразу стало даже немного жарко, но тепло было и на душе. И всё благодаря её другу.

========== ГЛАВА 27 Красные врата ==========

Эсмеральда продолжала жить в соборе, и ей там даже нравилось. Квазимодо действительно был интересным собеседником, нежным и заботливым другом. Впрочем, за это недолгое время он стал для девушки чем-то большим, чем просто друг. Кажется, с самой смерти родителей у неё не было настолько близкого человека.

Каждый вечер, когда заканчивалась служба и Квазимодо до утра был свободен от своих обязанностей, они гуляли по собору, любуясь вечерними видами. Клод видел их из окна своей кельи, и от такого зрелища ему становилось не по себе. Как ни убеждал он себя в том, что красивой девушке просто не может быть интересен уродливый горбун, ревность не утихала.

Фролло исправно давал уроки Жеану, но даже они не помогали унять бушующее пламя. Наконец наступил день, когда он, чувствуя, что не в силах совладать с собой, не пошёл к брату, а остался у себя. Однако обеспокоенный Жеан явился к нему сам:

— Открой, братец Клод, это я!

— Я занят, занимаюсь исследованиями, — буркнул священник. — Приходи завтра, и я проверю всё, что тебе задал.

Жеан ушёл и действительно весь день провёл за книгами, надеясь на вознаграждение. К тому же в последнее время учёба начинала ему нравиться, и он даже ощущал тот азарт исследователя, о котором говорил брат. Хотя ему, так долго гордившемуся своей репутацией повесы, признать это было трудно.

* * *

В этот вечер Фролло, измученный бесконечными мыслями о Эсмеральде, решил лечь пораньше. Но стоило ему закрыть глаза, перед его мысленным взором снова встала она: смущённая и раскрасневшаяся в объятиях капитана, танцующая босиком, бледная и печальная, но несгибаемая на суде, наконец, в белом одеянии и с холодной полуулыбкой, какой он встретил её уже здесь, в соборе.

Клод чувствовал, что сходит с ума. Он должен был поговорить с ней, убедить помочь ему, иначе он окончательно утратит самообладание...

Он встал с постели, надел подрясник и принялся искать у себя в келье запасной ключ от Красных Врат, так как монастырь на ночь уже закрыли. После долгих поисков ключ наконец обнаружился в столе, среди хозяйственных счетов и алхимических трактатов, и Фролло поспешил в монастырь.

Он тихо прокрался по коридору и осторожно, чтобы не привлечь Квазимодо, попытался отпереть Красные Врата. Но старый замок предательски заскрежетал, и архидьякон уже приготовился отступать... Однако именно в эту ночь звонарь, введённый в заблуждение затворничеством приёмного отца, решился отлучиться, чтобы починить один из своих колоколов, и Клод беспрепятственно проник в келью Эсмеральды.

Девушка спала. В небольшое оконце падал лунный свет, и священник какое-то время молча любовался ею. Рядом с тюфяком аккуратно стояли туфли, слишком грубые и неудобные для таких маленьких ножек. Клод попытался подойти поближе, но от звука его шагов цыганка вздрогнула и проснулась:

— Кто здесь?

— Это я, девушка. Прошу, не гони меня, я должен поговорить с тобой!

Эсмеральда, узнав его, отодвинулась подальше, вжавшись в стену. Внезапное появление архидьякона напугало её, особенно когда она заметила, что Квазимодо рядом нет. Но мужчина, стоявший перед ней, выглядел таким несчастным и смотрел на неё с такой мольбой, что доброе сердце плясуньи дрогнуло, и она решила дать ему выговориться.

— Я слушаю вас, — сказала она как можно мягче.

— Моя просьба остаётся неизменной, — заговорил Фролло, и его взгляд снова стал наливаться знакомым девушке безумием. — Я не могу думать ни о чём другом, не могу спать, не могу работать. Будь со мной, люби меня! Только тогда я вернусь к жизни.

Эсмеральда встала. Теперь священник, хоть и оставался выше неё, уже не подавлял своим ростом, и ей легче было ему возражать.

— Я же уже всё вам объяснила. Вы не любите меня.

— Сжалься надо мной, умоляю!

Клод упал перед ней на колени, схватил её руку и прижался к ней губами. Эсмеральда смотрела на него с возрастающим ужасом и пыталась отнять свою руку, но не могла — он был сильнее.

— Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю! — говорил Клод, продолжая покрывать руку девушки поцелуями. — Я готов целовать твои руки, твои стопы и даже землю, по которой ты ходишь. Я готов уехать с тобой хоть на край света!

— Но я не хочу уезжать с вами! — воскликнула цыганка, наконец вырвав свою ладонь из его цепких рук. — Я не люблю вас, поймите наконец!

— Но почему ты добра ко всем и так жестока ко мне?

— Это вы ко мне жестоки! Я раз за разом объясняю вам, почему не могу быть с вами, но вы словно не слышите меня! Чем я заслужила такую пытку?

— Но я же тебя люблю! Как, как ты можешь быть равнодушна к такой неистовой любви?!

— Это не любовь!

— Делай со мной всё что хочешь, хоть бей! Но люби меня!

Клод снова протянул к девушке руки и попытался её обнять. Но он забыл, что его любовь выросла в таборе и волей-неволей должна была научиться защищать себя, а занятия танцами послужили неплохой физической подготовкой. Один взмах изящной босой ножкой — и священник упал навзничь, задыхаясь от боли в ушибленной руке. Но её прикосновение, пусть даже такое неласковое, подарило ему целый букет непередаваемых эмоций. Он чувствовал, что готов расплакаться от счастья.

— О, это просто божественно! — прошептал он, как только снова смог нормально дышать. — Даже удар твоей ножки — бальзам на сердце.

Клод осторожно встал, придерживая пострадавшую руку. Эсмеральда, забившись в угол, смотрела оттуда растерянно и даже испуганно — она не хотела бить так сильно. Она даже не подумала убегать, когда священник приблизился к ней, и опомнилась лишь тогда, когда он наклонился и попытался поцеловать её в щеку.

— На помощь! — закричала Эсмеральда, отталкивая его.

— Не кричи, а то хуже будет! — прошипел опьянённый Фролло и прижал её к себе, зарывшись лицом в распущенные волосы.

Но на крик девушки уже прибежал Квазимодо. Он одним ударом повалил архидьякона на пол и аккуратно зафиксировал его, стараясь не причинять боли, но и не давая вырваться.

— Не трогай её! — потребовал горбун. — Она слабее тебя.

— Но я её люблю! — возразил Клод.

Звонарь выволок Фролло из кельи и только там отпустил. Убедившись, что проход к Эсмеральде надёжно загораживает массивная фигура воспитанника, священник ушёл, бормоча ругательства.

Квазимодо смотрел ему вслед, внутренне разрываясь между детской привязанностью и новой любовью. В сегодняшнем случае правда была не на стороне Фролло, поэтому он твёрдо знал, что сделал всё правильно, но сердце всё равно тоскливо ныло.

От нерадостных размышлений его отвлекло ласковое прикосновение девичьей руки. Он обернулся.

— Спасибо тебе за помощь, — сказала Эсмеральда, тепло улыбаясь ему.

— Не за что. Я обещал защищать тебя, и я это делаю.

— Ты мой герой! — воскликнула девушка и снова коснулась губами его щеки. И на этот раз Квазимодо даже позволил себе обнять её в ответ.

* * *

Архидьякон снова провёл ночь без сна, размышляя о разговоре с цыганкой. Осознание, что девушка не так слаба и может дать сдачи, несколько отрезвило его, и теперь он мог рассуждать более разумно.