Гиперанатоксин

— Сколько может быть всего воинов и девушек?

— Если приедут все, то две ладони воинов и десять ладоней девушек. — Я хмыкнул, подцепил ложкой из мисочки стерляжьей икорки, отправил в рот, вдумчиво прожевал, проглотил и выдал общую оценку.

— Однако! — затем продолжил расспросы.

— Что нужно сделать, чтобы победить воина?

— Себе оружие степной воин выбирает любое. Старший брат вооружен только саблей. Саблю Посланнику Богов дарит племя, собирающее праздник... Для победы — воина требуется убить в схватке или просто завладеть его оружием.

— Так, это понятно. Ну, а с девицами что?

— Белая кошма должна быть испачкана кровью. — Я улыбнулся и подумал. — 'Ну, точно греческий эпос', а вслух спросил.

— Э-э, по преданию, — последний Черный победил всех?

— Нет.

— И что с ним случилось?

— Его убили. Убил предпоследний воин. — И с ноткой злости в голосе прибавила. — Третий курган его могила. — Я же, в расчете на публику, вздохнул с облегчением.

— Ну, хорошо хоть убили не на кошме. — Карайя посмотрела на меня с осуждением и сообщила.

— Победитель разрезал на куски главную жрицу храма и скормил шакалам, затем изнасиловал и задушил всех послушниц. — Я улыбнулся и спросил.

— Наверно победитель был Алиман, а послушницы из Крепсов? — Жрица с удивлением посмотрела на меня и ответила.

— Да. — Я покивал, в целях дегустации набил рот осетровой икрой, закусил маленьким кусочком ячменной лепешки и сообщил.

— Если ты и послушницы будете кормить меня так же хорошо, как сейчас, то смерть на кошме мне не грозит. А, что касается воинов то, если их будет меньше сотни — ты и девочки спокойно доживете до глубокой старости. Возможно даже в девичестве. Я обещаю! — Жрица поднялась на ноги и глубоко поклонилась.

Я тоже встал, с огорчением посмотрел на мисочку с паюсной икоркой, до которой так и не дотянулся рукой, окинул взором прочие недоеденные изыски, тяжело вздохнул и направился к лошадям... Свободного места в животе уже не было даже для макового зернышка.

Часть 3. ВЕЛИКИЙ ПОХОД ВДОЛЬ КРИНО

Мы не успели отъехать от храма и километра, когда я соскочил с коня, снял саблю и оставил у себя из оружия ножи и лук со стрелами. Привязал лошадь в конце каравана, махнул рукой Атечи, чтобы ехала первой, и побежал рядом с отрядом. Слишком много сил бурлило в организме. Нужно срочно потратить, как минимум, половину запаса. Имелась и вторая причина — в груди угнездилось и, чем дальше мы отъезжали от храма, постоянно росло чувство беды.

Как только дорога пошла через кусты и перелески, сошел с тропы и побежал рядом с караваном, петляя между кустами как легавый пес. Временами, пересекая дорогу и перебегая с одной стороны тропы на другую и обратно. Через каждые три-четыре километра останавливался и, закрыв глаза, пытался внутренним зрением охватить окрестности.

Ближе к вечеру, наконец, засек первую стаю. Несколько всадников пересекали наш путь, двигаясь в сторону реки. Я догнал Атечи и тормознул движение каравана, предложив сделать короткий привал, и пропустить неизвестный отряд перед собой. Но всадники захотели приключений на свои попки, дошли до тракта, посовещались и направились по тропе нам навстречу. Ну, что ж — встретимся и поговорим. Я повесил на пояс саблю и уселся рядом с дорогой, приказав жрице — отъехать за кусты и не показываться оттуда.

Минут через пятнадцать на полянку выехали шестеро степняков. Молодые, наглые и разбойничьи рожи. Увидев меня, радостно оскалились. Один ткнул плеткой в землю, на которой остались следы копыт наших лошадей, уходившие в сторону от дороги, и счастливо засмеялся. Добыча! Караван! Я сидел, прислонившись спиной к молоденькой березке, смотрел на степную шпану и с интересом ждал продолжения.

Два степных сокола гикнули и, пришпорив лошадей, поскакали ко мне. Один вырвался вперед и на скаку начал раскручивать аркан. Я поднялся на ноги, замедлил время и, когда петля аркана почти достигла головы, шагнул в сторону. Затем подхватил волосяную веревку аркана и обмотал ее вокруг ствола дерева. Степняк, приготовившийся уже скакать обратно, волоча за собой мое беспомощное тело, скривился лицом и поднял коня на дыбы. Второй друг степей, обрадовался неудаче соратника и решил, что теперь его выход. Он пришпорил коня и обогнал своего не слишком удачливого собрата. Я сделал шаг назад, прикрывшись стволом березки.

Степной сокол резко тормознул и тоже скривил физиономию. После чего, гарцуя на месте и явно любуясь самим собой, выдал мне в лицо длинную тираду, в которой упоминались мои родители, все родственники до седьмого колена и их противоестественные отношения с домашними животными и между собой. Затем, развивая тему, он плавно перешел на страшных демонов преисподней, мифических животных и нелюдей, смачно описывая взаимоотношения между ними и мной, друг с другом, а также всеми нами вместе в одном большом свальном грехе. Окажись все это правдой, я превратился бы в пепел еще в утробе матери, потерял всякую волю к сопротивлению и не пытался бы сейчас прыжками и действиями мешать захватить себя в плен.

С удовольствием выслушав этот перл степного эпоса, я поднял руку, вытянул средний палец и продемонстрировал его акыну в характерном интернациональном жесте. Степняк понял, что его оскорбляют без слов и посылают в том же направлении куда он отправлял меня. Мастер разговорного жанра задохнулся от возмущения и заткнулся.

Тем временем остальная команда висельников, без спешки успела подъехать, выстроилась в рядок и, сурово нахмурив брови, но и не без удовольствия, наблюдала за спектаклем. Двое из этих четверых после короткого приказа атамана — приняли решение и начали по дуге объезжать березку с расчетом оказаться от меня с противоположных сторон. Заняв позиции, раскрутили арканы и синхронно метнули. Я снова сделал шаг в сторону, подхватил концы обеих волосяных петель и успел завязать арканы узлом. Так что, когда всадники развернули коней и с визгом бросили их в галоп в разные стороны, — это была уже одна связанная веревка, которая натянулась и сдернула гордых степных воинов на землю. Нелепо взмахнув руками и ногами, степняки сверзились с коней, одновременно с касанием земли, завершив свой душераздирающий визг и громко выдохнув — 'хэк'. Я подхватил ослабевшую веревку, немного подтянул и привязал к березке оба аркана рядом с первым.

В это время акын-матерщинник, пылая праведным гневом, подъехал вплотную, замахнулся плеткой и попытался протянуть меня ей по лицу. Я скользнул ему навстречу, с трудом, но поймал, кончик плетки и, резко дернув на себя, попытался отнять у воина его оружие. Но плетка висела на ремешке, и я выдернул бедолагу из седла вместе с плеткой. Он совершил короткий полет в мою сторону с вытянутой перед собой рукой и завершил его на земле, выдав в пространство аналогично двум другим — степную жалобу 'хэк'.

Признав весь этот спектакль в высшей степени обидным оскорблением, двое из троих, еще оставшихся в седлах воинов, настроенные более чем решительно синхронно выхватили клинки, пришпорили лошадей и двинулись ко мне с разных сторон. Я стянул плетку с руки воина, очень сильно приложившегося диафрагмой. Сейчас он раскрывал рот, как вытащенная на воздух рыба, и без особого успеха пытался сделать вдох. Бедняга нуждался в срочном лечении и я прописал ему лекарство — самым кончиком плетки, от души протянул по лицу. Это радикальное средство помогло прочистить горло и гордый степной воин заорал дурным голосом. Я подхватил его за шкирку, вздернул на ноги и кинул на всадника, который с обнаженной сабелькой, подъезжал с левой стороны. Лошадь воина испуганно дернулась, а я метнулся к степняку с правого бока, заходя с противоположной от сабли стороны. Он наклонился вперед и попытался ткнуть клинком, просунув руку под горлом лошади, но опоздал.

Я проскочил раньше удара и, захватив ногу и левую руку всадника, выдернул его из седла. После чего очередной раз бросил в сторону второго степняка. Лошадь испугавшись встала на дыбы и, когда, наконец, всадник дал ей укорот, — я уже стоял рядом с ним, придерживая его правый кулачок, обнимающий рукоятку сабельки. Так, что мне потребовался только один хороший рывок, и буревестник степных полей, распахнув руки, как крылья, уже привычно вылетел из седла. Пролетел по воздуху метров десять и от души приложился о землю, оповестив всех о своей несчастной судьбе, универсальным — 'хэк'.

Подобрав с земли оставшуюся без хозяина саблю, я с размаху ткнул ей в березку, пробив несчастное дерево почти насквозь. Затем подхватил второй клинок и в броске, загнал его в ствол рядом с первым. Окинув взглядом поле боя, отметил, что шестой член бригады налетчиков, остается в сторонке и с мрачным видом наблюдает за всеми безобразиями. Я встретился с ним взглядом и продемонстрировал свое к нему отношение, скорчив наглую рожу и положив характерным жестом левую ладонь на сгиб правой руки. Главарь все понял правильно, — его посылают куда подальше. Он задохнулся от оскорбления и полез в налучье за луком. Ха. Наивный парень. Я скользнул на несколько шагов в сторону и подобрал с земли третью сабельку, без промедления отправив ее в коня главаря. Клинок просверкнул в воздухе и проткнул горло лошади насквозь. Конь встал на дыбы и завалился на бок, сбросив с себя седока. Причем, главарь не успел вынуть ноги из стремян и оказался прижатым к земле, бьющимся в конвульсиях животным. Он заорал дурным голосом, пытаясь освободить из-под лошади зажатую и поврежденную ногу.

Краем глаза я постоянно фиксировал всех участников схватки и, как только, очередной претендент развалить меня на две половинки, размахивая саблей, подбежал вплотную, резким щелчком плетки ударил его по руке. Сабля выпала из поврежденной руки. Я сделал шаг ему навстречу, легонько оттолкнув в сторону, чтобы не мешал, поднял клинок и переправил в общую кучку на березе. Но воин не растерялся — цапнул левой рукой у себя на поясе нож, обнажил его и попытался воткнуть мне в горло. С некоторой долей небрежности перехватив руку с оружием, я вывернул ее на пол-оборота, ломая кости в запястье. Вынул нож из ослабевшей руки, взял за лезвие и кинул в следующую жертву, которая тоже имела несколько извилин в голове, вспомнила о луке и попыталась достать метательное оружие, притороченное к седлу лошади. Серебряной рыбкой клинок мелькнул в воздухе и по самую рукоятку вошел в правое плечо хитреца.

Повернув к себе лицом степного воина, которому уже досталось плеткой, я, вполсилы, выдал по его лицу серию ударов с расчетом сделать из его плоской физиономии один сплошной синяк. Получилось отменно! Прямо на глазах — рожа воина увеличилась в размерах раза в полтора. А завершил экзекуцию мощным, нокаутирующим апперкотом, отбросившим воина потерявшего свое лицо — в буквальном смысле этого слова, на несколько шагов в сторону. Теперь он выведен из строя. Надолго.

В очередной раз оглядев поле боя, зафиксировал результаты короткой схватки: один удалец, подвывая скорчился на земле с ножом в правом плече; главарь, поминая нехорошими словами всех степных святых, никак не может освободиться из плена и вытащить ногу; третий хитрец валяется в расслабленной позе в полной отключке; четвертый ворочается на земле с боку на бок и никак не может подняться на ноги — что-то он себе сломал в падении с лошади; пятый — самый умный устроился лежа лицом вниз, обхватил голову руками и по всему чувствовалось, что ни какие сокровища мира не заставят его подняться на ноги. И лишь шестой, прихрамывая на левую ногу, двигался ко мне с ножом в руке, все еще рассчитывая порезать меня на ремни.

Я подождал пока он не подойдет на расстояние в пару шагов и носком левой ноги щелкнул два раза — один раз по коленке для отвлечения внимания и второй по руке. В результате его нож повторил судьбу остальных клинков, отлетев на несколько шагов и воткнувшись в землю, а он сам согнулся в поясе и с удивлением уставился на свою пустую руку. Затем я с молодецким замахом, чтобы покрасоваться перед самим собой, заехал ему в ухо... но в последний момент сделал себе укорот и придержал воина за шкирку, чтобы его не унесло далеко в сторону. Удар лишь снес с головы степняка шапку и, перехватив бедолагу за загривок, я наклонил его голову еще ниже, заставив по дороге встретиться со своей коленкой. В результате, все выступающие части физиономии гордого степного орла прекратили свое существование и лицо невезунчика стало похоже на плоский участок болота, где вместо грязи и болотной тины, имела место быть — кровь вперемешку с соплями.

Теперь, по моему плану, оставалось только поставить на лицо главаря печать встречи с Черным и обучение уму-разуму дикой степной шпаны можно считать законченным. Я, подхватил плетку и, помахивая ей, направился к опрокинутому коню. Остановился рядом с атаманом и пару раз с оттягом крест на крест приложил плеткой по лицу. Есть! Плетка просекла кожу до самой кости и в течение всей оставшейся жизни он будет пугать детей жуткими шрамами на физии. После этого прозвенел звонок на перемену. Рабочий день университета марксизма-ленинизма закончен.

Махнул рукой Атечи, которая с интересом наблюдала из кустов за всем этим безобразием, и пригласил ее подойти поближе. Сделал рукой широкий жест сеятеля и спросил.

— Кто это? — жрица ответила без колебаний.

— Алиманы. Северный союз. Из племени Белые перья. Разведка...

— Х-м. Понятно. Проверяют путь на восход.

— Да. Им очень не хочется идти на закат. — Я покивал головой, пропустил вперед караван и двинулся дальше по тропе, замыкая кавалькаду.

В задумчивости, перемещаясь трусцой в конце каравана, обратил внимание, что Атечи чувствует себя не в своей тарелке. Временами, ни с того ни с сего вжимает голову в плечи и затравленно оглядывается по сторонам. И я ее понимал... меня тоже буквально давило постоянное чувство беды. Опасности без всякой видимой причины — просто, как фактор, существования на этой территории. Что-то тут было не так!

И дело не в степных бандитах. Этот детский сад я сразу отнес в графу — легкие и приятные развлечения по дороге. Люди вообще не имели к этому никакого отношения, а обреталось в этих краях некое явление природы, и оно представлялось совершенно несовместимым с человеческой жизнью и душой.

Ну что ж, будущее покажет. Я тоже вам не подарок! Глубоко вздохнув, прибавил ходу и, обогнав караван, нырнул в кусты рядом с дорогой.

Ближе к вечеру, опередив караван метров на пятьсот, выскочил на очаровательную полянку рядом с тропой. Здесь имелось все, что нужно, чтобы переночевать в нормальных условиях. Из-под корней высокой березы бил чистый родничок, мягкий газон травы, сухие сучья на дрова и общее ощущение относительного покоя.

Махнув рукой жрице, чтобы начинала устраиваться на ночь, встал, положив руки на ствол березы. Закрыл глаза и сосредоточился, стараясь охватить внутренним взором окрестности. В этом случае, дерево служило своеобразной антенной и значительно усиливало экстрасенсорные возможности организма.

Медленно поворачивая голову по кругу, хотя это было и не нужно, стал ловить зрительные образы различной лесной живности — сначала в радиусе одного километра: лиса, зайцы, волки, барсук, олени, снова зайцы, кабан с семейкой. Вроде из крупных все... Вздохнул поглубже, собрался с силами и начал сканировать на большее расстояние — все те же лица...