— Ну, для начала, пообедаем. В здешней харчевне готовят плов, пальчики оближешь. Вон кстати, гонят мясо для него. — Эрнест Гарданна мотнул головой в сторону стада страусов. — А чего это ты, Феанор, примазываешься к нам, отщепенцам? Ты ж уже доказал, свою способность к стихосложению и в Цветничке реабилитировался вполне. Весь Камелот повторяет сентенцию штандарт-кавалера Феанора касательно того, что пастбищные элояночки они, может, и свежее, но законченная прелесть и ни с чем не сравнимая сладость округлой зрелости... Как, бишь, ты это сформулировал? Стиль, правду сказать, не вполне твой. Про прелесть и зрелость ты, конечно, у Финвэ слямзил, но все равно: растешь на глазах, и от всяких-разных отщепенцев у тебя уже дистанция огромного размера.

— Думаешь, можно чем-то отмазаться от таких сюжетов в досье как путешествие к Сердцу Тьмы под твоим началом? — отозвался Феанор. — Нет уж, Эрни, дружище, кого нелегкая дернула с тобой связаться, тому не помогут никакие ... Вранье это , кстати, насчет сладостей-зрелостей. Ничего я подобного нигде не говорил. Мадригалы не по моей части. Вот обложить как следует... А мадригалы... Никогда не понимал этих... Млеющих при виде вороха кружев, обернутых вокруг того, вокруг чего им, кружевам то-есть, быть обернутыми положено. Это Орхидея с подачи Гендальфа пустила в Камелоте такую вот... легенду что ли. Чтоб, значит, показать, что все мы, как один, ходим, страсть как Цветничком озабоченные. Гендальфа понять можно. Ему надо как-то держать в руках вверенное его попечению стадо. Созидателишек он держит страхом. Страхом перед подземкой, морлоками, ну и ... вообще страхом. А нашего брата норовит держать по преимуществу Цветничком. А ежели кто Цветничком не особо озабоченный... Он простой, наш Генеральный Инквизитор, простой как...

— Как правда. — вклиняется в разговор благородных кавалеров сидящий у дисплея демиург Логвинов.

— Да уж... — усмехается на дисплее Эрнест Гарданна. — Куда уж проще. И мысли у него простые ...

— Как в Книге Черного Зеркала. — вступает в разговор молчавший до сих пор Гаук.

— Не много ли у тебя там накручено, Андрюша? — говорит сидящий рядом с Логвиновым Филипп Павлович Дроздовский. — Ну ладно, пусть будет Черное Зеркало — терминал для прямой связи этих твоих харьковских программистов-демиургов с их творениями. А теперь еще какая-то Книга Черного Зеркала?!

— Так это ж уже не у меня. — с подчеркнуто невинным видом отвечает Андрей Кириллович. — Это, бери выше, у самого их превосходительства Генерального Инквизитора сэра Роберта Гендальфа. Эта Книга Зеркала — добротная такая нетленка низшей религии — обожествленного коллективного опыта. Насчет самого Зеркала у товарищей из Имперской Службы Испытания Тьмы нет единого мнения — то ли вправду оно наличествует где-то в недрах подземки, то ли это такой себе опиум для народа. А хоть бы и опиум?! Тоже вещь нужная — чтоб пациент не трепыхался. Так что, ежели даже Зеркала в природе и не существует, отчего бы его и не придумать — вещь в идеологическом хозяйстве Империи архинужнейшая. Посему есть Книга Зеркала, содержащая откровения проверенных товарищей, касательно коих наверху есть мнение, что они видели живого Зеркала. ("Видели живого Зеркала"— это как-то по— одесски, а ежели по— русски? "Видели живое Зеркало"? Дай бог памяти, как это говаривали у нас во время оно? " Вечно живое учение" ...А ежели "живого", то это будет у нас не учение, а... В общем кого надо, того и видели... притом не только в гробу по праздникам, хотя и в гробу он живее всех живых... ) Ты прав, Фил, сильно накручено. Так я ж здесь не виноватый: это ж правда жизни — винегрета из всяческих реальностей, данных нам в ощущениях. — Андрей Кириллович примолк на минуту, как бы воспаря мыслию в горние выси, затем, найдя новую тему, заговорил снова:

— А насчет озабоченности Цветничком это он грамотно, Артур Феанор то-есть. Правильно понимаете текущий политический момент, товарищ штандарт-кавалер! В "Истории сексуальности" у этого как его?

— Мишеля Фуко. — подсказывает Дроздовский.

— Да у Фуко. У него там сквозь всякие ... — Логвинов морщится брезгливо — личные аспекты и комплексы прорезается дельная мысль, касательно сексуальной озабоченности, цементирующей викторианское общество. Отчего общество викторианское, означенную озабоченность с одной стороны всячески культивирует, отнюдь, впрочем, не афишируя, с другой — направляет в русло законного брака, домашнего уюта и расширенного воспроизводства материальных ценностей: в рассуждении того, что мир — коттеджам, война — шалашам и всяческим в них раям.

— Ну, у них там, — Дроздовский кивает в сторону дисплея, — общество не викторианское.

— Так озабоченность Цветничком была мощным оружием не только в руках буржуазии. — с готовностью откликается Андрей Кириллович. — Возьми к примеру культ прекрасной дамы. Чем бы было бла-ародное рыцарство без разных-всяких алиенор аквитанских? Сборищем гопников в латах, не более того. Впрочем, Алиеноре этой Аквитанской до нашей принцессы Орхидеи расти и расти. Прими в расчет, Фил, что у настоящего Меченосца, у того же Гендальфа, к примеру, озабоченность Цветничком перерастает в неуклонное стремление лезть в подземку, на предмет защиты от слуг Тьмы того прекрасного мира, где ждет его Линда. Знаешь кстати, при каких обстоятельствах эта малышка появилась в аппартаментах Генерального Инквизитора? Весьма пикантная история...

Покамест демиурги из НПО "Завод им. В. И. Михельсона" перемывают косточки творениям программы TOYNBEE, в созданной этой программой реальности все идет своими чередом. Трое кавалеров подьезжают берегом реки к подошве древней пирамиды, на ступенях которой разместился веселый, чистенький городок Жасмингард. У самой воды на сложенной из циклопических глыб платформе под полосатыми тентами расставлены белые столики и плетеные из камыша стулья. Хлопающий на ветру стяг-вывеска извещает достопочтенную публику, что только в харчевне "У папаши Туссена" можно получить настоящий камаргский плов. Черноглазая вострушка в белом кружевном фартушке расставляет на столиках обеденные приборы. Сам папаша Туссен, плотный, жукообразный мужчина средних лет, хлопочет возле внушительных размеров котла, подвешенного над разведенным прямо на берегу костром. Увидев подьезжающих кавалеров спешит к ним, оставив котел на попечение заросшего до самых глаз медно-рыжей бородой малого. Эрнест Гарданна долго, с чуством, с толком, с расстановкой, отдает распоряжения относительно плова. Папаша Туссен, поклоном изьяснив, что пожелания благородного кавалера поняты им вполне, направляется к камаргцу, только что подогнавшему к харчевне страусиное стадо, говорит ему что-то, указывая на приотставшего молодого страуса. Пастух кивает, вынимает лук, выдергивает из колчана стрелу. Аккорд спущенной тетивы — выбранная жертва бьется на земле, вздымая тучу бурых перьев. Папаша Туссен возвращается к котлу. Рыжебородый и еще трое из кухонной прислуги подходят к затихшему страусу, за ноги волокут его к возвышающемуся неподалеку бронзовому изваянию. Изваяние изображает мужчину , внешности приятной и благородной, простершего вперед руку, видимо, в призыве к некоей цели — несомненно благородной, а возможно — и не лишенной приятности. На этой руке молодцы папаши Туссена вздергивают за ноги предназначенного в плов страуса. И вот он уже освежеван, туша его разрублена на части, лучшие куски парного мяса нарезаны ломтиками и заложены в котел, где уже томится саго с кореньями и специями. Божественный аромат настоящего камаргского плова поднимается к ясному небу, щедро изливающему на землю потоки солнечного света.

Эрнест Гарданна со спутниками неспешным шагом едут по опоясывающему пирамиду пандусу к комендатуре. Выполнив там необходимые формальности отправляются на поиски гостиницы "Розовый мотылек", которую содержит давняя приятельница бравого Артура Феанора.

* * *

— Фамилия, имя?

— Убо, Арагорн Убо, господин ротмистр.

— Убо... Арагорн... — ротмистр поднял от бумаг глаза на подследственного: щуплогого длинноволосого паренька с коралловой серьгой в ухе. — Арагорну Убо, столичному экзекутору, часом, не родственник?

— Точно так, господин ротмистр, внучатый племянник.

— Внучатый племянник папаши Арагорна, надо же... Могли бы пойти по стопам дедушки вместо того, чтоб... Нехорошо. Что за внешний вид у вас, молодой человек?! Что это за серьга у вас в ухе, коралловая? Наводит на мысль о "Пурпурной Бабочке". Соображаете, куда вы катитесь?

— Господин ротмистр! — юный Убо театральным жестом заломил руки. — Я всегда готов к услугам, можете справиться у господина квартального цензора, только не отправляйте меня обратно в шестой сектор. Эта пытка выше моих сил!

— Пытка? — ротмистр поднял брови. — Выбирайте выражения, подследственный. — Пытка строжайше запрещена статьей девятьсот пятьдесят шестой Положения о Недреманном Попечении. Вы клевещете на Сокровенное Присутствие, молодой человек.

— Я выразился фигурально, господин ротмистр. — торопливо поправился подследственный. — Для моей субтильной натуры, темнота, страх неизвестности, чудящиеся во тьме голоса, воистину пытка. Эти голоса тьмы...

— Слушать Голоса Тьмы — привилегия благородных Меченосцев, еще раз вынужден просить вас, подследственный, не забываться и не путать подземку с обычным подвалом, я бы сказал погребом, каковым и является шестой сектор. Услышав настоящие Голоса Тьмы... — ротмистр дернул щекой. — Если же вам чудятся некие голоса в обычном погребе, вас надлежит отправить на предмет излечения в одну из колоний для скорбных душой на Канары.

— Покинуть Камелот, расстаться с милой родиной, нет для меня горше участи, господин ротмистр! — патетически воскликнул подследственный.

— Ладно, продолжим по порядку, — ротмистр вновь уткнулся в бумаги. — Род занятий?

— Виноват, господин ротмистр?

— Как добываете хлеб насущный?

— Я — свободный артист, господин ротмистр. Некоторым образом, народный сказитель.

— Ну да, вот здесь как раз об этом: "Кормится, развлекая посетителей портовых кабаков скабрезными анекдотами на сюжеты из жизни высшего общества." С вами все ясно, господин артист. Значит так: в положенное время в допросной палате Сокровенного Присутствия, честно и прямо глядя в глаза чинам Цензората, дадите показания о том, что умствования сочленов "Пурпурной Бабочки" заронили в вашу юную неокрепшую душу сомнения в благости Всеблагого Всевышнего. Иначе — высылка на Канары. Понятно?

— Так точно, господин ротмистр, умствования сочленов "Пурпурной Бабочки " заронили в мою юную неокрепшую душу сомнения в благости Всеблагого Всевышнего.

— Хорошо. По содержанию верно. А по форме... Уж больно у вас это просто и гладко получается, милейший — поморщился ротмистр. — Вы же как-никак некоторым образом народный сказитель. Сформулируйте это повитиеватее. Сделаем так: я вас переведу из шестого наверх, поближе к солнышку, где посветлее. Распоряжусь, чтоб вам принесли в камеру письменные принадлежности, ну и бутылочку винца — для вдохновения. Накатайте ваши чистосердечные признания, я просмотрю. Окончательный текст выучить наизусть, так чтоб от зубов отскакивало. Все. Следующий!

* * *

— Вашему превосходительству конечно же ведомо, что саго и подпанцирный хрящ зеленой черепахи суть важнейшие ингредиенты начинки настоящего вексенского пирога. — разрезавший пирог кирасирский подполковник сделал паузу, глядя на Гендальфа. Генеральный Инквизитор с благодушнейшей улыбкой кивнул и подполковник продолжил свою кулинарную лекцию:

— Черепаший хрящ всего лучше брать свежий, а ежели обстоятельства, как, к примеру, в нашем случае, вынуждают использовать хрящ сушеный, его надлежит в течение суток размачивать в кокосовом молоке, но отнюдь не в воде. Размочив, часа два варить на медленном огне, после чего...

— Право, я не предполагал, благородный Дагобер, что адепты "Пурпурной Бабочки" столь искушены в тайнах чревоугодия. — с той же улыбкой перебил Гендальф сотрапезника. — Быть может благодарные воспоминания о радостях застолья, наряду с прочими благодарными воспоминаниями, суть необходимый ингредиент наших переживаний в последнее мгновение земного бытия. Мгновение, которое, как утверждает сэр Хью Мерлин, по милости Всеблагого Верховного, длится вечность. Мгновение, которое и есть по существу жизнь вечная.

— Весьма возможно, что предположение вашего превосходительства соответствует истине. — серьезно отвечал Дагобер.

— Но из этого следует, что могущество Всеблагого Всевышнего, его власть над беспощадным временем не может проявиться в полной мере без помощи какого-нибудь кухмистера. — вел далее Генеральный Инквизитор.

— Целиком согласен с мнением Вашего Превосходительства. — Дагобер оставался несокрушимо серьезен. — Мир наш подобен кораблю, устремившемуся в Неведомое, а в этом Неведомом не только доблесть Меченосца, но и искусство кухмистера или, скажем, площадного фигляра могут оказаться совершенно необходимыми для утверждения всемогущества Всеблагого Верховного.

— Хорошо вам, господа, о таких предметах рассуждать здесь, куда Великий Страх преграждает вход кухмистерам, как и прочим представителям достойнейшего сословия Созидателей Насущного. — Гендальф тоже посерьезнел, оглядел внимательно слушающих разговор сотрапезников. Дружеская пирушка происходит на палубе небольшой баржи, пришвартованной к набережной текущего в подземном тоннеле канала. В излучаемом водой канала мертвенном свете чернеют на берегу растерзанные огнем мерлинов останки самоходного истукана. Багряно рдеют угли в стоящей на корме баржи жаровне. Время от времени над жаровней взвиваются и пляшут язычки веселого рыжего пламени.

— Вас бы, господа, в нашу инквизиторскую шкуру. — на губах Гендальфа вновь играет улыбка. — Попробовали бы, каково там, наверху, в нашем прекрасном Элойском Эдеме сдерживать поползновения всяческих кухмистеров и поющих с их голоса площадных фигляров на привилегии первенствующего сословия, на ваши, господа, выслуженные беспорочной и бестрепетной службой привилегии. Особенно сейчас, буду с вами откровенен господа, когда среди созидателишек распространились вполне нелепые толки о скорой кончине морлокского страха. Распространились, как полагают некоторые мои коллеги, не без помощи сочленов славного товарищества Пурпурной Бабочки. Примите в расчет, господа, что образ корабля, устремленного в Неведомое , нашему созидателишке едва ли понятен. Ему ближе и понятнее образ корабля пришвартованного к тихой пристани, уютного мирка, оберегаемого от рыскающих во Тьме морлоков, доблестью Меченосцев. Каковая доблесть источником своим имеет личный пример персоны, первенствующей в сословии Носителей и Повелителей Мечей — императора Британии, Арморика и всех элойских стран. Первенствующее же положение Его Величества есть установление, исходящее непосредственно от Всеблагого Всевышнего. Благодатью же Всевышнего Свет да победит Тьму. Сии положения суть квинтэссенция закона и морали в Империи. И если появляются сомнения или же поползновения к вольному толкованию ... Вы знаете, господа, какой рапорт мне передали намедни из Имперской Прокуратуры? Об участившихся кражах пожертвований с алтарей Божественной Уины Купальщицы. Участившихся... Во время оно и единичный случай такого рода представлялся бы немыслимым. Как, впрочем и самоходный истукан, вломившийся в Храм Изобилия. Его Высокопревосходительство Имперский Прокурор усматривает в этих кощунственных актах, во всех— без различия размеров нанесенного ущерба, свидетельство злококозненного подстрекательства черни сочленами некоего сообщества, целью своей имеющего подрыв нравственных основ, на коих зиждется государство, закон и порядок. Всего вероятнее это — морлокствующие. Прикидывающиеся столь безобидными морлокствующие. Морлокствующие, вкупе с бомонскими отщепенцами, вызывающие ваше, господа, сочувствие. Я, кажется, испортил вам аппетит, господа. Право же, такого умысла я не держал, прошу покорнейше простить. Вексенский пирог действительно бесподобен, да и все, чем вы меня сегодня потчевали, выше всяческих похвал. Надеюсь, господа, что мне представится случай достойно ответить на ваше гостепримство. Впрочем, гостепримство Генерального Инквизитора... Вы не поверите, господа, как желал бы я снова стать простым кирасирским полковником. Но... Не помню, кто автор этой чеканной формулы: "На службу не напрашиваться, от службы не отказываться".