Искандер против Унылого Мира.

Пытался усилием воли захватить и подчинить часть куста и заставить его биться с остальной частью. В результате чего сам едва не оказался подчинен и собственноручно же умерщвлен своими же руками. Особенно постаралась рука левая. У нее на Искандера был давний и большой зуб. Кстати, до сих пор так и не вырванный и произрастающий прямо из кожи в области запястья. Неправильно смешанное зелье творит с человеческим телом просто удивительные вещи. Как следствие попытки у несчастного молодого мага оказалась вывихнута челюсть и подбит глаз. Неприятно, но терпимо.

Также Искандер попробовал по-простецки спалить куст файерболом. Куст полностью проигнорировал огненный шар как действенное средство разрушения. Даже листочки не опалились. А наоборот, стали еще зеленее. Куст оказался куда как прочнее своего бывшего и расчлененного хозяина.

Кислотная бомбочка произвела среди листьев настоящий фурор. Еще никогда Искандер не видал такого довольного растения. Ни капли мощнейшей кислоты не добралось до иссушенных черепков пустыни. Все поглотил куст. И оттого стал еще красивее чем прежде и даже распустил пару цветочков. Которые не преминули пальнуть в молодого мага смертоносной пыльцой. Слава Небезумным Богам, 'щит зельевара' вновь исправно заработавший, справился с атакой просто замечательно. До этого просто бессильный супротив когтей, клыков, и зачарованного металла, против ядовитых спор, являвших собой суть как агрессивный ингредиент зелий, амулет сработал как надо и во свою мощь. Ни единой пылинки не пролетело мимо 'щита'.

Боевые заклятья воздушно-клинкового типа, выпущенные цельной очередью из жезла, сделали на одной неосторожной веточке зазубринку и срезали половинки у трех листочков-разгильдяев. А нагревшийся жезл здорово припек кожу ладони. Аж зашкворчало. И мерзко запахло. Ибо ладони Искандера, славно пропитанные разной гадостью аж до самого костного мозга, были не так аппетитны как ладошки людей не занимающихся зельеварением.

Попытка загипнотизировать куст пронзительным взглядом привела к тому, что Искандер, насмотревшись мерно и не мерно колышущихся листьев, сам впал в транс. И увидал в нем свое чудовищно-богатое на всяческие злоключения детство, со всеми ужасающими подробностями. Искандер тут же очнулся и очень сильно захотел свернуться клубочком прямо на черепице и пососать большой палец. Ну и еще может быть погукать. Но не более.

И только потом, перепробовав совсем уж безумные затеи, навроде такой, чтобы при помощи потрохов из рюкзака прикинуться эльфом и нанести подлый предательский удар прямо в корень куста, Искандер пришел в себя. И вспомнил, что куст не так прост как иные зловредные, невероятно живучие и драчливые, идеальные кусты. Он ко всему прочему оснащен еще и эльфисом. Который предположительно вырастил и выходил его с крохотного семечка до ужасающего своей красотой и агрессией к чужинцам растения. Эльфис и его Куст. Знатная парочка. Невероятно могучая, но в то же время слабая в своем могуществе. Искандер хмыкнул, частично вспомнив старый несмешной анекдот студенческих времен.

Подробности совершенно несмешной истории молодой маг уже позабыл, но суть сводилась к следующему. Кто-то большой, предположительно огр, а может и просто великан, отлил в куст. Потом встретил знатно пожелтевшего эльфиса. И тот давай возмущаться. Тогда огр-великан оглушил эльфиса, и отлил на него. А потом сказал 'Не почувствовал разницы'. И все. Потом все вокруг начинали дико хохотать в зависимости от степени опьянения или врожденного кретинизма мозгов.

Искандер тогда тоже смеялся как умалишенный. По всей видимости, это был один из редких случаев, когда он крепко напивался. Опьяненный дешевым тыквенным пивом и сильно разбавленным, но все еще ароматным и могучим Сулнитарским персиково-огуречным ромом, зельевар тогда заснул лицом в огуречно-яично-колбасно-сметанном салате. И ему приснился дурацкий сон, как он справляет малую нужду на куст, и от этого начинают погибать в огромных количествах окружившие его вооруженные остро заточенными оладьями эльфисы. Потом струя иссякла и эльфисы маслянистыми поджаристыми оладями зарезали несчастного Искандера. На этом Искандер проснулся и поняв что оконфузился на самом деле, тут же протрезвел. Благо все вокруг были пьянее его в сотни крат. И потому ничего не заметили. А зельевар совершил дерзкий побег со студенческой вечеринки. И с тех пор зарекся пить вообще.

Эльфис и его Куст. Я знаю что делать, Искандер решительно полез в кармашки. И его ловкие длинные пальцы отыскали то, что точно поможет ему победить как сам куст, так и его хозяина.

Бетхад впервые отчетливо почуял Хозяина. Так четко, как не чувствовал того даже в ставшем уже родным Лучшем из Миров. Что не удивительно. Убийство полумертвого прогнившего насквозь дракона по подлым демоническим законам пусть и с опозданием, но вдохнуло в толстое кошачье тело невиданную ранее силу. Ярость и мощь бурлили в демоне как кипяток в забытом на огне чайнике. Из-за переполнявшей его силы Бетхад перестал знаться с усталостью, жаждой и голодом. Все что мучило его прежде, было отметено прочь. Хотелось действий. Драться, бежать, прыгать.

Лапы, нагревшиеся о разлетающиеся под ними в пыль черепицы унылой пустыни, заметно багровели в тусклом свете усталого солнца. В зло прищуренных глазах, казалось, плескался жидкий огонь. Хвост кошачьего демона вращался с невероятной доселе скоростью. Если раньше ударом хвоста, встопорщив и осталив шерсть, он мог перерубить каменный столб, то теперь особым способом сложив осталившую шерсть и как следует раскрутив хвост, Бетхад мог тот же столб нашинковать в тонкие ломти. А просто вертя в воздухе, загребать его навроде винта и тем самым ускорять свой и так стремительный бег. Удлинившимися усами демон взрезал и лохматил перед собой застылый воздух. И тем самым бег его из ускоренно-стремительной переходил на скорость совершенно невероятную. Даже наирезвейшим из всех одомашненных животных всего Лучшего из Миров, юрбинским скакунам пришлось бы как следует поднапрячься, чтобы догнать его. А впереди демона из трех заострившихся и слегка обуглившихся от напряжения рогов грозно пыхала во все стороны убийственная мысль невероятной мощи. С ее помощью можно было прикончить полдюжины мышей как минимум. А то и вовсе семь.

За последнее время Бетхад вообще стал круче, чем когда-либо. Слишком много жестоких драк перепало ему от мироздания в последнее время. А сила, впитанная демоном от убитого дракона, так вообще грозила разорвать Бетхада. И он, спасаясь от почти неминуемого разрыва, изрыгал ее в окружающее пространство всеми доступными для него способами.

Крохотная капелька драконьей Силы никак не хотела спокойно усвоиться в теле демона. Она требовала от несчастного Бетхада невозможных для него действий. Чего-нибудь с огромным расходом демонической мощи. Например, Прорыва Печати Миров. Или Местечкового, на гектар-два площади, Конца Света. И всяких прочих неприятных и чрезвычайно болезненных безобразий начинающихся с Больших Букв.

Смертоубийственные мысли, хвост-пропеллер, усы-бритвы и быстро-лапы не справлялись с Силой. Огромный, по меркам кошачьего демона, ком энергии ринулся из селезенки в рогастую кошачью башку, с нехорошим намерением вырваться прочь, унося с собой немножко черного как деготь демонического мозга. И тут Бетхад икнул. Точнее Икнул. Ибо нельзя то, что произошло далее обзывать чем-то с маленькой буквы.

Из раззявленной, в судорожной попытке порваться самым неподобающим образом, кошачьей пасти выстрелил невидимый, огромный, с Бетхадову башку, шар Силы. С беззвучным шипением, прозрачный, и оттого кажущийся больше чем на самом деле, шар умчался вперед и за доли секунд скрылся с глаз демона прочь за горизонт. А Бетхад завизжал от боли. Клятский шар разорвал ему пищевод, сжег ему всю глотку до нежной хрустящей корочки, превратил ровные острые и крепчайшие зубы в обгорелые черные пеньки и вдобавок шерсть на морде, несмотря на осталившееся состояние, была опалена в пепел и рассеялась на ветру. А усы, так жара скрутились в позорные спирали, как у какой-то малодушной бабочки. Бетхад от боли и собственного визга сбился с ритма, на короткое мгновенье забыв чередование лап, присущее стремительному бегу. Да и вообще многое, что надлежит помнить, когда несешься по пустыне состоящей из одних острых черепков со скоростью в сотни километров в час. И поплатился за это. Жестоко поплатился.

Жесточайшим образом хряпнувшись раненой мордой о черепки, не замедлившие тут же впиться в обнаженную, беззащитную и очень даже обгорелую плоть, демон перекувыркнулся через голову, теряя стальные булавки бронированной шерсти, ломая крепчайшие, но видать недостаточно крепкие, ребра, и вывихивая лапы под самыми экзотическими углами. И повторил тот кувырок раз эдак пятьдесят. Если не больше. И когда неумолимые Законы Мироздания и местные Обычаи Физики оставили в покое несчастного Бетхада, то кошачьему демону действительно было худо. Хуже чем когда-либо прежде. Бетхад сейчас был больше похож на мерзкий бурдюк, набитый всяким мусором и чем-то вязким. Мусором, потому как целых костей у демона в теле почти и не осталось. Вязким, потому что из многочисленных рваных и резаных ран оно сочилось. И было это не только кровью. Но даже и желчью. Да и не простой, при помощи которой Бетхад расправлялся с грибочками, сметаной и репкой, а еще и той, при помощи которой Бетхад и был в сущности демоном. Текла из Бетхада Зеленая Желчь.

Та самая, которую щедро расплескивают на холсты авторы дешевых картинок к не менее дешевым книжкам о приключения очередного тупоумного и оттого невероятно могучего героя. Где герой тот, устремив печальный взор куда-то вглубь бронелифчика боевой подруги, опирался на щербатый и загаженный меч, сидя на нескромном холмике из демонов всех мастей и размеров, собственноручно убиенных за скверное поведение. И Зеленая Желчь, натекшая лужей у ног героя и попирателя демонических миров, означала одно. Демоны мертвы безвозвратно и никогда более не оживут. Демон без башки может запросто выжить. Демон с оторванными лапами может продолжать драться, и даже может быть еще яростнее чем прежде. Демон с вырванным хребтом может ощутить к вырывателю плотское влечение. Но демон, из которого вытекла Зеленая Желчь, может только одно. Сдохнуть, и никогда более не появляться на страницах дешевых книжек. Да и в настоящем, взаправдашнем мире тоже.

Размолотый в кашицу во время достопамятной битвы со старшим братом Бетхада, демон Пирон без головы, да и всего прочего, и то не выпустил наружу и капельки Зеленой Желчи. И потому был жив, хоть и не очень припеваючи. Забившись в темный, сырой и теплый от гниения угол, благо таких в Вонючем Городе хватало, он отрастил себе новый панцирь, набил его свежими потрохами. И поговаривают, даже вроде бы надумал выйти замуж и от этого народить сотню малышат-таракашат. За кого именно он решился выйти замуж, Пирон так и не рассказал. Но Бетхад тогда особо и не настаивал. Просто приносил раненом боевому товарищу 'еды', какой мог наловить живьем в тоннелях канализации, да разламывал и складывал по-новому неправильно сраставшиеся куски панциря. И выходил-таки его. Правда, потом, когда демон-таракан достаточно окреп чтобы самостоятельно ходить на охоту, и даже суметь порвать насмерть одного из крысиных Воинов, Бетхад как-то встретив его, затаившегося в куче мусора, в отстойнике с разноцветными грибами, ловким ударом сшиб лапой голову и укатил ее по тоннелю прочь от гневно скрипящего тела на километра два. Для поддержания тонуса. Как своего, так и славного Пирона.

Славные были времена, думал Бетхад. Неужели пришло мое время, думал Бетхад. Я прожил славную для Хар-а жизнь, думал Бетхад. И вообще много еще чего надумал Бетхад. А кровь все вытекала и вытекала. И Желчь, та самая, сокровенная, Зеленая, никак ей в вытекании не уступала. Бетхад прикрыл чудом уцелевший глаз чудом уцелевшим веком. И приготовился...

А ведь, где-то, меня ждет Хозяин... шевельнулась слабая мысль. Даже не мысль, а так, мыслишка. Застеснявшаяся своей незначительности перед грандиозность Вечного Покоя. Хозяин... Какой такой к кляту Хозяин в такой величественный момент... Бетхад отогнал мыслишку прочь и еще раз попытался спокойно сдохнуть.

Искандер... тихо шепнула мыслишка и сгинула бесследно.

Искандер... Искандер? Искандер! Клятская Сила! Хозяин! Искандер! Бетхад распахнул глаз. Глаз горел яростным огнем. Огнем жизни.

Мне нельзя Умирать! Ни в коем случае!

Бетхад шевельнул раздробленной челюстью. Вдохнул разорванными легкими обжигающе болезненный воздух унылого мира. Распахнул разорванную пасть. И раздался над зазвеневшими черепицами пустыни резкий, противный как цельный полк пакостливых садистов-мазохистов вооруженных вилками и фарфоровыми блюдцами, и оглушительный, в своем желании выжить, МЯВ. Усталая от всего, что на ней творилось за все прошедшие эпохи лет, пустыня аж охнула.

Унылой пустыне вскоре пришлось охнуть еще раз. Потому как ни разу прежде никто, ни бог, ни демон, ни, тем более, смертный, не вторгался в ее реальность таким грубым и жестоким образом. Ткань мироздания не просто прорезали, как поступают злобные темные сущности, орудуя своими жуткими когтями и не менее жуткой волей, а просто разметали в клочья. Никаких аккуратных врат с письменами на неведомом, но часто пользуемом для разных эффектов, языке и горящих нестерпимо-невидимым светом порталов, просто рваная рана в бытие пустынного Мира. Полное отсутствие всяких там двадцатиэтажных зиккуратов с безумно хохочущими жрецами на ступенях, или темных башен, с багровыми молниями периодически бьющими точно в шпиль. А вместо этого наоборот, нечто вроде воронки глубиной в метров эдак пять и радиусом в сотню.

Дно воронки было гладким как зеркало от ярости и мощи демонической энергии выделившейся при Прорыве. Унылое престарелое солнце робко отражалось в нем. И была понятна эта робость всем и каждому, кто обладал хоть какими-нибудь крохами чувств, будь то полуслепое зрение или ослабленный жесточайшей простудой нюх. Ибо в самом центре воронки стоял тот, кто прорвался в этот унылый мир. Был он черен как самая черная ночь. Причем не обыкновенная, а наполненная хищными тварями, жаждущими не просто теплой крови, но изощренных убийств, жертвоприношений и возможно даже ритуальных песнопений. Был также пришелец горбат, аж трехштучно. И пульсировали эти горбы как нечто живое и очень злобное. Хоть и выглядели весьма жалко. Вялые, сморщенные, обессиленные, наполненные едва ли на треть тем, чем они обычно бывали наполнены. Из абсолютно неподвижных боков же пришельца торчали как нечто непотребное удивительно ужасные лапообразные штуковины, казалось состоящие из одних только шипов, крюков, пилочек и даже одного рубанка. И самое главное было в выражении морды пришельца. Морды потому как пришелец не был человеком, и даже отдаленно его не напоминал, а был он верблюдом. Трехгорбым демоническим верблюдом.

И выражение его морды было более чем высокомерным. Даже сам Император Всея Харассеи, на редкость высокомерный и неприятный в своем могуществе тип, и тот бы обзавидовался самой недостойной императорского величия обычной человеческой завистью. Невидимые молнии попробовали было вытолкнуть демона прочь в Хаос, но тот настолько презрительно фыркнул на их жалкую попытку, что они тут же, обиженно зашипев, погасли и более не появлялись. Хотя, применив некоторое усилие, могли бы сильно подранить и без того ослабленного Прорывом верблюда. Верблюд хоть видом и был лют и крут, но все потроха внутри него дрожали от невероятного истощения.