Путь в Дамаск

А как гнать врага и самому не получить удар, изменяющий ситуацию? Дмитрий Васильевич сказал себе, что он не знает, как это делать в стратегических операциях. Но знающие люди существуют. Например, товарищ Жуков, который в начале сорок пятого снес противостоящий немецкий фронт и вышел на Одер. До Берлина осталось 60-80км, и можно был рвануть к германской столице, полагаясь на удачу. Георгий Константинович искушения избежал, занялся менее амбициозными операциями, в том числе ликвидацией немецких войск севернее, в Померании, лишив немцев возможности нанести фланговый удар его войскам. И продолжил готовить Берлинскую операцию. И вот тогда и Берлин пал без рискованного броска в глубину. Возможно, товарищ Жуков это просчитывал, возможно, он помнил про неудачу Тухачевского. Нет, наверное, он и сам знал и чувствовал. При Халхин -Голе именно фланговые удары замкнули кольцо вокруг японцев. Потом— контрнаступление под Москвой— фланговые удары снова сделали нужное. Ну и Сталинград. Хотя Дмитрий Васильевич точно не знал, где тогда был Жуков— под Сталинградом или под Ржевом? Он тогда выезжал на фронт под Ржев и слышал, что будущий маршал где-то тут, руководит наступлением. Может, это был только слух? Ну пусть даже Сталинград-это не его работа. Но Жуков явно потом знакомился с материалами по этой операции.

Дмитрий Васильевич отчего-то перескочил с вопросов стратегии и тактики на собственные воспоминания, как он приехал в Москву и некоторое время жил один, до приезда Паши. В комнате раньше жил убывший в Среднюю Азию товарищ, и свои вещи он оттуда вывез. Из мебели остались от него пара венских стульев и полочка. И то, что привез новый жилец— большой дорожный сундук. Он пока служил и шкафом, и столом, и даже кроватью. В те далекие времена на сундуках часто спали, особенно дети. Наступает ночь, из сундука извлекают тюфячок и подушку, стелют на крышку, и ребенок спит. Утром все возвращается обратно.

Еще у него был американский будильник для детей, с двойным выключением. Поскольку дети могли нажать на рычаг, отключить звонок и спать дальше, конструктор придумал хитрую блокировку звонка. Чтобы отключить его, нужно нажать на оба плеча рычага отключения, если же, не глядя нажать на один, то звонок прекращал звонить, но ребенок рано торжествовал победу-секунд через тридцать он звонил снова. Так что хочешь отключить его— просыпайся и дави на оба плеча рычага. Хорошая придумка.

Дмитрий тогда вынул тетрадь и стал составлять план, что ему нужно раздобыть.

Вбить в дверь изнутри гвоздей или что-то еще сделать, чтобы можно было повесить верхнюю одежду.

Керосинку или примус

Кровать или широкую оттоманку.

И так далее, по всем пунктам.

И очередность обозначена. Когда Паша переступила порог комнаты, то все было уже лучше. На окнах занавески на половину их высоты, столик, вешалка, зеркало. Еще две полочки под посуду и кровать. Прогресс налицо, хотя не мешало бы обоями заняться и окраской. Но Митя решил, что в первую очередь эти работы не входят. И правда, ими занялись будущим летом, и обоям надо сохнуть и краске, и все это длится довольно долго. Пришлось проситься ночевать к знакомым, пока зловредная краска высохнет.

Вспоминая детали, Дмитрий Васильевич и не заметил, как заснул.

Но сна не был удостоен-заснул, спал, проснулся. Ну, не ждать же библейского сна о тучных и тощих коровах и думать, чтобы это значило в онтологическом смысле, хе-хе.

Поскольку завтра наступал день рождения Дмитрия Васильевича, и не простой день рождения, Маша занялась стратегическим планированием. Поскольку ожидалось двенадцать гостей, но в два приема, ибо люди-то работают, решили начать в обед для первой партии, а потом провести вторую очередь, в семь часов. Поскольку во второй очереди ожидались трое деток, там требовалось много сладкого. Младший сын был предупрежден, но еще не решил, когда он посетит и поздравит. Поэтому мог выбирать: водка или торт. Как себя позиционирует-так и выйдет. Он спросил, а можно ли совместить оба подхода? И получил ответ, что родители не против, если его желудок позволит, то пусть заседает весь день.

После чего Маша с мужем докупили недостающего для обоих заседаний, и началась подготовка еды на завтра, и именинник тоже был загружен трудами. И труды длились до вечера. К восьми пополудни можно было сказать, что все в основном сделано. А что еще нет-само доварится, докипит и прочее с ним свершится.

-Ну, Маша, что ты потребуешь осветить из древней истории моей жизни?

-Если тебе не будет очень неудобно, то расскажи о том периоде, между смертью Паши и встречей меня? Я понимаю, что вспоминать свои переживания тебе неприятно, потому скажи: были ли у тебя женщины между этими событиями?

-На душе действительно было беспросветно и тяжело, так что и сейчас не очень легко вспоминать это. А о дамах скажу, что нашлись две добрые души, что захотели заменить собой потерю. Моя душа на их зов не отозвалась. Я томился и ждал, когда меня, наконец, оставят в покое. Душа отошла только весной тридцатого, когда одна девушка задала мне вопрос о том, который час. И я понял, что мне не хочется, как прежде, буркнуть, что: 'на моих золотых половина ржавчины' [15.] и уйти по своим делам, а общаться и дальше, и, когда девушка на следующий день не пришла в назначенный час, душа моя от этого страдала. Но прошел еще один день, и все стало на место. И в качестве извинения меня поцеловали, но предупредили, что это вроде внепланового аванса.

-И так оно и было, мама бы поцелуй молодому человеку на третий день знакомства не одобрила. Но от Гуся-Мальцевского до Москвы далеко, и можно себе позволить некоторое сумасбродство. Тем более, что виновата я все-таки была!

Но у меня зреет некоторый нескромный вопрос по этому периоду

-Что же она такого хочет спросить у старого мужа: облизывался ли он на Клару Цеткин или Розу Люксембург?

-Ты знаешь, это вопрос я решила пока не задавать. Когда-нибудь потом. Или позднее.

-Осталось только облегченно вздохнуть. И ждать очередного вопроса.

-И ты его дождешься и именно сейчас! И только попробуй сказать, что не помнишь или что-то другое!

-Кажется, мне угрожают. Говори, я попробую спастись правдой от воздаяния.

Задавай вопрос, диввоенюрист Матвеева!

-Тогда вопросов будет два, и первый: что это за звание?

-Было такое специальное звание для военных юристов, между1936 и 1943 годами. Тогда подобные специальные звания были у медиков, ветеринаров, интендантов. Все такие звания с приставкой 'див-' означали, что их носитель приравнен к званию комдива, то есть приблизительно к генерал-лейтенанту. 'Красной звездой', где я одно время подвизался, командовал товарищ Ортенберг, дивизионный комиссар. Я его постоянно раздражал своей строптивостью, а вот Константина Симонова он любил. Если бы Ортенберга направили в органы военной юстиции, был бы он диввоенюрист. В интенданты — дивинтендант. А второй?

— Чуть попозже, Митя. Но ты не вздыхай очень свободно, а расскажи про то, как ты Ортенберга раздражал. И чем именно?

-Да в общем-то, ничем серьезным. Так, если взглянуть издалека, сущая ерунда получается. Нас отчего-то с лета 1941 года заставляли с собой, на фронт выезжая, иметь винтовку и патроны к ней. Кто так решил, я уже не помню, но требовали. Я же считал это ерундою и отказывался ее получать, да еще самозарядную! Четыре с половиной килограмма без патронов! С нею в автомашине не так удобно сидеть, да и зачем она мне? Даже если в тылу нашем случится прорыв немцев— что та винтовка сделает? Тот же Симонов под Чаусами выехал как раз к замыканию немцами котла: с одной стороны группа танков и с другой тоже! Помогла бы ему СВТ, как же! А оружие забирают у тех, кому оно может быть нужнее. Вот получил я от редакции пистолет, и взял один из своих наганов-и мне хватит. Если столкнусь с малой группой, то отстреляюсь. Если их будет много-нет. Но если их будет отделение, то мне может не хватить и пулемета. Ортенберг выслушал меня и сказал: не переоцениваю ли я свое стрелковое мастерство? Я ответил, что готов продемонстрировать, но он так и не потребовал показать. Но винтовку я не возил, и тем был доволен. Потом в армии с автоматами полегче стало, и корреспонденты ППШ тоже получать смогли. Он не легче винтовки и карабина, но сильно компактнее и удобнее. А когда меня надолго в Восточную Пруссию законопатили, то я раздобыл немецкий автомат. Он тоже не легче нашего ППШ, но компактнее. Но есть маленькая хитрость: я за него не отвечаю, и даже если потеряю, Красная армия тяжесть этой потери не ощутит!

-Ты мне рассказывал, что в атаку ходил, а как же ты без винтовки?

-Маша, когда дело дойдет до атаки-винтовку или автомат найдешь. Скажем, у убитых или раненых.

-Митя, мне кажется, что ты снова не договариваешь про свое отношение к винтовке!!

-Ничто не скроется от проницательного взора моей супруги! Да, я в гражданскую видел офицерские полки у Деникина и Врангеля, и не хотелось мне совершенно быть на них похожим. А они именно вооружались винтовками и в штыки ходили. Правда, чем дальше, тем меньше у них офицеров оставалось, а все больше обыкновенных солдат. Помню, даже пленных петлюровцев зачисляли — выбирай, или-или. Или в наш строй или к стенке. Я же за полтора года войны, будучи пехотным командиром, не ощущал нужды в винтовке. Да и в двадцать первом, когда за атаманами гонялись-тоже.

— Я же говорила! А теперь расскажи мне,

ну, допустим, о своем быте, пока ты не ушел из армии. Где ты жил, как питался и прочее. В этом же нет ничего тайного и военно-тайного?

-Нет. Жил я тогда в так называемых Красных казармах, где мне и еще одному краскому комнатку выделили. Название— еще дореволюционное, по цвету кирпича полученное, а не при новой власти присвоенное. Как раз к этому времени дивизии перешли на новую структуру, поэтому в казармах были два из трех стрелковых полков, и часть артиллерии, по-моему, один дивизион. И саперы тоже. Стрельбище было совсем недалеко от казарм, а в летние лагеря выезжали в село Хоришки. Мы с Мишей, это так звали ротного, что со мной жил, оба заканчивали курсы красных командиров, только я Саратовские, а он Киевские. Мы с ним дружили, а с двумя краскомами враждовали. Они учились еще при Временном правительстве, в школах прапорщиков армейской пехоты и считали нас неучами, но прямо в лицо это не говорили, а так, завуалированно. Если бы вслух и без экивоков, то полетели бы за ворота. Но сказать: 'Ах да, вас же этому явно не учили' и мордой скорчить презрительную гримасу-это как с добрым утром. Враги наши закончили высшие начальные училища, а потом их взяли в школы прапорщиков, потому что потери прапорщиков достигали двух трех комплектов полковых офицеров. Не одновременно, но даже за три года это много. Так что они были чем-то вроде офицеров третьего сорта, хотя и задавались.

Насколько реально мы, краскомы, были менее образованными? А кто как. На курсы красных командиров совсем неграмотных не брали, но грамотность от грамотности сильно отличалась. Миша закончил какое-то двухклассное училище, а потом потихоньку сам что-то учил. Официально курсы длились полгода, но наш выпуск был досрочным, через пять месяцев. Но нас только раз с учебы сняли и на борьбу с бандами бросили, а тот же Миша из погонь за бандами, считай, и не вылезал. А то, что Миша по лесам бегал за атаманами Галакой и Огрызко-это учебе на пользу не идет. Но этим нашим противникам не повезло, я-то шесть классов гимназии закончил, а они -учебное заведение, после окончания которого брали в третий класс гимназии.Иностранных языков они не учили. Поэтому, когда они хвост подымали, я переходил на немецкий язык, иногда на латынь. С французским у меня не очень ладилось, мое произношение у учителя вызывало мигрень. Хотя то, что он говорил, я понимал. И Мишу некоторым фразам на немецком научил. Вот когда эти изверженцы Керенского что-то начнут, я им скажу по-немецки, Миша поддакнет. Они глаза лупят. Потом я невинно так скажу: 'Ну, вы же в школе прапорщиков иностранные языки изучали? Ах, нет...' И скорбную мину сострою. И ты знаешь, я лучшим образованием не кичился и с Мишей дружил. И к этим прапорам относился бы лучше, не пытайся они считать себя элитой, а остальных быдлом, причем без всяких оснований.

А еще мы с Мишей снимали комнату— боковушку у владельца дома напротив казарм...Можно даже было назвать ее запечьем.

-А для чего вам эта комната нужна была?

-Ну, не приводить же девушку в казарму, ее туда и не пропустили бы, сидела на входе и ждала, когда позовут нужного командира или политработника к ней.

Ну и на улице случается снег, град, дождь, мороз, по которым гулять не очень приятно. Даже если мы с девушкой еще не близки, то лучше сидеть и болтать в доме, под крышей. Размером она была три метра на почти полтора, а мебели— столик, две табуретки, и широкая скамья, а также две полочки. Имелась и ниша-полка, где скрывались от беглого взгляда тюфячок, подушка, а также ряднина. Оттого на ранних стадиях романа все сидели на табуретках, дальше рядом на скамейке, а еще дальше из ниши доставался тюфячок и все такое прочее. Для света — очень скромное окошко и маленькая керосиновая лампочка.

Иногда мы в эту комнату и других командиров пускали.

-Экие вы!

-А тож! Мы ли не гусары! Но вскоре у обоих наступили сложные времена. Миша влюбился в даму чуток постарше себя и сделал ей предложение. Она вообще была не против, но поставила условие — венчание в церкви, и мама ее поддержала. А это почти гарантированное исключение из партии. Я уж даже не знаю, что должно было случиться, чтобы выговор с занесением за это дали. Миша меня попросил поговорить с Антониной своей, и убедить ее, чтобы она на венчании не настаивала. С первого раза не получилось, попробовал второй раз. Девушка начала поддаваться, но влезла ее мама и заявила, что если без венца, то это...Ну ты понимаешь, что. Я ей стал разные примеры приводить, Антонина только глазами хлопала, от того, что я нашел в защиту Миши, но мамаша ее стояла на своем, а потом и мне на дверь указала. Что же, пошел вон, и Мише сказал, что, извини, не выходит, единственное, что могу теперь сделать, это голосовать против исключения.

В общем, все у них зависло и без церкви, и без ЗАГСа, они друг с другом встречаться продолжали, но чего-то ждали. Наверное, когда святой— покровитель брака мамаше Антонининой скажет что-то ругательное за то, что дочкиному браку мешает. Если до 1917 года Тоня хоть в монастырь могла уйти, раз уж брак с Мишей невозможен, но в 1923 году-где она его найдет?

Так что у нас в батальоне образовалась 'партия разбитых сердец'. Или клуб с таким название: Миша, которому жениться хочется, но не дают, я, влюбившийся в жену начальника, и политрук из второй роты Копгалис, у которого жена пропала и уже год неизвестно, куда она делась. Поехала к матери в село Покрытки и пропала. И до села не доехала, и в город не вернулась.

-А что был дальше с вами из 'клуба разбитых сердец'?

-Миша ходил вокруг Антонины еще с год, пока мамаша ее не померла. После этого она не настаивала на церкви и пошла с Мишей в ЗАГС. Что со мной было-ты знаешь, а Копгалис жены так и не дождался к моему отъезду. Наверное, ее кто-то убил, но вот за что и кто? Мне говорили, что года через три он таки женился, но это все слухи. Насколько они справедливы-сказать сложно.