Легенды Ассиора. Война

* * *

А тем временем, находящиеся в лагере войска, тоже не теряли даром времени. Перед самым закатом, Федор прошел осматривать построенные укрепления.

Назначенные им строители с гордостью показывали ему свою работу. Обойдя построенные за день укрепления, князь был немало удивлен. Лагерь, расположенный на одном длинном холме, превратился в нешуточную укрепленную точку. С лицевой стороны, была построена стена из мешков с песком, метра в два выстой, армированная деревянными перекрытиями, через каждые три ряда. Ворота в стене были достаточно широкими, и закрывались двумя щитами. Перед стеной был вырыт глубокий ров, с единственным проходом к воротам. А за стеной, поставлены две башни, на шесть рядов мешков, возвышающиеся над ней.

Холм, за воротами, был срыт, таким образом, чтобы не смог подняться ни пеший не конный. На его вершине были установлены продолговатые редуты, защищающие лагерь с боку. А вот на заднюю, тыловую часть лагеря, мешков не хватило, его защищал не высокий земляной вал, с набитыми кольями, ров, и поле перед валом, на котором в шахматном порядке, были набиты шесть рядов заостренных кольев, направленных под углом, примерно, сорок пять градусов, в сторону нападавших. Расстояние между кольями было таково, чтобы не смогла пройти лошадь. При этом в лагере разместились все войска. Оставалось только одно, ждать атаки.

Люди ужасно устали, но противника еще не было. По этому пришедшим войскам был объявлен отдых, а командиров Федор снова вызвал к себе, на этот раз всех.

Когда они прибыли, Федор представил их друг другу, и подробно рассказал о каждом.

У Двенадцатиградцев, наличие в армии боевого торлькарского кона, вызвало разносторонние чувства. Ужас, оттого, что самые жуткие легенды прошлого вернулись вновь, и радость, оттого, что это их союзники. Затем он потребовал докладов, от офицеров, как расположились войска, что сделано за день.

Дорс Соль доложил, что требюшеты готовы к бою, и что контрольный бросок зашвырнул пудовый камень до середины поля между холмами (метров триста пятьдесят), что серьезно порадовало Федора. Остальные доклады были по делу, но сводились к одному, людям нужен отдых. Федор обратился к Рантеру, вои которого принимали активное участие во всех строительных операциях:

— Как ясты, воевода, — этот чин глава рода получил автоматически, как только кон был зачислен в армию, в качестве воев, а не животных.

— Тоже устали княже, но твои вчерашние указания в силе. Сотня горанлинов будет нести стражу ночью. Гарпии пойдут в ночную разведку, и будут висеть над лагерем. Это только те, кто не входит в основной состав кона. Сегодня днем, они отдыхали.

— Отлично, баторы, ваши люди сегодня могут не выставлять охранения, отдыхать всем — это приказ. А нам еще планировать, что делать завтра.

* * *

Отпустив офицеров, после совещания, которое затянулось до полуночи, Федор сел в шатре, и вытянул ноги. День был тяжелым, да и ночью особо поспать, видимо не удастся. Новый начальник разведки доложил, что сейры остановились на отдых в шести верстах от их лагеря, значит завтра, будут на месте. Орденские пока не двигались.

Зная, что с шеститысячным войском, такой напасти как мало организованной, пусть и десятитысячной, толпы сейров, можно не опасаться. Федор чувствовал себя спокойно, по крайней мере, пока.

Прейдя в свой шатер, князь откинул полог, взял кувшин с холодным красным вином, и уселся прямо на ковер, вытянув ноги, и облокотившись на прямоугольную подушку, набитую чем-то плотным, вроде конского волоса.

Примерно через полчаса он, вдруг понял, что первый раз, с тех пор как оказался в этом мире, он с интересом рассматривает звездное небо. Раньше, он на него, конечно, смотрел, но совершенно с другой целью.

А звезды были здесь крупнее, чем дома, и было их явно побольше. Интересно, у них мореходы умеют ориентироваться по звездам, есть такая наука как навигация. Да что ему до звезд, и до того в каком мире он находится. Может он на том свете, кто его знает, нет на том свете, говорят, вина не делают, хотя... Из живых, достаточно долго, что бы понять и изучить суть вопроса, там еще никто не был. В своем мире, его уже похоронили бы, с воинским салютом, и все. Так, допил вино, пошел спать, ваша светлость, блин...

Он лежал, стараясь задремать, или заснуть, а в голову продолжали лезть всякие беспорядочные и дурацкие мысли.

Вот еще и армиями командовать пришлось, рассуждал он про себя. Интересно, найдется, лет через сто, какой ни будь писака, который заинтересуется моей жизнью. Нет, не через сто, мне обещают долгую жизнь, ну черт с ним, лет через сто, после моей смерти. И будет этот щелкопер, рассуждать о том, что был я жестоким и необразованным тираном. Создавшим свою империю, на территории незалежной Сромеи. Да, морил людей голодом, и жесточайшим образом казнил. Взять хотя бы, мое правление в замке Штен.

Это, если смогу, завтра победить, останусь, жив, освобожу Нину и вообще проживу долго и останусь в памяти народа. То обольет он меня дерьмом, придумает мне злодеяния, которых я не совершал, и назовет вором и сатрапом.

А, вот если, меня завтра прирежут, и развеют мой прах по ветру. Вот тогда, если о моей жизни будет нечего сказать, кроме того, что жил, правил, освободил, по душевной простоте, тролькаров, изобрел зеркала и бюстгальтеры, да создал магазины для богатых. Тогда напишут, какой я был хороший, белый и пушистый.

И это судьба каждого, кто стал известен. О России, в этом смысле, и думать страшно. Либо о тебе говорят плохо при жизни, а после смерти возносят, как величайшего человека своего времени, примером могут служить Пушкин, Суворов и т.д. Или, наоборот, при жизни молчат и поют фимиамы, а сразу после смерти начинают поливать помоями, как Потемкина, Брежнева и пр.. Третьего, к сожалению не дано, российский менталитет, хотя у местных может все иначе. Ну, я вам, ....дям, дам менталитет, если доживу.

Так, о чем это я, о грустном, завтра, или послезавтра, все решится. Спать, спать, спать...

* * *

Утро предвещало жаркий и ясный день. Еще только высохла роса, а лагерь уже ожил. Первыми проснулись вольные шлемы, в их лагере запели боевые рога, призывая воев на построение. Они разбудили весь лагерь, в том числе и Федора, который так и заснул, лежа на ковре.

Поднявшись вместе с вольными шлемами, он сделал гимнастический комплекс, оделся, позавтракал, и направился в штабную палатку. Вскочивший при его появлении Дан Соль, имел вид человека, который не спал всю ночь.

 Докладывай положение, и спать — кротко приказал Федор.

 Рыцари решили нас обмануть, — начал докладывать, новоиспеченный глава войсковой разведки. Они ночью снялись с лагеря, оставив обоз, совершили марш и расположились новым лагерем, в двух верстах отсюда. Обоз с минимальной охраной идет следом.

 Сейры на подобное не способны?

 Ты прав княже, но, они собираются вместе, хоть и соберутся они в путь не скоро, но будут здесь сегодня к полудню, еще полдня у нас есть.

 Объявить тревогу, всем готовится к бою, день сегодня будет тяжелым, — отдал приказ Великий князь Двенадцатиградия, Барон Шон Тернг, Верховный Коган Салоа, Глава боярской палаты Алисана и прочая, прочая, прочая....

* * *

Подготовка к бою в больших армиях, в тот исторический период, в который он попал, не была той стремительной готовностью отразить нападение в любую секунду. Войска не обладали огромной скоростью перемещения, и достаточно дальнобойным оружием как в его время. Все было просто, понятно и неизменно. Никто не ожидал бомбардировки, высадки воздушного десанта, или стремительной вертолетной атаки. Все делалось неспешно, и размеренно. У Федора даже появилась возможность прогуляться по лагерю, в сопровождении неизменной пятерки телохранителей.

После объявления тревоги, вои стали готовится к бою. Вольные шлемы доставали тяжелый доспех, которого ранее Федор просто не видел. Подойдя к первому же вою, он остановился, и стал наблюдать.

Собиравшийся на битву вольный шлем, достал стеганную войлочную рубаху, с обтягивающим голову, как привычная спецназовская маска, капюшоном, длинною до середины бедра и расклешенную от пояса. На бока получившейся юбки, почти до колен, были нашиты кожаные пластины, оберегающие бедро от косого удара. Не спеша, одел новую рубаху прямо поверх холщевой, пошевелил руками и попрыгал, чтобы толстый войлок плотнее сел. Затем вытащил из мешка короткую, едва по грудь кольчужную рубашку, с рукавами до локтя, увенчанную кольчужным колпаком.

Следующим из мешка появился панцирь, набранный как чешуя, из стальных пластин, наручи и поножи. Последним появился гладкий, напоминающий европейский бацинет шлем, с торчащим конским хвостом в навершии, и мощным выпуклым забралом, имеющим узкие горизонтальные прорези. Судя по направлению расположения чешуи, закругленными концами вверх, длинным защитным накладкам на бедрах, легким латным рукавицам и полным отсутствием защиты на седалище, воин был всадником.

Тяжелая пехота, которой, по сути, и были вольные шлемы, имела аналогичную амуницию. Только панцири были кожаными чешуей вниз, от ударов сверху, кожаную юбку до колен, с продольными металлическими полосами, и шлемы без забрала с кожаной наборной брамицей. Из вооружения, все имели мечи и длинные пики.

Мечи, у разных воинов, были не одинаковыми: короткие и широкие — пехота, и длинные и узкие — всадники. Это касалось только общего вида. Каждый воин оружие имел индивидуальное, фабричного или поточного производства еще явно не было, и каждый вооружался в соответствии со своими пристрастиями, местом службы и финансовыми возможностями. Но это и формировало амуницию, например, всадники имели полукруглые щиты, с острым концом, с какими на современных Федору картинках изображали витязей. В то время как пехота использовала прямоугольные, на подобии римских.

Новобранцев, которых в армии оказалось немало, пестро вырядили, а разнокалиберные кольчуги и шлемы, часто ограничиваясь только стеганным войлочным костюмом, и определили в лучники или поставили на оборону лагеря. Вооружив в основном стрелковым оружием, или тем, что у них было, когда пришли. Кроме того, им выдали тяжелые длинные тесаки, пригодные больше для хозяйственных работ, типа рубки мяса или леса, чем для боя.

Вообще за короткий срок, Федор получил массу впечатлений, и смог составить представление о состоянии военного искусства того времени, в которое попал.

Поставив себя на место пехотинца в подобном наряде в такой жаркий день, Федор содрогнулся. Но, как объяснил ему, подошедший Дан Соль, в таком снаряжении, вольные шлемы могли, находится до нескольких дней. Так что, постоять или отдохнуть в таком наряде до полудня, для них не составляло большого труда.

В лагере Двенадцатиградцев, его ожидала несколько другая картина. Доспех этой пехоты, был несколько иным, и скорее напоминал римский, времен расцвета империи, чем более поздний, принятый у вольных шлемов. Вообще пристрастие местного населения к римским канонам имело какой-то маниакальный вид. Чувствовалась тяжелая лапа, какого-то его предка, который это дело ввел, и доказал его состоятельность.

Доспех был достаточно прост, незатейлив, и в нем напрочь отсутствовали плетеные кольчуги. Весь доспех был ламинарным, набранным из длинных стальных и кожаных полос, каждая из которых, огибая тот или иной участок тела по дуге, могла смещаться относительно соседних элементов, конечно, в определенных пределах. То же самое можно было сказать о шлемах, аналогичных по конструкции той, которая была у 'Вольных шлемов'. Только в навершии, вместо конского хвоста, была прикручена короткая пика, примерно такая встречалась на германских касках, периода первой мировой войны. Наручи щиты и поножи, что у тех, что у других, явно были сделаны в одной мастерской и по одному образцу, а вот мечи и пики отличались.

Пики были несколько длиннее, с узкими железками и жалами, напоминавшими по форме древесный лист, а мечи покороче, совсем как гладиусы. Федор даже размечтался, что эти пехотинцы покажут такую же стойкость и выучку, как римские.

Но время шло, и настал полдень. Протрубили боевые рога, и войска начали строиться, готовясь принять бой.

Пред лагерем, метров через сто, встал строй Двенадцатиградской пехоты. Построение напоминало не классическую фалангу, а скорее более позднее трехрядное, прямоугольное каре, внутри которого стояли три сотни арбалетчиков и лучников.

Бока этого построения прикрывали две роты вольных шлемов, выстроенных в четыре прямоугольника, на манер римских центурий и легкая конница. Тролькарский кон, разбитый на два полукона, было оказывается т и такое построение, находился в засаде, за холмом. Они должны были появиться, только по зову трубы.

Федор с двумя десятками магов уже находился на сложенной из мешков с песком стене, которая возвышалась над построением, учитывая склон холма, метров на пять. Все замерло в ожидании.

Глава 8

Но будут они вести войны...

Тишина

Тишина бывает разной. Бывает тишина ночи, которая нарушается то стрекотом сверчка, то криком какой-то ночной птицы. Бывает тишина морского штиля, непрерывно сопровождаемая легким шорохом прибрежных волн. А еще есть пугающая, гнетущая тишина подземелья, когда ни что не колышет древние камни, ни ветер, ни зверь, ни человек. Человек страшится такой тишины, это тишина в которой нет выхода, тишина смерти.

А есть тишина перед боем. Гнетущее молчание тысяч мужчин, людей пришедших убивать, или быть убитыми. Осознающими, что это, может быть последние минуты их жизни. Последний момент, когда напряжен каждый нерв, каждый мускул. Тишина, в которой каждый боится пропустить самое главное, самое основное, для чего он здесь, — сигнал в атаку.

Может быть, это последний их взгляд на этот мир, последний спокойный вздох, последний счастливый миг. Это не тишина немого ужаса перед неизбежным концом, это тишь напряжения перед началом. Началом чего-то невообразимого, началом конца, или началом нового мира, их мира.

Буквально через полчаса, после того как армия построилась, томительное ожидание кончилось, сейры пришли.

* * *

Темная масса людей хлынула из-за холма, на бегу минуя его вершину, и устремилась на каре. Происходящее напоминало документальные съемки атаки буденовской конной армии. Казалось, что из-за холма несется бесконечное море нападающих, они все прибывали и прибывали. У Федора возникло ощущение, что этой массе не будет конца, он как завороженный следил за этим темным и неисчислимым потоком.

— Это иллюзия, отсекай их судей от потоков, иначе они покажут такую армию, что наши люди побегут, — заорал Ворон, который имел на голове медный шлем, вывезенный Федором из ледяной долины.

Федор стряхнул оцепенение и перевел зрение в магическое восприятие, слегка скосив глаза и рассредоточив внимание.

Он увидел потоки и ужаснулся. Огромное количество людей, присутствующих в одном месте, вызывали бешеную пульсацию сил. Потоки словно взбесились, пульсируя цветами, и постоянно меняя свое положение. Казалось, что они раскручиваются, набирая скорость. Тончайшие нити реальности, опутывающие все живое в этом мире, пришли в хаотическое, и с первого взгляда беспорядочное движение, не имеющее ни какой организации. Сначала у Федора зарябило в глазах, но времени не было, а зрение, словно подсказывая ему, выделило потоки воздуха, которые собственно и являлись причиной происходящего безобразия. Какие-то дебилы, разорвали четыре потока и замкнули их напрямую на себя. Выглядели они, словно водолазы, и были видны как неясные, но цельные человеческие фигуры, в мире, в котором человека, в его истинной ипостаси быть не должно.