— А ты не треснешь? — я ухватил пирог и сок вместо стащенных фэйри и положил себе на тарелку консервированного горошка. Ничего, я поил и кормил тогда у рыжего полукровки за свой счёт всю компанию.
— У-у... — сквозь вторую уже порцию отрицательно промычала она.
— Эта? Не-ет, — разочарованно протянул Навь. — Если б твой конь знал, как она жрёт, он бы поостерёгся оставаться с ней наедине. Конина, как я помню, у некоторых степных народов весьма популярна, а сейчас мода на всё восточное.
— Какими путями ты тут оказался? — Навь, изящно помешивая горку сахара ложечкой, с любопытством поглядел на меня. — Мы вот гуляем, город решил... племянничкам показать.
— А я в библиотеку пришёл. Я же молодой, подающий надежды, неоперившийся...
— Ну да, ну да.. — усмехнулся он. — Впрочем, потом расскажешь, если сейчас не можешь.
— О, может, ты об этом даже прочтёшь, — я позволил себе лёгкую улыбку напроказившего мальчишки. В конце концов, то, что мне нужно сделать, уже не изменить.
— Вот как? Не хотелось бы, честно сказать. Гатри в последнее время и так неспокоен, — потянувшись к пирогу, он отобрал стакан, в котором и в самом деле оказалось больше сока, чем в остальных, у младшего "племянничка".
— Это вы о своей пьянке? — вставила Огонёк, видимо, ухо выкрутили недостаточно хорошо и ей хотелось добавки. — Той, когда вы на перекрёстке ползали в обнимку, и ждали, когда вас святостью в церкви осияет проме... — Навь отработанным быстрым жестом впихнул в это чудовище капающую соусом сардельку, а после невозмутимо вытер пальцы салфеткой, будто случившееся в порядке вещей и происходит каждый день во время кормления малыша.
Я украдкой оглянулся — не видел ли кто это. Фэйри поперхнулась наполовину уже разжёванной сарделькой — выплюнуть её не позволяла жадность.
— Как ты после позавчерашнего? — Навь окинул меня внимательным взглядом.
— Омерзительно, но сегодня уже нормально. Я с тобой больше никогда не пью.
— Прости, — он, кажется, искренне извинился. — Я не думал, что такое количество спиртного тебя так быстро свалит.
— Ну... Судя по рассказу Данни, тебя свалило тогда же.
— В общем-то да, но... не совсем. Как твоё плечо? Вроде, ещё не зажило? — Навь как-то подозрительно плотоядно глянул на место укуса. — Признаюсь, если бы ты тогда дёрнулся сильнее, я бы оставил там часть своих зубов...
Я закашлялся, подавившись крошкой от пирога. Юстин, сидящий с другой стороны от меня, даже перестал жевать, видимо, представляя, при каких обстоятельствах могло произойти обсуждаемое. Волчонок, кажется, увидел в своем опекуне и предполагаемом претенденте на эту роль нечто новое...
Давившаяся сарделькой фэйри наконец прокашлялась, и залпом выхлебала сок.
— Ещё, моя прелесть? — ехидно осведомился Навь, подкладывая ей сарделек на тарелку, рядом со сладким пирогом. И прутиком.
— Чтоб ты своим пирогом, кхха... поперхнулся так же! — выдавила она, чуть похрипывая. Юстин молчал и продолжал, как молодой удавчик, заглатывать куски баранины. Сзади раздалось приглушённое восклицание.
— Держу пари, они все родственники — три племяша и дядька!
— Богини! — с ухмылкой пробормотал Навь.
Я прислушался, для приличия похлопав всё ещё перхающую фэйри по спине.
— Ты глянь — все хвостатые! — спорщики явно обсуждали наши примечательные шевелюры — все, кроме Огонька, носили собранные в низкий хвостик длинные волосы. Чёрные волосы Навь, спускавшиеся за плечи, волчья шерсть Юстина до лопаток и мой хвост — самый длинный, до пояса.
— Нее... этот мелкий, стриженый же.
— Уже запущенный. Просто ещё не отросло.
— Может быть, семейная традиция?
Мы с Даниилом синхронно хмыкнули, переглядываясь. Заподозрить нас в родственных связях можно было только спьяну. Юстин, съев всё в приличной досягаемости, рассеянно подчищал картофелиной остатки соуса с тарелки. Огонёк, обиженно насупившись, обмакивала сардельку в стакан с яблочным соком и рассеянно тыкала потом ею в расчленённый на тарелке пирог. Кажется, в неё больше не лезло. Волчонок, понаблюдав за ней, отнял и тарелку, и сардельку, сказав вконец помрачневшей фэйри, что всё равно выбрасывать.
— Ну, кажется, все поели? — Даниил задумчиво на меня поглядел. — Слушай, а чем занят сегодня твой кэльпи? Я вижу, ты пешком. Может быть... отправим их погулять вдвоём? — он кивнул в сторону развалившейся на стуле фэйри с расстёгнутой верхней пуговкой брючек.
— Данни в конюшне, что при библиотеке. Можешь нейтрализовать чудовищ, но скажи, что к восьми вечера он как часы должен стоять у входа в библиотеку. Если его не будет — сделаю то же, что султан со своим аргамаком, когда тот пришёл на скачках вторым. Он знает, о чём я.
— А о чём ты? — влезла фэйри.
— О том, что любую лошадь погрузит в мысли о бренности существования и ночные кошмары, — промокнув салфеткой уголки губ, я встал.
— Приятно было познакомиться, Юстин. Если понадобится помощь — обращайся. Как-никак, я мог бы тоже оказаться твоим опекуном.
Волчонок глянул на Даниила — тот утвердительно кивнул. Интересно, как он будет рассказывать, если Юстин спросит, о позавчерашнем дне?
Улыбнувшись всей компании, я пошёл по проходу между решёточками и столиками к выходу.
— Жестокий! Это же негуманно по отношению к лошадям! — донеслось мне вослед, видимо, фэйри пришла к некоему выводу относительно лошадиных, в частности, жеребцовых кошмаров. — Он же станет евнухом!!!
И тихий смешок Даниила:
— Вот тебя бы найти, чем припугнуть...
Фыркнув, я усмехнулся про себя.
Когда напольные часы в соседнем зале с глухим стрекотанием отбили восемь пополудни, я сдавал последний документ. Тетрадь заполнилась записями наполовину, одну ногу я непостижимым образом умудрился отсидеть, а левый локоть, которым постоянно опирался о твёрдую столешницу при чтении и письме, пусть и не обзавёлся синяком, но ощутимо онемел.
Библиотекарь готовился к завершению рабочего дня — закрывал ящички, захлопывал книги, что-то бормотал про себя морщинистыми губами — не иначе, ругал задерживающих литературу студентов. Переписав всё, он глянул на меня близоруко, что-то про себя проверил, и кивнул, словно утверждая, что я чист перед ним и свободен. Подхватив портфель, среди редкого ручейка зевающих, или наоборот, чрезмерно возбуждённых студентов, я направился к выходу. Среди потока информации, что прошла сегодня через мою голову, нашлось и происхождение университетского герба — как раз в четырнадцатом веке, в пору погромов, когда и формировался университет, одна собака очень шустро выгоняла монахов из их бывших обителей. Столь рьяно, что некоторые лишились определённых частей ряс. Это так впечатлило будущих школяров и студиозусов, что они посвятили ей герб. Оригинальный — впрочем, студенческие братства всегда были несколько насмешливо-скептично настроены против монашества и самого догмата церкви и веры.
Небо снова заволокло и студенты из закрывающихся дверей, как воробьи, нахохлившись и торопясь, разбегались по домам или в забегаловки и ресторанчики. Да.. Неплохое местечко — надо будет ещё разок, если время выдастся, в "Забытую книгу" заглянуть.
Мелкая морось заставила меня поднять воротник и зажмурится — капелька попала в глаз, сделав всё на миг расплывчатым... Пронизанным мельчайшими красными нитями и струнами — ещё люди догадались давным-давно, что стоит поглядеть на мир сквозь воду или слезу — и увидишь его другим... Вновь похолодало, и ветер обещал принести на сизо-серых широких крыльях ещё более сильный дождь. Данни мёрз недалеко от ворот ограды — он, кажется, был сыт и доволен — не иначе, хорошо провёл время вместе с фэйри. Только выдувающий всё тепло ветер заставлял его поджимать ноги и кутаться в короткий плащ. Накинув морок, я отвёл глаза проезжающим мимо в ландо дамам. Они прятались в кружевные светлые шали и обеспокоено поглядывали на небо.
Однако, как всё удачно складывается — и народу на улицах будет мало. И день будний, пасмурный, и ветер холодный. Восточный, если не ошибаюсь.
Под чёрными зонтами разбегались редкие прохожие — ещё не зажглись фонари, и в стремительно густеющих дождливых сумерках все казались призраками, выцветшими в густой синеве фигурами со старых полотен.
Молча мы вернулись домой. Даже не канюча о том, что хочет есть, Данни устало и как-то заморенно уселся на кухне, дожидаясь, пока я завершу все дела.
Переодевшись в заштопанный уже костюм для ночных вылазок, я ещё раз припомнил, в каком соотношении нужно соединять ингредиенты гремучей смеси и, в ожидании полной темноты, уселся записывать ответное послание на кристалл своему "дядюшке". Ключ-камень позволил привязать внутренние струны моего тела к резонансу кварца, а дальше можно было справиться с помощью отточенного многолетними тренировками плетения.
Высокого неба, дядюшка. Я рад новостям и буду иметь в виду, если что случится. Документы получил, впредь будь внимательнее при подборке запрашиваемой информации.
Я вздохнул, сдеживаясь от откровенных ругательств. Дядюшке оставалось ещё далеко до тётушки, которая разбиралась с корреспонденцией быстро и толково.
Посетовав о дядюшкином несовершенстве, я начал основную часть послания.
В Гатри замечено демоническое существо низшего уровня, подчинённое неизвестному ночному большой силы. Зачинщик не считает нужным соблюдать тайну своего существования и ситуация в городе напряжённая.
Наблюдаются массовые исчезновения людей, местные правоохранительные органы чрезмерно активны по этому поводу.
Считаю целесообразным провести согласно моим полномочиям полный обряд уничтожения, с изменением общего струнного фона города без колебания струны Алой Невесты.
Как только буду уверен в личности ночного, извещу вас путём Дальнего вызова. Проинформируйте, пожалуйста, всех будущих участников обряда, чтобы мои планы не застали их совсем врасплох.
В контексте общего эмоционального настроя жителей города, считаю возможным провести обряд достаточно открыто. В свете уже происходящих под моим же руководством событий от 1676 года повторение обряда будет воспринято как подтверждение старой легенды местных краёв. К тому же пропаганда Ночной Ветви по внедрению в массы идей атеизма, моральной анархии и множественности пластов сознания подготовила, как ни парадоксально, почву для локального проявления наших сил без поражения зон стабильности. Без волнений это не пройдёт — но повысится фон религиозных воззрений, к тому же прекращение деятельности нарушителя повлечёт за собой полное затухание реакции. Обряд, даже открытый, будет в создавшейся психоэмоциональной обстановке воспринят жителями как закономерное событие.
Выполнение моих прямых обязанностей идёт по намеченному плану. Столкновений с ночными и двуликими не происходило
Завершив запись и начертив запирающий знак, я хмыкнул — столкновений в прямом смысле этого слова было навалом, но это моё сугубо личное дело — и к взаимоотношениям между Ветвями на уровне дипломатического взаимодействия привести на данном этапе развития наших "столкновений" никоим образом не могло. Конечно, нехорошо умалчивать от своих, но сколько можно — хотя бы с этим безалаберным ночным странного морального облика можно немного отойти от предписанных работой рамок и условностей. Да, древний. Да, крылатый...
Отложив кристалл, я застегнул на предплечьях ножны, вложил в кобуру на поясе многозарядный пистолет — производства бельгийской "Фабрик Насьональ", по системе Браунинга. На всякий случай.
* * *
Вечерний бульвар, как всегда в это время суток, был ярок и многолюден, даже несмотря на накрапывающий дождь, но, свернув в отходящие от него узкие проулки и дворики, звуки терялись, разбиваясь на эхо и почти равномерный гул. Зайдя в квартиру, я в полной мере ощутил контраст от спокойного и уютного дома на Озёрной, где жил кто-то помимо меня, и захламлённых, пустых до состояния зловещей тишины комнат. Сняв обувь, я прошёл по коридорчику, соединяющему прихожую с гостиной. На ходу расстёгивая пуговицы плаща, скинул его на спинку ближайшего стула. Заглянул в спальню за оставленной там в прошлый раз одной из любимых трубок вишнёвого дерева, и так там и остался. Открыл окно, и закутавшись в плед, устроился на подоконнике.
Отражение в оконном запылённом зеркале казалось нечётким, словно быстрый набросок углём и мелом. Выпуская дымные колечки в становящийся всё холоднее почти уже ночной воздух, я скользил взглядом по серо-красной мозаике крыш, тающей в водной завесе ещё до Торгового тракта.
После очередного дня с Фаэ, изображающей маленького монстра, я чувствовал себя уставшим и выжатым. Наверно и к лучшему, что у нас с Дарой не было детей. Отец из меня получился бы отвратительный... И как хорошо, что мы встретили Габриэля — остаток дня, проведённый в обществе спокойного и застенчивого двуликого, понравился мне гораздо больше. Но Фаэ!.. Богини!!! Если она и завтра продолжит в том же духе... даже не знаю... Все её прежние выходки не шли ни в какое сравнение с теперешними. Словно девчонка наконец-то дорвалась до возможности пакостить на глазах у большого числа зрителей и хочет успеть использовать всё из своего огромного арсенала. Пока я её на самом деле не прибил!
Я раздражённо вздохнул, поднося трубку к губам. Сам процесс курения давно перешёл из баловства в разряд дурных привычек но успокаивал, отвлекал от ненужных мыслей. Может это и со мной что-то не то? Раньше все её безобразия казались забавными...
Моя паутина по-прежнему хранила спокойствие, паучья же — потихоньку блекла, но рассыпаться даже не собиралась. Если ему понадобиться активизировать свою постоянно меняющуюся сетку, он вынужден будет, так или иначе, коснуться одного из узлов связки. Никто из "мошек", даже ненадолго, не покидал города. И эта непонятная девица Марлен снова спала в другом месте. Да ещё и мальчишка, которого отправили следить за ведьмочкой, исчез, так толком ничего и не сообщив. После вечера восьмого числа никто его в городе не видел ни живым, ни мёртвым...
А ещё слухи, о которых говорила Глэдис... Губы сами собой изогнулись в кривую, невесёлую усмешку. После того, как я договорился с Роном о возможном погребении дворецкого Соласов, он с самым доверительным выражением на лице поведал, что многие из мелочи в Низине шепчутся, о некоем ночном, похожим на меня, как две капли воды. Он, дескать, творит там невесть что, и результаты этого до недавнего времени лежали под Старым мостом. Но Рон конечно во всё это не верит. Слово "пока что" он вслух не произносил — оно и так явственно читалось в предложении.
Я нахмурился, выпуская в ночной моросящий дождь тонкую струйку дыма.
Колдун, что оставил дохлую муху над дверью и изгадил мне несколько снов, так и не появлялся. В самом ли деле он может быть креатурой ночного, выплетшего сеть над городом? И Марлен... С Томом, своими силами, она бы не справилась.
Может быть от трубки, а, может быть, и от усталости мысли поплыли, запутались... Высунув правую руку в окно, я провёл пальцами по воздуху и прохладный ветер, словно кошка, сунулся под раскрытую ладонь. Рукав рубашки тут же намок, плед соскользнул с плеч и шерстяным шорохом опустился на подоконник. Холода я не ощутил, только странно закружило голову. Не от трубки и не от крови, выпитой недавно... Чувствуя, как кончики пальцев тонкими паутинками вплетаются в дождливую темноту, я вздохнул, позволяя ей утягивать меня куда-то... За тёмные от влаги крыши и гулкие дворики, за улицы, полные мокрого шелеста листьев и снов, за не отражающее ничего зеркало испещрённого каплями дождя озера...
