Оборотная сторона зверя - 2. Академия

Вернулся наг через четверть часа, балансируя парой тарелок.

— Еще горячее, — довольный и улыбающийся, он скользнул к сидящей у края вере и тихо сказал. — Я знаю, что ты права.

Фрея обернулась и только хотела что-то сказать, как наг перебил:

— Если хочешь, мы все обсудим, но только позже, а сейчас...

И словно фокусник, достающий из шляпы парочку голубей, открыл крышку одной из тарелок.

Запах аппетитного сочного мяса — и Фрея забыла все. Глаза веры загорелись, губы растянула предвкушающая улыбка:

— А ты знаешь, чем привлечь женщину, — и цапнула с тарелки кусочек. — Ммм, все, чешуйчатый, я твоя!

— Правда? — тарелки с громки бум-с так бы и рухнули на пол, не будь Фрея оборотнем, очень ловким и голодным оборотнем.

* * *

— Что там? — когда все мясо было съедено и дважды проверено, что действительно съедено все, Фрея встала из-за стола и подошла к краю полянки.

Внизу, там, где кончается лес, горели огни. Они то поднимались, то медленно опускались, словно гигантский змей плавно скользил по земле.

— Это соан, — наг вздохнул и с непонятной жадностью вгляделся в ту сторону, где змеились разноцветные огоньки.

— Соан? Что-то знакомое. Подарок, нет, кажется, милость. Милость богини! Я права? — Фрея развернулась и требовательно изогнула соболиную бровь.

Эйрис растерянно взлохматил волосы:

— Да, один из местных человеческих праздников. Удивлена? Просто это место — практически граница между землями людей и владениями нагов. В соан люди празднуют что-то наподобие 'Как хорошо, что змеиная богиня не сожрала нашу деревню'.

— А почему ты поселился именно здесь, рядом с людьми?

— Люблю смотреть на огни, наблюдать, как люди внизу суетятся, живут, празднуют. Если прислушаться, отсюда можно услышать их голоса, — Эйрис опустил подбородок на руки и посмотрел на огни.

— Не понимаю, почему ты, сын богини, живешь как отшельник?

— Так получилось, — через некоторое время ответил мужчина.

— Ты сам мне сказал, что до восьми лет жил со своим отцом. Как я понимаю, он был человеком.

— Да, был, — наг продолжал следить за кружившимися огоньками, только глаза словно бы потускнели.

— Если не хочешь, не говори, — Фрея пожала плечами и укаталась в шаль. — Сама терпеть не могу, когда посторонние в душу лезут.

Наг наклонил голову и посмотрел на нахохлившуюся повелительницу.

— Ты не похожа на женщину, которой отказывают, — далеко не наивный взгляд заставил Фрею поежиться. — Я долго думал, откуда и кто ты. Прочитать твои мысли я не могу, да и гипнозу ты не подвластна. И если Нагасса прислала тебя, значит, ты не просто обычная вера. Но я не буду и не хочу выпытывать правду, лучше я обманусь, притворюсь, что наша встреча — случайность, и ты действительно можешь полюбить и остаться со мной.

И коснулся поцелуем щеки Фреи.

— Можно?

— Вот глупый, — проворчала правительница. — Другой бы не спрашивал.

— Но именно от другого ты и ушла.

Женщина замерла. Одно долгое мгновение пыталась взять себя в руки, чтобы в следующее так соблазнительно улыбнуться, чтобы наг забыл все, теряя голову от желания большего.

Взгляды, шепот, звезды, огни — все смешалось в одно.

— Но все-таки, — Фрея нависла над нагом, ловя свое собственное отражение в его зеркальных глазах. — Расскажи о себе.

Наг рассмеялся. Молниеносное движение — и уже ошеломленная Фрея лежит под ним.

— Что ты хочешь узнать, о коварная? — рассмеявшись, наг растянулся на траве рядом с Фреей.

Взяв ее руку в свою, переплел их пальцы и грустно вздохнул.

— Я узнал о Нагассе задолго до того, как увидел ее. Отец рассказал. Он был странствующим монахом и проповедовал законы гармонии. Жить, не мешая другим, питаться, не умертвляя животных, и постоянно открывать нечто новое, познавая и улучшая этот мир, — вот те законы, по которым он жил. Мы кочевали с ним от деревни к деревне, нигде не задерживаясь. За помощь в хозяйстве брали вещами, едой да всем, что дадут. Тем и жили. Да и лес помогал: где травы лечебные, где грибы или ягоды, бывало, мешков по пять соберем, обменяем — да полгода на то и живем.

— Тяжело тебе было, — Фрея сжала пальцы мужчины.

Наг улыбнулся и поднес пальчики Фреи к губам.

— Это были самые счастливые дни в моей жизни. Отец любил меня, только рано понял, что люди боятся всего чуждого, поэтому укутывал мой хвост так, чтобы никто и подумать не мог, что я не обычный ребенок. Зимой хорошо, в тепле, у папки-то на плечах, а вот летом — жара страшная. Но что делать? Пришлось хвост мой скрывать. Так лет восемь и жили. А на девятый отец захворал. Помню, чуть с ума не сошел, когда он в бреду метаться начал. А я сидел рядом и выл, идиот. Нет, чтобы трав полезных собрать, отвар заварить, а! — наг мотнул головой. — Да что уж теперь. Помчался я в ближайший поселок, там мы часто бывали. Дня три только прошло, как мы травы на зимнюю одежду там обменяли. Прибегаю к лекарю, ору изо всех сил, полсела, идиот, за пару минут собрал. Там-то меня первый раз к праотцам чуть не отправили. Камнями били. Сейчас даже смешно, Симка, старик — дохля страшная, ходить-то не мог, а как за мною бежал... Знаешь, до сих пор понять не могу, как те ребятишки, с которыми мы и рыбу ловили, и страшилками по ночам девчонок пугали, как они могли из-за какого-то там хвоста...

— Твой отец прав, — Фрея притянула голову нага на грудь и стала разбирать серебристые прядки. — Люди боятся, а когда они боятся, они просто уничтожают причину их страха. Думаешь, оборотни об этом не знают?

— Но оборотни могут сойти за людей.

— Но никогда ими не станут.

Глаза женщины наполнились влагой. Мне вспомнилось, что Фрея с мужем и своим народом бежали в этот мир, чтобы спастись. Но только ли от исчезающей магии?

— А дальше? — спросила вера, потому как наг, притихший от нежных прикосновений, не спешил продолжить рассказ.

— Я был быстрее. Боялся, что отцу станет хуже, что его найдут из-за меня. Напрасно. Пока я своей дурной головой дел воротил, папа очнулся и кинулся было за мной. Так на полпути мы и встретились. А как узнал, что я натворил, велел спрятаться, как я один только умею, а сам помчался к пещере, соорудил тюк помассивней. Наверное, он хотел сделать вид, что уронил меня в реку. Она там быстрая, горная, местные знают. Только вот сил он своих явно не рассчитал, слабый ведь после горячки, вот и сам за тюком... Если бы я только...

— Тс-с-с, — крепче, еще крепче прижимая к груди, шептала Фрея. — Ты был таким маленьким, ты абсолютно не виноват. Разве отец был бы рад, если бы знал, что ты до сих пор винишь во всем только себя? Разве бы он хотел этого?

— Нет, — глухое, отчаянное.

— Мой маленький глупый наг, — раскачиваясь, шептала волчица.

А наг все рассказывал и рассказывал. И почему-то казалось, что он никогда и никому этого прежде не говорил.

— Я узнал, что отца больше нет, от того же Симки. Ночью подполз к селенью, когда понял, что отец долго не возвращается. И знаешь, что этот человек сказал? Что ему помогали только одни папины травы, но ради того, чтобы уничтожить нечисть, он, Симка, готов и дальше страдать.

— Уверена, он пожалел о своих словах.

— О, поверь мне, пожалели тогда все.

— Нагасса?

— Она самая.

— Но почему она не воспитывала тебя? Почему не пришла на помощь? Да и вообще, как они с твоим, эм...

— Мама полюбила отца. Она наблюдала за ним, за тем, как он не похож на остальных людей. И решила проверить его, соблазнить. Так ли он непорочен, как кажется? Только вот все оказалось наоборот. Это она пала под властью его речей и доброго сердца. Притворившись девушкой, она стала его любимой, но она ведь не богиня, и я подозреваю, просто предок нынешних нагов. И эта трансформация далась ей ой как нелегко. А беременность... Даже не знаю, как ей вообще удалось зачать и выносить такого как я. Наверное, для нее самой все это оказалось сюрпризом. И как только она родила, отдала меня на воспитание отцу, а сама впала в спячку. Время для нее течет по-другому, для кого год — вечность, а для нее — всего лишь мгновение.

— И как же тогда она обо всем узнала?

— Ну, одному твоему знакомому пришла очередная гениальная идея отправиться к нагам.

— Наверное, уж они-то не забрасывали тебя камнями.

— Лучше бы камнями.

— Да почему? Ты же сын их богини!

— Я не знал тогда, что у нагов есть строгое деление на кланы. И они не больно-то любят незваных гостей. Я попал в клан говорящих с камнями. Фросс, их главный жрец, сообразил, что задохлик, а по меркам нагов я действительно дохля, не прост, стоило ему только увидеть мои глаза. Отволок меня в храм да начал взывать к богине. Так взывал, что чуть всю мою кровь на алтарь не извел. А потом проснулась она... Как ты уже поняла, не только Симки, всего селения просто не стало. Всех нагов, кроме Фросса, кто видел мои глаза, также не стало. Небо, как же я испугался, когда зубастая махина, вся перемазанная бурой кровью, кинулась меня обнимать. А как увидела, какой я дохлый и маленький, да еще и магией практически не владею... Думал я, что сожрет. Но нет, отдала Фроссу на воспитание, а чтобы никто не узнал, кто я, зарастила чешуей мне глаза. Ослепший, отданный фанатику на исправление, я целыми днями только и делал, что учился охотиться и выживать. А ведь отец приучил меня ценить всякую жизнь. А тут — либо ты убиваешь газель и съедаешь сырое мясо, либо Фросс вырезает сердце кого-либо из людей. И я охотился и убивал. И ел, ел, ел. Ненавижу мясо, его запах и вкус, особенно сырое и еще теплое. Как меня рвало в те дни... Но ничего, со временем и к этому привыкаешь. Надо отдать должное Фроссу, с каждым днем я становился злей и сильней. Нагасса поправилась, но не спешила со мной общаться. Зато наблюдала и приказывала Фроссу усиливать тренировки. Гипноз, чтение мыслей, управление нагами. Бывало, меня месяцами не выпускали из храма, а я умирал без свободы.

Резкий порыв ветра всклокочил волосы. Сев на траву, Эйрис усадил Фрею себе на колени, сильнее укутал и продолжил рассказ.

— На мою первую линьку мама прислала подарок, молодую красивую нагу, которая смотрела на меня так, словно я сам был для нее долгожданным чудом. Она хотела меня так, что даже зрачки ее расширились от желания. И меня словно скрутило, низ живота загорелся, сила потекла растопленной лавой. А как она целовала и что говорила! Вот только тогда я не мог закрываться, не мог не читать чувства и мысли. И я целовал — а в голове у нее платья, духи и дворцы, которые она у богини после ночи с пугающим задохликом выпросит. Конечно, я выгнал ее. А утром мне подали ее сердце на завтрак. Вот тут я сорвался и впервые сам посетил истинный храм моей матери. И пришел я не с пустыми руками. Я пришел с Фоссом и просто приказал ему умереть. И тот не смог не подчиниться, просто взял один из осколков и бил себя в грудь до тех пор, пока не проткнул сердце насквозь. И ни единого звука, ни стона, ни плача. И все потому, что я так приказал! До сих пор не могу забыть его стеклянно-покорных глаз. И знаешь, что на это сказала моя мать?

— Зная Нагассу, предположу, что... 'Я рада'?

Эйрис негромко засмеялся:

— Ты мудрее меня. Она практически так и сказала, но добавила, что я слишком долго к ней шел. Не помню, что тогда ей ответил, но я ушел, и она отпустила. И с того времени я живу здесь.

— Что-то ты, мой чешуйчатый друг, точно недоговариваешь, — прищурилась Фрея. — Молодой растущий организм — и ни одной девушки?

— Ты видишь меня насквозь, — и вновь потянулся к губам веры.

— Вот и не забывай об этом, — улыбнулась Фрея, не давая коснуться себя. — Так что там за девушка?

— Ее звали Марика, — наг замолчал.

— Эй-рис-с-с!

Молчание.

— Она была красивой?

— Да.

— Очень красивой?

— Она была... человеком.

Ветер усилился, сорвав салфетки со стола и закружив их в сторону танцующих огоньков.

— Давай вернемся домой, не хочу, чтобы ты простыла из-за моего нытья, — и начал подниматься, осторожно придерживая Фрею.

— А ну стоять!

Эйрис вздохнул и вновь сел на траву.

— Ты действительно хочешь об этом узнать? — дождавшись кивка, Эйрис покачал головой. — Мне не о чем особо рассказывать. Марика была человеком, а я по-прежнему был глупым и приносящим близким несчастья. Марика... Милая, добрая, она не боялась меня. И я пропал. Влюбился и забыл обо всем. Наивный, думал, что все у меня будет как у людей: дом, любящая жена, дети. Я так был счастлив, Фрея, у меня сердце от радости чуть не выпрыгивало. Несколько месяцев счастья и один поцелуй. Один поцелуй, Фрея, всего лишь один — и девушки больше нет. Почему я не мог догадаться, что убью ее своим ядом?

— Ты был молод...

— Это не оправдание. Марика умирала долго и тяжело. А я метался по дому и выл, умоляя мать откликнуться и помочь ей.

— Нагасса не помогла?

Наг повернулся, и я впервые увидела, как по зеркалу идет рябь.

— Почему же, откликнулась. И сказала, что это хороший урок.

— И все?

— И все.

— И ты не спрашивал, что она имела в виду? Что человек не пара нагу? Или что нужно просчитывать каждый свой шаг?

— Фрея, неужели ты думаешь, что я стал бы общаться с ней после этого?

— Значит, поэтому ты не хочешь целовать меня в губы по-настоящему? Да ты за кого меня держишь? Я вера, оборотень, если не знаешь. Я и сама могу превратиться в такую змеюку и ка-а-ак цапнуть тебя! И с чего ты вообще взял, что я тебя целовать захочу? Смотри-ка, целоваться с ним. Эк губу раскатал.

Эйрис от удивления заморгал часто-часто, а потом откинул назад голову и захохотал.

— И вообще, чего это ты тут расселся? Целоваться якобы ему нельзя, на празднике людей танцевать тоже. А ну вставай, кому говорю! Сейчас увидишь, на что магия веров способна.

Фреин взмах, поворот, растерянное лицо Эйриса — и вот уже не наг с серебристым хвостом, а человек в длинном плаще стоит перед ней.

— Что за?.. — Эйрис таращился сначала на плащ, затем на ноги. — Ноги? Ох, Фрея, ноги!!

Радостый, ошалевший от магии, Эйрис попытался шагнуть. Вскрик Фреи, вскинутые руки Эйриса — и наг падает плашмя на траву.

— Иллюзия, деревенщина, просто иллюзия, следи за хвостом, чтобы он всех танцоров в танце не пришибил. И хватит киснуть — мы идем праздновать!

— Идем? — и сколько нежности, сколько радости в глазах нага. — Фрея...

— Я чудо, я знаю. Но если отдавишь мне ноги во время танца, отращу клыки и как следует тебя покусаю. Эй, ты куда? Никого не забыл?

Но суетящийся наг, пытающийся приспособить свои движения под человеческий шаг, вряд ли услышал ее.

— Шаг, шаг, поворот, шаг, шаг... Смотри, смотри, Фрея!

Наг радостно 'шагал' впереди, а за ним, невольно улыбаясь, ступала Фрея.

А потом были песни, леденцы на палочке и, конечно же, танцы. И самый первый и, наверное, самый осторожный поцелуй на свете со всеми эйрисовскими:

— Если страшно, скажи, я клыки уберу. Уровень яда я снизил до минимума. И противоядие захватил, на всякий случай и таблетку, и мазь, и укол...

— Просто поцелуй меня.