Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Какое-то время мы просто молчали. Просто наслаждались впитыванием тепла друг друга. Лежать на теплой траве, как ни странно — действительно теплой, очень приятно. Да и ощущение незабываемой близости. Оно казалось таким хрупким, что нарушать тишину было страшно. Вот мы и лежали, обнявшись, и впитывали друг друга. И отдыхали. И все произошедшее казалось невероятно прекрасным сном.
— Ты, наверняка, выдуман мной, для того, чтобы спрятаться от ужасной реальности за твоей спиной, — наконец-то решилась нарушить молчание. — Скажи — кто ты? Придуманная мной сказка?
— Если тебе так хочется, я могу быть и придуманным, — серебристый огонь обволакивал, дарил нежность.
— Значит, действительно просто сказка, — расстроено отстранилась от ласкового тепла, которым он сейчас являлся. — Жаль, что она скоро закончится.
— Нет, она не закончится. Обещаю, — он вернул меня в свои объятья и прошептал на ушко. — Есть возможность. И я ею воспользуюсь, даже не сомневайся. Об этой возможности знают немногие и я один из этих немногих.
— Что за возможность? — поелозила в его объятьях и уткнулась носом в серебристый огонь в районе груди.
— Не важно. Главное, она дает шанс тебе. Значит, я ее использую, — еще крепче он прижал меня к себе.
— Мне не нравится эта идея, — подняла голову, вглядываясь в туман, заменяющий ему лицо.
Сквозь него иногда проглядывали отдельные черты, но полная картина так и не складывалась. Да и имеет ли то, как он выглядит, значение? Думаю, нет. Пусть остается тем же теплым, нежным серебряным пламенем.
— Не бойся. Все будет хорошо, — снова почувствовала жар его энергии на своем теле. — Сейчас главное — ты, и твое здоровье. А то, что будет потом... Я разберусь с этим.
— Я боюсь за тебя. Мне, кажется, это опасно. — испуганно вздрогнула.
— За меня не нужно бояться. Верь, я справлюсь, — легкий теплый ветер коснулся рыжих прядей огня, заменяющих мне волосы.
— Все равно боюсь, — упрямо произнесла я.
— Не бойся, — сладкая огненная судорога пробежала по моему телу, когда снова почувствовала прикосновение его тепла ко мне.
И вливающиеся силы, и скольжение серебристых огоньков по лицу и жар. Жар страсти. Снова мир сконцентрировался на нас двоих. Снова растворялась в нем. И это было восхитительно. Невыносимо прекрасно. Счастье, вот оно какое. Теперь это знаю. Только сегодня поняла, что значит — жить. Какой глупостью было не понять этого раньше, ведь это так просто. Любить и быть любимой. Отдавать себя всю и получать взамен не меньше. И узнала эту простую истину только на пороге смерти.
— Спасибо тебе за это прощание, — еле слышно прошептала, скорее для себя, чем для него.
Услышал? Не услышал? Мужчина вздрогнул. Все-таки услышал. Но ничего не сказал, только крепче прижал меня к себе.
Постепенно приходило понимание того, что отпущенные мне мгновения истекают. Медленно, неумолимо время уходит и становится так страшно, что после определенного порога больше ничего не будет. А я так и не решилась спросить, зачем он появился в моей жизни таким странным образом.
— Кто разрешил больной встать? — темноволосая строгая женщина в белом халате, поджав губы, смотрела в глаза Сергея.
— Она так просила. Галя хотела увидеть небо и солнце. Я не удержался. Что с ней сейчас произошло? — с тревогой спросил Сергей.
— Вы же знаете, у нее опухоль. Одно из проявлений. Думаю, опухоль развивается слишком быстро. Да и стадия не начальная.
— Есть шансы? — шепотом спросил мужчина.
Врач отвела взгляд в сторону и некоторое время помолчала:
— Сложно сказать. Хочется сначала проверить. Потом и будем говорить о шансах.
— Понятно, — взъерошил Сергей волосы и горько улыбнулся. — Есть возможность перевезти ее в специализированную клинику?
— На вопрос вы получите ответ только после того, как выясним все более подробно о болезни вашей жены. Ждать придется недолго. Обследуем быстро.
Воцарилось молчание. Сергей ушел с головой в свои мысли, а врач, пользуясь моментом, покинула палату.
Перед Сергеем стояла сложная задача. Следовало сообщить Екатерине Андреевне о том, что произошло с Галиной. И сейчас он думал, как правильнее это сделать. Да и еще пара дел не давала покоя. Жена заболела очень не вовремя. Тяжко вздохнув, и еще раз бросив взгляд на Галю, остававшуюся под присмотром медсестры, которой Сергей заплатил за то, чтобы она сидела с больной, он покинул палату и больницу.
Мужчина, топтавшийся под окном, увидев выходящего из больницы Сергея, радостно вздрогнул. Наконец-то, у него появился шанс.
Проникнуть в больницу ему не составило труда. Отводить глаза — это умение он освоил первым, когда у него обнаружились необычные способности. Главное — в этом состоянии оставаться внимательным. Иначе рискуешь на кого-нибудь натолкнуться. Или кто-нибудь наступит на ногу. Тебя не видят, значит, будут идти кратчайшим путем, не учитывая, что ты стоишь на этом пути. Номер палаты Михаил узнал еще тогда, когда привез Галину сюда. Пришлось побродить в поисках нужной двери. Но упорства ему не занимать и, поплутав, он нашел искомое.
Бесшумно приоткрыл дверь и застыл статуей на пороге. Не рассчитывал, что в палате, кроме Гали, еще кто-то будет. Непредусмотрительно. Следовало подумать о том, что палата могла оказаться не одноместной. Или о том, что могли оставить сиделку. Задача усложнялась. Так же бесшумно, чтобы женщина не заметила, прикрыл дверь. И задумался.
Случай предоставил ему шанс. В палату заглянула молодая сестричка и попросила пройти сиделку к главврачу. Зачем-то та ему понадобилась.
Михаил вздохнул с облегчением. Скорее всего, женщина, сидевшая в палате на страже, являлась не нанятой в агентстве сиделкой, а прикормлена прямо здесь, в больнице. Это оказалось ему очень даже на руку. Нанятая сестра вряд ли стала бы подчиняться приказаниям главврача.
Дождался момента, когда в помещении не осталось лишних людей. Надо же, на замену никого оставлять не стали. Проскользнул в помещение и остановился, пораженный открывшимся зрелищем.
Глаза резанули стены, покрашенные до половины облупленной голубой краской, а другая половина слепила белизной. Ободранная тумбочка. Металлическая кровать. И хрупкая фигурка на ней. К руке тянулась трубка капельницы.
Но не это так поразило Михаила, а страшная бледность женского лица. Бескровные губы. Ввалившиеся глаза и щеки. Потускневшие волосы. И тонкие руки поверх одеяла. Они приобрели какую-то особую прозрачность, свойственную долго болевшим людям. Тем нереальней она смотрелась на руках Галины. Ведь только вчера он видел женщину живой. И ничто тогда не говорило о том, что червь болезни грызет ее изнутри. Так же, как и с Викой. Но на лице и руках ребенка виднелись еще и кровоподтеки, и раны. Здесь же в глаза бросалась только эта страшная прозрачность.
Отогнав непрошеные воспоминания, мужчина подошел к кровати ближе и застыл, являя собой статую скорби.
— Прости, — губы слушались с трудом. — Я виноват. Но я исправлю свою ошибку. Не знаю почему, но я верю тебе. Верю, что ты не имеешь отношения ко всей этой истории. И значит, я найду возможность вернуть то, что забрал, не имея на это права. Я бы хотел, чтобы ты простила меня. Но даже этого я лишен. Что же, я буду сам себе судьей. Но только после того как верну долг своей дочери. Я не смог защитить ее. Значит, я виноват. Я покарал невиновного. И здесь тоже виноват. Но я знаю путь, который приведет к справедливости. И я пройду его весь. Клянусь.
Робко Михаил положил свою ладонь на бледные прозрачные пальцы. Присел на стул и стал вглядываться в женское лицо. И все спорил сам с собой. Безысходность и отчаяние слышались в этих шелестящих словах. Ведь он, как никто другой, понимал, чья вина в том, что Галина сейчас умирала. И его съедало изнутри уже знакомое ощущение беспомощности и понимание собственного бессилия. Оставалось только одно — чужая помощь. Кое-что он слышал краем уха. И пусть все могло оказаться сложнее, чем казалось на первый взгляд, что ж... Он, если надо, готов платить за свою ошибку.
Особенно сильно и болезненно грызло понимание того, что он упустил свой шанс. Шанс быть счастливым. И не просто упустил, а уничтожил собственными руками. Месть заслоняла все так сильно, что он не обращал никакого внимание на нереальное для себя чувство. Любовь. За эту, так мало знакомую ему женщину, Михаил готов отдать жизнь. Не задумываясь. И сейчас он колебался между двумя чашами весов. Что важнее: месть, или жизнь дорогого и любимого человека? И боялся сделать неверный выбор. Тот, который заставит жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Ты? — слабый шепот привлек его внимание к себе.
— Ты пришла в себя? — он сжал тонкую руку.
— Зачем ты здесь? — голубые глаза смотрели спокойно, без испуга.
В этом взгляде читались жалость и грусть.
— Узнать как ты, — просто ответил Михаил.
— Плохо, — без тени улыбки ответила она.
Когда я пришла в себя, поняла — ослабела так, что тяжело открыть глаза. Но сделала усилие над собой. Какая-то тревога не дала мне погрузиться обратно в океан мечтаний.
Меня ждал сюрприз. Михаил собственной персоной. Задумчивый, сломленный, он выглядел больным. Темные круги под глазами, усталые складки у рта. Мне стало его так жалко, что забыла о том, причиной чему он стал. Да и время ли копить злость? Умиротворение, в которое погрузилась после виртуального свидания, не давало места негативным эмоциям.
— Ты? — удивилась я.
— Ты пришла в себя? — слабо улыбнулся он.
— Зачем ты здесь? — неужели ему мало того, что уже произошло.
— Узнать, как ты, — обаятельная у него улыбка, ничего не скажешь.
— Плохо, — скривилась, и посмотрела ему прямо в глаза. — Жалеешь, что оставил меня в живых?
— Нет. Я понял одну страшную вещь, — на него стало больно смотреть, так исказилось его лицо. — Я совершил ошибку.
— Значит, ты веришь, что я непричастна к истории с твоей дочерью? — усмехнулась и отняла у него свою руку.
Это небольшое усилие вымотало меня так, что пришлось прикрыть глаза, чтобы прийти в себя.
— Верю, — по губам мужчины пробежала болезненная судорога. — И я виноват перед тобой. Но ничего, есть способ. Я напортачил, мне и исправлять. Даже ценой жизни.
Эти пафосные слова прозвучали так обыденно и просто, что мне стало страшно. И в то же время промелькнула мысль: "Неужели?". Слишком похожие намерения у этого сгорбившегося у моей постели мужчины и того из нереальных снов. Или это я просто списала портрет с Михаила? Это в том случае, если мой любовник просто выдумка. Но с тем мужчиной мы знакомы дольше, чем с реальным Михаилом. Отбросила эти мысли, как несущественные. Как никто другой в этом мире, понимала, что мне не выжить. Чувствовала дыхание болезни и ощущала, как энергия истекает из меня. Все быстрее и быстрее ускоряя свое течение. Так стоит ли задаваться этим вопросом? Что даст ответ на него? А если это не он? Как это прозвучит? "Михаил, не с тобой ли мы занимались сегодня любовью в моих мечтах?" И что я хочу услышать? Он, как и я, конченый человек. И вряд ли у нас могло быть совместное будущее.
Какое бы решение Миша не принял сегодня, он обречен. Если решит мстить дальше, то выжить ему вряд ли удастся. На стороне подонков, замучивших его дочь, огромная сила. А даже если откажется от мести, никогда не сможет спать спокойно, зная, что эти сволочи еще живут и дышат. Могу только пожалеть его сейчас. Ему будет тяжело после того, как я уйду. Ведь останется еще груз вины передо мной. Жаль, что так вышло. Если бы удалось все повернуть по-другому, кто знает, может, все-таки получилось бы что-то. Но что жалеть о несбыточном? Да и смогла бы его полюбить? Вот вопрос, на который не узнаю ответа никогда. Он удивительный человек, рядом с которым поняла, что способна на безумие. Но все это так мелко по сравнению с вечностью, ждущей меня. Зачем? Для чего прожила тридцать бездумных лет? На что их потратила? Последние десять — на жалость к себе любимой и копание в прошлом. Так и не научилась просто радоваться жизни. Глупая.
— Знаешь, Миша, — он вздрогнул, когда так его назвала. — Я прощаю тебя. Ты можешь продолжить жить, избавившись хоть от этого груза на душе. Я не держу на тебя зла. Жизнь, которая осталась у меня за плечами, пуста и никчемна. Так стоит ли она сожаления или борьбы?
— День назад в тебе еще чувствовалась жажда жизни, — с болью произнес Михаил и замолчал, глядя на меня с затаенной тоской.
— Все пустое. Жизнь, суета, глупость и злость людская, — смотрела на мужчину, словно сквозь стекло.
Так, будто оно отделило меня от всего остального мира, давая возможность смотреть и видеть, но отнимая желание хотеть. Правда не полностью. Желание окунуться в мир грез и провести остаток жизни в объятиях любимого осталось неизменным. А присутствие Михаила мешало. И в последних моих словах прозвучало затаенное раздражение. Обрадовалась, что разговор прервали. В палату ввалился народ в большом количестве, задушив мою радость на корню. Ладно бы, кто-то один. А то целой кучей. Михаила они не заметили, словно тот и не находился в помещении.
— Привет, Галочка, — произнося это, Машуля выглядела виноватой. — Вот узнали, что ты заболела. Решили навестить.
Пока она говорила, Михаил бочком пробрался к двери, дождался, пока все зайдут, и выскользнул из палаты, напоследок послав мне извиняющуюся улыбку. Но я и не сердилась. Мне бы тоже не хотелось отвечать на вопросы о том, кто он такой и что здесь делает.
— Привет, Маша, — боюсь, улыбка получилась безжизненной. — Привет, Тань. Здравствуй, Игорь.
Надо же, все втроем. Неужели все-таки решили создать гарем?
— Мы тут яблок принесли. И цветы. Игорь! — сердито нахмурилась Татьяна. — Почему не отдашь букет?
Недовольно поджав губы, Игорек направился ко мне. В руках он держал белые розы. Мои любимые. На секунду мне стало завидно, что мои посетители все живые и здоровые, а мне не суждено жить. Они могут ссориться, улыбаться, переживать и любить. А у меня по воле рока это все отняли. Но ценила ли я жизнь? Вряд ли. Раз постоянно ныла и считала себя несчастной.
— Положи на тумбочку, — тихо сказала я. — Мне тяжело будет его удержать.
Неуклюже пристроив цветы — удалось это ему не сразу, букет никак не хотел оставаться на месте — Игорь отошел и встал за спинами девочек. С ума сойти, совсем человека не узнать. Что с ним такое? Где былая самоуверенность и наглость? Влюбился, что ли? Интересно, в кого из девчонок? Или сразу в обеих?
Даже ожила немножко, так озадачило меня поведение Игоря. Михаил со своим раскаянием не смог меня растормошить. Зато Игорю удалось. Все-таки имеет он на нас, женщин, магнетическое воздействие.
— Знаешь, за эти дни столько всего произошло. Мы растерялись немножко, — жалко улыбнулась Машка. — И повели себя неправильно. Ты уж прости нас. Ладно? Ты же знаешь, Марина Александровна может, — запнулась она, — могла кого угодно, в чем угодно убедить.
— Не парься, — шевельнула рукой. — Какая теперь разница? Что было, то прошло. Лучше расскажите как вы. Как там наша фирма поживает?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |