На свет рождается Волшебник.
В течение года с момента этой фотографии Сэм покидает NASA, и начинаются аресты за гражданское неповиновение. Газетные статьи этого периода описывают его как "озлобленного экс-сотрудника NASA". Консервативные журналисты, враждебные ему, выставляют его речи, обличающие военно-промышленный комплекс, бредом сумасшедшего. Потребуется значительный рост популярности Интернета, прежде чем он найдет сочувствующую аудиторию, желающую слушать и верить тому, что он им говорит.
К обеду у нас есть то, что мы искали.
— Это не заняло много времени, — ухмыляется Сара Коннор, когда мы выкладывем улики на кухонный стол. — Что это, его автобиография?
— Я решил, что ты захочешь увидеть это в черно-белом варианте. Я знаю, как вы ненавидишь технологические штучки.
— Можешь ли ты меня обвинять?
Она смотрит прямо на меня. Это неуважение? Я думаю, это неуважение.
— Хорошо, у Сэма, как мы и предполагали, не было детей. У него была сестра, Маргарет Клеменс, ставшая Маргарет Миллер.
— У нее все в порядке?
— Не совсем. Пять лет назад Марагарет Миллер умерла. Естественные причины. Сердце, по-видимому. Кажется, это бывает наследственным.
— То есть, мы вернулись к началу.
— Нет. У Маргарет была дочь, Кэтрин Миллер. Она школьная учительница, живет в Сан-Франциско. Разведена, двое маленьких детей. И что особенно важно для нас — племянница Сэма Клеменса и единственная родственница. Говоря языком ток-шоу, кое-что наклевывается.
— Что мы знаем о ней?
— Ну, она немного загадка. Кэтрин Миллер нет ни в одной социальной сети. Нет учетной записи Facebook. Нет Twitter'а. Отсутствует Instagram. Ни даже заброшенной страницы MySpace.
— Эта женщина мне по сердцу.
— Но все наладилось, когда я обшарил архивы газет в Сан-Франциско. Кэтрин Миллер мелькает дважды. Первый раз три года назад. Какой-то ребенок из ее класса принес в школу настоящую гранату, чтобы показать и рассказать. Она спокойно вызвала саперов и помогала эвакуировать школу, чтобы не вызвать паники. Она была награждена за свою находчивость самим мэром, не меньше.
— А второй раз?
— Год назад, когда ее бывший муж прибег к суду из-за алиментов и не заплатил ни цента за полтора года.
— Вот сукин сын.
— Справедливости ради стоит сказать: урна с золотом была бы более чем кстати.
— Ты не можешь просто оставить ее на пороге. Тебе понадобится легенда.
— Не волнуйся, легенды для прикрытия — моя специальность. Ничего сложного.
— И с чего это такой энтузиазм?
СУББОТА
Сан-Франциско. Полдень. "Субурбан" припаркован у тротуара в утопающем в зелени пригороде. В двухстах метрах от нас дом, принадлежащий Кэтрин Миллер, племяннице Волшебника. Весьма вероятно, что она дома, потому что японский субкомпакт, зарегистрированный на ее имя, стоит на подъездной дорожке.
Джон проверяет свое отражение, наклоняя зеркало заднего вида. Поправляет галстук и приглаживает волосы.
— Как я выгляжу? — интересуется он.
— Очень симпатично.
— Я похож на адвоката?
— Очень красивый адвокат.
В рамках нашей легенды Джон взял себе псевдоним Джон Бэннер, партнер в адвокатской фирме "Бэннер, Паркер и Ричардс", базирующейся в Лос-Анджелесе. Все фиктивное, конечно. Для полной достоверности он одет в деловой костюм, белую рубашку и галстук, а его волосы гладко зачесаны назад.
— Хорошо, ты готова?
— Уи.
— Уи?
— Я имею ввиду — да.
У меня также есть псевдоним и легенда, которые выбрала я сама. Я — Мими Ле Фарг де Бон-Бон, канадка французского происхождения. Мими любит хоровое пение, изысканные вина из долины Роны и грубый секс в задней части автомобиля. В течение двух лет Мими работала на "Бэннера, Паркера и Ричардса" и тайно влюбилась в своего босса, Джона Бэннера. Ее любимая фантазия — вытворять с ним неописуемо непристойные вещи на заднем сиденье "субурбана".
— Давай снова пробежимся по легенде. Кто я?
— Джон Бэннер, адвокат.
— А ты?
— Мими Ле Фарг де Бон-Бон.
— Ты не могла выбрать обычное имя? — вздыхает Джон. — Ты не могла быть Джейн Смит или Хелен Джонс?
Мими надувается. Она очень гордится своим французским происхождением. Она может отследить свою родословную до куртизанки при дворе короля Людовика XV. Стать более респектабельной невозможно.
— А кем ты работаешь?
— Я параюрист юридической фирмы "Бэннер, Паркер и Ричардс".
— А кто такой параюрист?
— Параюрист — это лицо, прошедшее специальную подготовку для выполнения основной юридической работы, требующей знания закона и процедур, но не являющееся квалифицированным адвокатом или дипломированным судебным исполнителем. Параюристы могут работать или профессионально заниматься юридической деятельностью или действовать в рамках правовой среды в сфере торговли, промышленности или государственного сектора.
— А кто не параюрист?
— Юрист, падающий на парашюте.
Я этого не переживу.
— Мы не можем отпускать такие шутки. Эта женщина — учительница, поэтому она, вероятно, привыкла ко всему, что откалывают детишки.
— Больше не повторится.
— Хорошо, хватай золото и пойдем.
Мы выходим из машины. Я тоже одета соответственно своей роли. На мне деловой пиджак, белая блузка и узкая юбка, которая обтягивает меня, как сарафан. Под одеждой у меня кружевной бюстгальтер плюс чулки и пояс с подвязками. Мими любит модное белье. На самом деле она немного странная. Это наследственное.
Джон еще раз поправляет галстук, а я проверяю свои волосы. Мими нравится, когда они замотаны на макушке, наподобие причудливой французской выпечки. Потребовалось несколько лет, чтобы научиться делать это правильно, и двадцать отдельных булавок, чтобы удерживать все на месте.
Идем по улице. Джон вынужден поджидать меня несколько раз. Я ношу четырехдюймовые каблуки, на которых сложно идти. Мими любит дорогую обувь. Они заставляют мои ягодицы качаться из стороны в сторону, как мясистые маятники, а наклон туловища выпячивает мои сиськи вперед, отчего они кажутся вдвое больше их истинного размера.
Ой...
Я только поняла, почему человеческие женщины любят высокие каблуки. Молодец, Мими. Давай, девочка.
Мы стоим у двери. Джон шепчет:
— Ладно, позволь все говорить мне, а сама молчи и постарайся выглядеть умно.
Стараться выглядеть умно? Получив юридическое образование в Стэнфорде? В Стэнфорде! И ради этого пришлось спать всего только с тремя профессорами.
Джон стучит в дверь. Через несколько мгновений за стеклом возникает тень, и дверь открывается.
— Да? — подозрительно спрашивает Кэтрин Миллер. Мы узнаем ее по газетной фотографии. Она выглядит соответственно своему положению: разведенная мать двоих детей на рубеже среднего возраста, чья работа дает меньше и требует больше, чем бы ей хотелось.
— Миссис Кэтрин Миллер?
— Мисс Миллер. А вы?
— Меня зовут Джон Бэннер, я адвокат в юридической фирме "Бэннер, Паркер и Ричардс". Это моя коллега Мими.
Джон вручает визитную карточку, которую она внимательно рассматривает. Мы напечатали их сегодня утром. Надеюсь, краска высохла.
— Вас прислал мой бывший муж? Потому что ему не по силам платить алименты, тогда как мне известно, что он запросто купил своей новой подружке "порше"?
— Мы здесь не за этим, мисс Миллер. Это дело касается вашей покойной матери. Может быть, мы могли бы пройти и обсудить это в доме?
Она снова рассматривает визитную карточку. Если она подозрительна и решит позвонить по указанному номеру, она услышит, как Сара Коннор изображает "Бэннера, Паркера и Ричардса". Надеюсь, в этом она окажется лучше, чем в кулинарии.
— Хорошо, заходите.
Мы проходим в дом следом за хозяйкой. На ней плоские туфли, старые джинсы и удобный свитер. Повседневная одежда, предполагающая, что она редко принимает гостей. А Мими даже внезапная смерть не застанет в повседневной одежде. Она — это дизайнерские шмотки высокого класса. И ее кредитная карта, само собой, это подтвердит.
Кэтрин Миллер указывает, чтобы мы садились за кухонный стол, заваленный школьными учебниками:
— Извините за беспорядок. Я учительница. Приходится проводить за работой много времени. Недавно муниципальный совет решил, что наша школа может обойтись одним учителем, чтобы сбалансировать бюджет. Больше работы за ту же зарплату.
— Понимаю, тяжелые времена.
Я оглядываю пол кухни. Не видно ни еды, ни миски с водой. И дверь во двор не имеет прорези, какие делают для собак или кошек, чтобы они могли войти и выйти. Так что, по всей вероятности, никаких домашних животных. Хорошо. Мими не любит домашних животных. Они линяют и оставляют шерсть на дорогих шелковых простынях.
— Вы упомянули мою мать?
— Да, ваша мать Маргарет Миллер, урожденная Клеменс?
— Да.
— И у нее был брат, Сэм Клеменс?
— Да, мой дядя Сэмюэль.
— Вы с вашим дядей были близки?
— О нет, я не видела и не слышала о нем много лет. Когда несколько лет назад умерла мама, я отправила ему приглашение на похороны, но он так и не написал, и даже не позвонил.
— Мистер Клеменс был... э-э... вынужден в то время покинуть страну.
В тюрьме, надо полагать.
— Я видела своего дядю совсем редко, когда была ребенком, он работал в NASA. Помню, однажды он пригласил нас во Флориду, чтобы посмотреть запуск космического челнока. Это было действительно захватывающе. Я думаю, он связался с радикальной политикой. Помню, как он и моя мать спорили об этом. Наверное, его арестовали или что-то в этом роде.
— С сожалением сообщаю, что ваш дядя умер несколько дней назад. Сочувствую вашей утрате.
— О, это... грустно. Как?..
— Он умер? Сердечный приступ, все произошло внезапно, он не страдал.
— Это случилось за границей?
— Нет. В этой стране. Он упомянул вас в своем завещании, поэтому-то мы здесь.
— В самом деле? Я думала, что он совершенно забыл обо мне.
— Вы его единственная родственница.
— Надо же. Через столько лет.
— Действительно. Мими, если ты не возражаешь...
Я поднимаю пластиковую урну и кладу ее на стол, сердито надув губы. Мими не любит ручной труд. По сути, она избалованная сучка.
— Мистер Клеменс оставил вам это. Завещал персонально.
— Что это?
— Почему бы вам не открыть и не увидеть?
Она открывает крышку. И отшатывается, прикрыв руками рот. Найди она Джимми Хоффа, прячущегося внутри, это шокировало бы ее не так сильно.
— Что это?.. Я имею в виду, это действительно...
— Золото. Да. Шестьдесят два слитка.
— И это мое?
— Все ваше.
— Сколько это... э-э...
— Сколько это стоит? Цена на золото меняется ежедневно. Мы считаем, что текущая рыночная стоимость находится где-то в районе шестидесяти тысяч долларов.
— О боже мой! Откуда мой дядя взял это?
— Ваш дядя был необычным человеком, он не верил в традиционные способы сбережения, акции и облигации были не для него — старая школа, слиток, золото, что-то, что можно увидеть, почувствовать и коснуться собственными руками.
— Как образом, по вашему, я могла бы... э-э...
— Обратить в деньги?
— Да, точно.
— Хороший товар всегда найдет спрос. За некоторое вознаграждение. Я со своей стороны советую продавать понемногу, чтобы не вмешалось Налоговое управление.
— О, меня беспокоит вовсе не Налоговое управление. Если мой бывший муж узнает, что у меня появилось золото на шестьдесят тысяч, я никогда не увижу ни цента алиментов.
— Скандальный развод?
— О да. Итак... Когда похороны, которые я должна посетить?
— Все уже состоялось, частная церемония, всего несколько близких друзей. Прах вашего дяди был развеян над Тихим океаном, который он так хорошо знал и любил.
— Я обязана вашей юридической фирме?
— О нашем гонораре уже позаботились.
— Спасибо, мистер Бэннер, и вы, мисс... э-э...
— Мон ном э Мими Ле Фарг де Бон-Бон.
— Боюсь, я не говорю по-французски.
Мими надувает губы и закатывает глаза. Американцы. Такие замкнутые.
— 0 —
По пути к "субурбану" Джон ослабляет галстук и усмехается:
— Все прошло вполне хорошо, она выглядит достаточно приятно. Было бы мерзко вручить золото какой-нибудь богатой сучке.
— Ты не думаешь, что она может что-то заподозрить, когда пройдет потрясение?
— Зачем ей это? Есть поговорка — дареному коню в зубы не смотрят.
— Потому что лошадь может откусить тебе лицо?
— Нет.
— Потому что лошадь может вытошнить тебе на ботинки?
— Нет!
— Потому что...
— Слушай, оставь эту тему, ладно? На этот раз все вышло хорошо. Порадуемся победе. — Джон заводит мотор и проверяет часы. — Еще рано, что скажешь, если мы отправимся в город и повеселимся?
Мими делает предложение.
— Что? Нет, мы не станем делать этого на заднем сиденье "субурбана"! Что на тебя нашло?
Видимо, не в этот раз...
— 0 —
Мы въезжаем в город, едем старинными бульварами и знаменитыми улицами, обгоняем причудливые старинные троллейбусы, пока не добираемся до парка Золотых Ворот. Мы не захватили смену одежды, поэтому продолжаем щеголять в нарядах поддельных юристов, хотя Джон оставляет пиджак в машине, а я меняю высокие каблуки на пару кроссовок. Мими нравится выглядеть как секс-кукла, Кэмерон Баум предпочитает держать ноги ближе к земле.
Листья на деревьях только начинают менять цвет. Мы держимся за руки, проходя по затененным дорожкам. Все кажется очень романтичным. Конечно, Мими нет дела до романтики. Она вся такая "уэм, бэм, спасибо, мэм". Боже, да она просто шлюшка!
— Смотри-ка, ярмарка. Уже несколько лет не видел ни одной.
— Что такое ярмарка?
— Увидишь.
Ярмарка расположена на нескольких гектарах, это смесь балаганов, аттракционов и торговых палаток, где продают сахарную вату, фалафель и сосиски в тесте. Дешевые острые ощущения и еще более дешевая еда.
Джон наблюдает за всем этим с с сентиментальной улыбкой, выглядя таким же счастливым, как, ну скажем, свинья в одеяле (выражение "pigs in blanket" в дословном переводе — "свинья в одеяле", а фактически это "сосиска в тесте", прим. перев.)
— Это напоминает мне время, когда я был ребенком, — говорит он. — Мама жила с парнем, который работал в таком месте. Его звали Рамон, и он управлял одним из аттракционов.
— Он не похож на тип твоей матери.
— Второй его профессией была кража с кредитных карт и подделка документов.
— Это ближе к ее типу.
— Рамон был довольно крутым парнем, он научил меня ездить на мотоцикле, часть его работы — езда по Стене Смерти.
— Стена смерти? Это звучит не очень подходяще для ребенка.
— Это выглядело гораздо опаснее, чем было на самом деле. Центробежная сила надежно удерживает мотоцикл, так что то тех пор, пока ты сохраняешь скорость, надо быть немыслимо неуклюжим, чтобы навредить себе.
— Сколько тебе было лет?
— Не знаю. Семь или восемь. Мы кочевали с ярмаркой из города в город, я помогал в организации поездок, не было школы, кроме одного учителя, который нанялся, чтобы учить нас, детей. Этакий старый парень, говорил, что он высаживался в Омаха-Бич и воевал в Нормандии. Я почти уверен, что это вранье, но он рассказывал такие занимательные военные истории, что нам было все равно. Всяко лучше, чем учить алгебру. Мне было очень грустно, когда нам пришлось уйти.
