Можно утверждать, что экономический кризис в Германии в 1923 г. был намного тяжелее, чем в 1933, но в 1923 г. нацизм был еще местным явлением и сразу же потерпел поражение. Кризис в Германии достиг пика в 1932 г., и если бы правоцентристскому правительству удалось продержаться у власти еще год, положение могло бы улучшиться. И действительно, некоторые звенья "версальских цепей" (ненавистного мира, завершившего Первую мировую войну) распались бы раньше, чем Гитлер занял пост канцлера. Однако и экономическое восстановление,
10
и уступки союзников пришли слишком поздно: кризис обладал кумулятивным эффектом, слишком многие в Германии утратили надежду. Интересно, что правительство не было коррумпированным, хотя нацисты и коммунисты всегда доказывали обратное. Если что и отличало режим, то это были чрезмерная порядочность и чрезмерное отсутствие воображения. Однако немцы четко видели лишь то, что правительство пришло в смятение из-за серьезности кризиса и все предпринятые им меры не дали результатов. Со своей стороны правительство не скрывало, что возможности его исчерпаны и что оно не знает, как справиться с кризисом. В подобной ситуации правительство просто обречено на поражение перед лицом решительного противника.
Если Германия потерпела величайшее поражение в Первой мировой войне, то Италия находилась среди победителей, хотя не получила возможности воспользоваться плодами победы, на что так надеялась. Более того, националистические настроения проявлялись здесь не менее остро, чем в Германии: лишь два поколения отделяли страну от эпохи объединения, и народ еще не привык к тому, что единому государству ничто не угрожает.
Глубина экономического кризиса не может быть единственным объяснением колоссального успеха нацизма и фашизма. На США и Великобританию Великая депрессия оказала не меньшее влияние, чем на Германию. Действительно, воздействие кризиса на Америку было, вероятно, даже сильнее, хотя бы потому, что американцы совершенно не были подготовлены к катастрофе и считали постоянное улучшение экономической ситуации само собой разумеющимся. Немцы же уже имели опыт национальных травм. Несмотря на высокий уровень безработицы и экономический спад, в Англии фашизм не получил широкого распространения, хотя его лидер Освальд Мосли вызывал не меньший резонанс в массах, нежели фашистские ли
11
деры континентальной Европы. В США также имелись различные фашистские и профашистские организации, но ни одна из них не пробила себе дороги в большую политику. Вожди испанского фашизма обладали немалой популярнностью, а во Франции коммунист Жак Дорио был одной из самых известных личностей еще даже до того, как стал фашистом. Но ни в Испании, ни во Франции личная популярность этих людей не сыграла решающей роли.
Скорее можно сказать, что послевоенный кризис был кризисом культуры и морали. До 1914 г. европейские общества оставались во многих отношениях далеки от демократии, но были гораздо цивилизованней, чем когда— либо ранее. Права человека пользовались все большим уважением, и лишь немногие отваживались без печальных для себя последствий отвергать их. Так, ложные обвинения против малоизвестного французского офицера еврейского происхождения вызвали скандал общеевропейского масштаба.
Первая мировая война с ее гекатомбами жертв и огромными разрушениями все изменила, и изменения эти имели далеко идущие последствия. Оргии шовинистов привели к брутализации жизни общества. После гибели миллионов ценность человеческой жизни уже не принимали в расчет. Политические убийства происходили и до 1914 г., но ни в одной цивилизованной стране никто бы и не помыслил хоть как-то оправдать подобные акции, а специальные лагеря уничтожения людей просто невозможно было представить. Режим царской России был самым отсталым и жестоким в Европе, но число его жертв было ничтожно по сравнению с теми миллионами, которых обрек на смерть режим, пришедший на смену царизму. Моральный кризис, последовавший за Первой мировой войной, был еще глубже, чем кризис экономический.
Кризис морали совпал с кризисом государственной власти, с растущей неуверенностью в правящих слоях
12
общества, с нежеланием применять силу против уличных беспорядков, организованных фашистами. Силы порядка были в состоянии подавить вооруженные выступления фашистов (как это произошло в Мюнхене в 1923 году), но их действия были половинчаты, незначительны по масштабам и предприняты слишком поздно. Результатом этого стало то, что полувоенные фашистские группы получили дополнительный стимул. Они множились, наращивали мощь и агрессивность, а борьба с ними становилась все более рискованной.
История показывает, что фашизм (как и терроризм) может победить лишь в рамках либеральной демократической системы. У него есть шансы только в условиях свободы агитации. В противостоянии с военными диктатурами (Румыния, Испания), не говоря уже о коммунистических режимах, он неизменно терпит поражение. Даже при умеренно авторитарном режиме (Австрия, 1934 г.) фашизм оказывается разбит. Фашисты скорее презирают, нежели ненавидят демократические институты: парламент для них — говорильня, где происходят бесконечные дискуссии, которые ведут презираемые за бессилие политики. Подобное отношение встречается не только среди крайней левой и крайней правой, но часто и среди тех, кто не считает себя радикалами. В конечном счете, демократия рушится просто потому, что не хватает демократов, готовых ее защитить.
Кого привлекал фашизм? Это зависело от политических традиций и социальных условий в каждой стране. В целом наибольшую приверженность фашизму обнаруживали низшие слои среднего класса, в особенности те, кто сильнее всего пострадал от экономического кризиса 1930-х годов. Нацисты приобрели влияние среди крестьянства, испытавшего тяжелые потери, среди городского среднего класса, во время инфляции потерявшего все свои сбережения и опять стоящего на пороге дальнейших потерь. Итальянский фашизм нашел поддержку среди ветеранов
13
воины, которые не смогли вновь наити свое место в гражданской жизни, и среди студентов, после окончания учебы оставшихся безработными
Более тщательная проверка показывает, что строго определенной пронацистской популяции с четким распределением по классам, полу и возрасту просто не существовало. До 1933 г. не наблюдалось существенных различий в характере поведения избирателей — представителей различных возрастных групп, мужчин и женщин. Хотя вожди нацистов были молоды, их избиратели таковыми не были. До 1931 г. нацистов поддерживали в основном низы среднего класса, а после 1931 г. — и верхние слои общества
С определенностью можно сказать, что нацисты обладали большим влиянием в протестантских, нежели в католических регионах и не смогли завоевать серьезных позиций в Партии католического центра. Во многих странах фашизм столкнулся со сходными препятствиями, однако в Хорватии и в Словакии церковь поддержала местных фашистов.
Различия в характере голосования в больших и малых городах были весьма любопытны. Если в среднем по стране в июле 1932 г. за нацистов проголосовало 37% избирателей, то в малых городах за них было подано 42% голосов, тогда как в таких крупных городах, как Берлин и Гамбург — около 33%. Рабочий класс не обнаружил иммунитета к нацизму: в 1932 г. за нацистов проголосовало больше рабочих и безработных, чем за социал-демократов и коммунистов вместе взятых. И нацизм и итальянский фашизм сумели мобилизовать как раз те слои населения, которые ранее были политически пассивны.
Ситуация в Италии была иной: "фаши" сначала появились в Северной Италии и постепенно распространились к югу. В дальнейшем, однако, Юг предстал более сильным оплотом фашизма, нежели Север; это же произошло и с
14
неофашизмом в послевоенную эпоху. Немаловажное для Италии движение фашистов-аграриев возникло как реакция крупных землевладельцев долины реки По и мелких землевладельцев Эмилии-Романьи на рост политического влияния безземельных батраков. Что касается Западной Европы, то фашизм не нашел себе опоры в деревне ни во Франции ни в Нидерландах, а в Англии практически не покинул пределов Лондона.
С другой стороны, в Румынии и Венгрии фашисты пользовались под держкой в сельской местности, а финские лапуасцы были в основном деревенскими жителями. В большинстве фашистских движений участвовало немало представителей интеллигенции, в то время как рабочие были заметно представлены в фашистских организациях Франции: в несколько меньшей мере — в Испании, но в Восточной Европе, за исключением Венгрии, дело обстояло по-иному. Вряд ли здесь имеет место случайность: популярный местный лидер, переходя к фашистам, обычно приводил с собой и своих сторонников.
Студенты в значительной степени поддерживали фашистские движения в Испании и Румынии. В этих странах фашизм в свои ранние годы был явлением, ограниченным стенами некоторых университетов. Точно так же нацисты победили на выборах в университетах Германии задолго до того, как стали серьезной политической силой общенационального масштаба. И все же в высших эшелонах нацистской партии было мало выпускников университетов; Геббельс, Ганс Франк и Лей — редкие исключения. Если последние правительства Веймарской республики в основном состояли из лиц свободных профессий, то в нацистских и фашистских правительствах их было гораздо меньше. Лишь пятеро нацистских гаулейтеров окотили университет или же технический институт; 17 рейхслейтеров в прошлом относились к верхушке. В состав нацистской верхушки вошло немало учи
15
телей начальных школ, хотя Гитлер временами выражал пренебрежение к этой профессии, которая, по его мнению, привлекала лишь людей с ограниченными умственными способностями.
В нацистском и фашистском руководстве в целом господствовали антиинтеллигентские настроения. К людям с высшим образованием относились с недоверием, подозревая их в сословном высокомерии, которому "не было места в среде нацистов". В Третьем рейхе численность выпускников университетов заметно снизилась. Сам Гитлер отказывался от степени почетного доктора из принципиальных соображений.
Фашисты признавали иерархию, но стремились ослабить классовые перегородки. Нацизм и фашизм проповедовали, что на смену классовой борьбе придет национальное единство, что идеалы и ценности важнее материальных благ, что фюрер, партия и государство — высшие судьи. Эта пропаганда была высокоэффективной и вызывала взрывы искреннего энтузиазма. Даже противники вынуждены были признать популярность Гитлера. Нацисты, находившиеся уже у власти, получили высокий процент голосов на вполне честных выборах. Гитлер действительно дал приказ не вмешиваться в процесс голосования, и нет никаких свидетельств о фальсификации результатов выборов. Нацистские лидеры не без основания были уверены, что общество их поддержит.
Нацисты разумеется, обладали монополией на средства информации, но только после прихода к власти. До 1933 г. дела обстояли по-иному. У них не было доступа на радио, и до успеха на выборах 1930 г. они издавали меньше газет, чем другие партии. Печатное слово не имело решающего значения для поразительного успеха нацизма в период с 1930 по 1933 г., и вряд ли кто-либо стал убежденным фашистом, прочтя "Майн кампф". Иной была ситуация в Италии, поскольку Муссолини был опытным журналистом и имел в своем распоряжении влиятельную газету.
16
Печатному слову нацисты предпочитали непосредственное воздействие речей высших партийных вождей и ораторов несколько более низкого ранга, но только этим нельзя объяснить их успешное восхождение к власти, поскольку лишь Гитлер и Геббельс (а также Муссолини) были одаренными ораторами. Гитлер и Геббельс не могли присутствовать одновременно повсюду, и поэтому можно сделать вывод, что главную роль исполняла именно живая идея, а не средства, при помощи которых она распространялась. Нацистская пропаганда была чрезвычайно интенсивной, но столь же интенсивной была и коммунистическая пропаганда, однако ее успех не шел ни в какое сравнение с успехом фашистов. Нацистская пропаганда была чересчур примитивной, чтобы завоевать уважение интеллигенции, но после прихода нацистов к власти все же большая ее часть начинает склоняться на сторону фашизма. Еще до 1933 г. в нацистской партии состояли врачи и юристы, хотя их и не было много. Должное нацистам воздали такие ведущие мыслители, как Мартин Хайдегтер и юрист Карл Шмитг, а Джованни Джентиле был столпом режима Муссолини. Ход мышления этих профашистских интеллигентов был следующим: к гению и его политическому успеху не могут быть применимы обычные эстетические и этические эталоны. Они считали Гитлера чрезвычайно прогрессивным по сравнению с прежними беспомощными руководителями. Нацисты преуспели там, где другие потерпели поражение, и несмотря на некоторые недостатки (которые нужно рассматривать как временные), именно они — великая и единственная надежда Германии. Такую положительную оценку порой разделяли ведущие писатели и мыслители и за пределами Германии. Даже у многих иностранных государственных деятелей вначале находились добрые слова для Муссолини, хотя Гитлер подобного успеха вне границ Германии не добился.
17
Немногие представители западной интеллигенции сами стали фашистами. И все же многие полагали, что для их собственной страны фашизм не нужен, но он может быть вполне пригоден для Германии и Италии, точно так же как коммунизм — для Советского Союза. Они даже доказывали, что такой динамичный лидер, как, например, Муссолини смог бы оказаться полезным Франции и Великобритании, сведя на нет эксцессы парламентаризма и заставив государственную машину работать эффективно.
Фашизм по-разному воспринимался различными людьми и, соответственно, был для них привлекателен по различным причинам. Если бы мы, чтобы дать определение фашизму, учли все субъективные факторы, формулировка все равно не была бы строгой и четкой. И сейчас, через 50 лет после разгрома фашизма, суть его лучше всего объясняет то, что было отмечено при его зарождении: фашизм был проявлением кризиса морали и культуры, результатом крушения традиционных религиозных и гуманистических ценностей. Фашизм развился из безумия, порожденного Первой мировой войной, из неуверенности и политической незрелости, из бунта против разума и реакции на распад общественных связей.
В какой-то степени подобные тенденции начали возникать еще задолго до войны: национализм трансформировался в империализм, развивались корпоративистские и расистские теории, социальный дарвинизм, бунт против разума, культ молодости. Однако разрушить общественные заслоны могли лишь крупные политические, социальные и экономические потрясения. Для завоевания массовой поддержки апостолы крайнего национализма, "витальности" и "мощи" (в противопоставление разуму и миру) считали недостаточным, чтобы люди лишились духовных корней — они должны были стать обездоленными и в социально-экономическом отношении. Болезнетворный микроб фашизма можно обнаружить в любом организме.
18
Но болезнь развивается лишь тогда, когда организм ослаблен или же предрасположен к инфекции.
