Все мы очень разные. Мы молчим на земле о своих необыкновенных космических впечатлениях, чтобы большие начальники, исходя из своих земных представлений, не закатали нас на излечение вместе с психами. Но я считаю, что можно попытаться погрузиться в собственную память души и в очень далёкие времена. И попытаюсь это сделать в нашем с тобой нынешнем полёте. Когда ещё полететь придётся? Предлагаю несколько часов не беспокоить друг друга.
— Согласен, — отозвался Борис, понимая, что и Хэйитиро разговорился для разрядки.
Оба замолчали. Под МиГом медленно проплывали ярко освещённые мирные ночные города, до которых пилотам, в общем, никакого дела не было. Они отдались иным мыслям, порождённым новыми, необычайными ощущениями.
Вместе с временем из будущего от центра нашей Звезды — Солнца — к Земле приходят души, ожидающие воплощений, очередного рождения в детях Земли. И после смерти уходят из нашего мира через зоны над Южным полюсом. Борис и Хэйитиро с этим соприкоснулись, оба это ощутили. В потоках времени, льющегося извне на Арктику, они ощутили прообразы душ их будущих детей, которые появятся на свет не в проживаемых ныне, а в последующих воплощениях. И ощущали души ушедшие, иногда — следы своих собственных душ в предыдущих воплощениях. Волнуясь и в глубоком молчании, воспринимали они новые ощущения и отдавались трудно передаваемому чувству, когда не хватает слов описывать столь непривычные явления в столь необычных обстоятельствах.
Хэйитиро закрыл глаза и предался медитации.
Спустя несколько минут, в полной темноте он услышал юношеский голос, произнесший на незнакомом языке короткую фразу: "Хайрэтэ, Анаксимандр", и мысленно, без задержки, воспроизвёл её перевод: "Радоваться, Анаксимандр". Это было приветствие, принятое в древней Элладе. Он сосредоточился на этих словах и постепенно ощутил себя человеком в годах, с седыми кудрями, охваченными узким кожаным ремешком, оглаживающим, словно лаская, густую бороду, оправляющим множественные складки белого хитона и неторопливо расхаживающим по песку, на котором удобно чертить, в ремённых сандалиях перед тремя безбородыми учениками, устраивающимися в прохладной тени кипарисов и олеандров. Для пиршественной трапезы после занятий раб-фиванец по соседству, в хозяйственном дворе, варил в почерневшем медном котле мясо с овощами, несколькими листьями, сорванными с лавра и мелким красным перцем, оттуда временами веяло дымком и очень аппетитно пахло. Второй раб, перепроданный из Македонии, принёс из подвала небольшой бочонок с вином и разбавлял красное вино в финикийском пористом глиняном кувшине родниковой водой. Один из учеников, чуть запоздавший, ещё не успел занять своё место на обтянутом козлиной кожей табурете. Самый старший из них, Анаксимен, обратился к учителю:
— Расскажи нам, мудрый Анаксимандр, как наши соседи-антагонисты, живущие за морем, представляют себе человеческую сущность. В прошлый симпосион ты это обещал.
Учитель довольно улыбнулся, прикрыл глаза, возвращаясь памятью в далёкую юность, и, давая возможность ученикам подготовить навощённые дощечки и удостовериться в остроте пишущих палочек-стилосов, начал свой неспешный рассказ:
— Это было три зодиакальных цикла тому. На отцовском купеческом судне отправился я, в таком же юном возрасте, как сейчас и вы, за море в удивительную страну Айгюптос, чтобы выучиться у храмовых жрецов их высоким знаниям. В путешествии через пески в составе каравана под охраной воинов фараона за мной шёл верблюд, гружённый талантами серебра для храма Амона. Если рассказывать с подробностями о моём долгом путешествии и дорожных приключениях, дня до заката не хватит. Но наша цель иная. Я не смогу ограничиться только знаниями из заморской страны Айгюптос, мне придётся обращаться к учению некоторых брахманов из ещё более далёкой страны Востока, Индии.
Когда разливается великая река, делящая южную от нас землю, как известно, на Азию и Ливию, три огромных величественных пирамиды в Гизе главенствуют в местности, они царственно возвышаются над голубым разливом вод. Вечером, на заре, в своих основаниях подсвеченные по частым праздникам факелами от ритуальных процессий жрецов, они словно вырастают из вод, как земная островерхая твердь в день своего творения. Эллинские мудрецы, там не бывавшие и знающие о стране за морем, разлившимся по воле богов посреди Ойкумены, лишь понаслышке, уверяют, что гигантские пирамиды построены многими тысячами рабов. Учёные люди, высшие жрецы, в самой стране Айгюптос считают, что не могли рабы строить такие сооружения, они построены свободным трудом свободных людей, ясно осознававших необходимость своего труда. В размерениях пирамид заложено сродство с точными размерностями Вселенной, нашей планеты и самого человека. Следовательно, обязано быть и родственное соответствие элементов священного духа пирамид элементам сущности человека и Вселенной.
Жрецы древнейшей по возрасту и культуре страны Айгюптос с незапамятных времён разрабатывают своё философское и практическое учение и сегодня верят, что сущность человека представлена двухосновно; это материальное, физическое тело и нематериальная структура, составленная из трёх невидимых простым смертным элементов: Ка, Ба и Ах.
Ба — это та часть, которая в любой момент может покинуть мёртвое тело, чистый дух, свободный дух, способный легко перемещаться в любом направлении. Наверняка, сегодня, находись мы с вами на Востоке, в далёкой Индии, могли бы сопоставить с Ба астральное тело, может быть, взятое вместе с эфирным. Но действуют они только в течение затухания своей жизни в посмертии человека, эфирное умирает на 9-й день, астральное на 40-й. Если айгюптосцы-жрецы, например, некоторые высокопосвящённые, умеют продлевать их жизнь после смерти на более длительный срок, тогда Ба может жить и дольше сорока дней.
Ах является воплощением силы духа, его теснее всего увязывают с физическим телом человека. Возможно, это нечто близкое эфирному телу человека, а может, оно ближе и к высшим телам. Не разделяя Ка, Ба и Ах, особенно часто айгюптосцы связывают друг с другом понятия Ба и Ка, и при этом Ка трактуют расширительно, и как судьбу и характер, и как положение, как душу и вообще потустороннее существование, во время которого, однако, Ка нуждается в жертвоприношениях в виде продуктов и питья, чтобы не умереть окончательно, и родственники или жрецы неукоснительно исполняют требуемые ритуалы.
Уже написана айгюптосцами-жрецами подробная "Книга о том, что есть в ином мире". Интересны и те законы, на основании которых происходит движение душ по тем и этим мирам. Об этом мы будем говорить с вами в следующем году обучения.
Жрецы-айгюптосцы считают, и справедливо, если вспомним, что ничего неживого нет, что пирамида это живое существо. Каждую из пирамид издавна наделяли именем, и это тоже правильно. Ей приносились и приносятся жертвы точно так, как другим живым сущностям, не только богам, от которых хотят чего-то, важного для себя, добиться. С учетом их мощнейшего священного сознания, Великие пирамиды страны Айгюптос нельзя считать вместилищами погребальных саркофагов. Это в чистом виде храмы, дающие стране жизнь в соединении с сознанием Вселенной. Фараоны эпохи строительства Великих пирамид носили "звёздные имена". Я предлагаю вам, юные философы, найти их к следующему симпосиону. Я поведаю о том, что означает соединение трёх структур: Са, Ба и Ка. Вы узнаете, что символизирует Са-Ба-Ка, бог в образе шакала, дикой собаки пустыни.
— Анаксимандр, расскажи, почему страна пирамид, фараонов и жрецов носит столь необычное название — Айгюптос?
— Хорошо, Никомед. Слушайте же. В глубокой древности её обитатели называли свою страну "любимой землей" — Та-мери, или, на диалекте, Маср. Одну из древних столиц страны Маср, а они нередко менялись, ту столицу, которую мы именуем Мемфис, или Меннефер, древние жители называли Хут-Ка-Птах, "Усадьба души Птаха", одного из главных своих крылатых богов. Соседние племена вместо простого слова Хут, усадьба, произносили Хут-Ра, поскольку поклонялись своему верховному богу Ра. Были войны, объединившие страну вдоль Великой Реки от порогов до устья. Тогда смешались языки всех народов страны Маср. А эллины, наши предки, слово Хут-Ка-Птах произносили встарь: Хикупта. Но потом и у нас с течением времени постепенно изменилось произношение, и древнее слово, обозначающее заморскую страну, стало звучать: Айгюптос...
"Понять бы хоть сотую долю смысла того, что рассказал им этот древний грек, давний, возможно, носитель доставшейся мне души. Я понимал все слова, хоть и не знаю греческого языка. Но не знаю и не понимаю того, что знал он", про себя удивлялся японец.
Пока Хэйитиро путешествовал в иллюзиях медитации по Древней Греции и Древнему Египту и учил античной премудрости юных эллинов, Борис Густов задремал, утомлённый поистине сказочными, неожиданными перипетиями полёта и крайне встревожившими размышлениями о многих странностях в действиях не вовремя привидевшейся Акико. Ему стало сниться, что он не спит, что перед ним засветился функциональный дисплей, и на экране из темноты возникло ярко освещённое мужское лицо, но не Джеймса Миддлуотера, не Бьорна Свенсона, а иное, причём, странно знакомое лицо человека, с которым давным-давно Борис не только виделся, но и тесно общался неоднократно. И даже о чём-то этого человека просил.
"Не может быть, — вязко думал во сне Борис. — Я его знаю. Это же автор! Ему-то что надо от меня, когда я выполнил задание, когда я лечу, когда я не знаю, что происходит с Акико, и потому лечу, надеюсь, к ней, и полёт всё никак не кончается..."
— Много лет назад, — строго заговорил автор, — ты обратился ко мне с настоятельной просьбой о помощи. Я стараюсь изо всех сил, потому что имел неосторожность эту помощь тебе, Борис, пообещать. Тысячи часов я потратил на сбор информации, на подготовительные работы, на самообразование, на выращивание себя и своих способностей, на создание и шлифовку текста трёхчастного романа-притчи. Понимаю, что всегда найдутся такие индивиды, кто, смеясь, заявит, что лучше бы я этого не делал, а вот он написал бы лучше меня, но пока ему сильно некогда. Моё отношение к таким гениям должно быть понятно, улыбнусь в ответ и пожелаю ветра в парус. Но если хотя бы единственный читатель скажет: "Спасибо", значит, я не зря старался, платил зрением и здоровьем за трудное счастье моей работы. Тебе не приходит в голову, милый Борис, что и я, бывает, нуждаюсь в дружеской помощи? Но ты исчез! Как прикажешь это расценивать, поматросил и бросил?
— Чем же я могу помочь? — замедленно ворочая тяжёлыми, как мельничные жернова, мыслями, недоумевая, спросил Борис, не покидая сна.
— Ты был в Японии, подскажи, как мне быть, как обратиться к кому-нибудь в стране, в которой жил и сражался за неё мой предшественник по душе, за будущее которой он отдал свою жизнь, а там об этом, вероятно, и не знают? Я упустил шанс встретиться с его вдовой Ёко, а теперь она покинула этот мир. Мучительно думать о том, что она узнала о судьбе мужа, после гибели сброшенного в океан, только в своём посмертии. Я не придумал ничего нового, работая над романом. Я всего лишь вглядываюсь в отражение мира моим зеркалом времени и об этом увиденном рассказываю. Известно правило: "Всё, о чём ты подумал, во Вселенной уже есть". Всё, описываемое мной, в каких-то из Вселенных уже когда-то было, но рядом не оказалось никого, кто поднял бы меня, автора, из глубины моего океана дум.
— Наверное, следовало обратиться там, в стране, к кому-нибудь, — не очень уверенно пробормотал недовольный Борис. — Неужели ты не знаешь ни одного японца?
— Вот именно, не знаю, представь себе! Как многие. Из публичных людей нам бывают известны только премьер-министры страны Восходящего Солнца. И некоторые киноактёры. Но я с ними не знаком, и они ничего не знают обо мне. Так устроено, что и у нас и у них не принято обращаться с просьбами глубоко личного характера к незнакомым людям, тем более, к лицам официальным и высокопоставленным. Неужели все друг другу чужие?
— Попробуй посмотреть иначе, — в задумчивости проговорил Густов. — Ведь для чего-то официальные лица нужны. В том числе, для помощи людям, чаще всего, незнакомым. Меня-то ты знаешь давно. Представь себе, что это я — премьер-министр этой страны. Ко мне ты обратился бы?
— Сильно бы подумал, даже в этом случае. Я всегда старался сам решать мои проблемы. Но здесь одного меня не хватает. Так ведь недипломатично... Существует этикет.
— Даже очень строгий этикет — между представителями разных государств. Его долго отрабатывали, будущие дипломаты этикет годами изучают, потом тщательно соблюдают. Но ты же не представляешь никакое государство, ты просто человек, самый обычный человек. И обратись к человеку, мы все — дети Божьи, разве нет? Всю свою жизнь ты ломаешь установленные кем-то когда-то нелепые правила, таким порядком и живёшь.
— Стараясь, однако, не нарушать чьих-либо суверенных прав, — возразил автор.
— Ты ничьи права личности не нарушаешь, наоборот, выступаешь за их осуществление. Если исходить из правила, установленного поэтессой Риной Левинзон, — с прозвучавшей торжественностью в голосе заговорил Борис, — золотого правила, что ни один человек не может быть важнее другого человека, каждый вправе обратиться к любому за помощью и получить её. Обратись ко мне и расскажи, что знаешь, что беспокоит тебя много лет.
— Ты сказал. Я думаю. Взвешиваю. Итак, Борис, ты премьер-министр Японии?
— Да. Обращайся.
— Я обращаюсь, с Вашего позволения, господин Премьер-Министр.
Глядя прямо в глаза Борису Густову, автор стал произносить следующее:
"Глубокоуважаемый господин Премьер-Министр!
Позвольте мне почтительнейше приветствовать Вас и пожелать всяческого благополучия Вам лично, народу и всей великой стране, на благо которой Вы трудитесь.
Предварительно прошу Вас, господин Премьер-Министр, принять мои глубочайшие извинения за то, что осмелился обеспокоить Вас. Но я не смог найти иного решения.
Я дважды обращался по электронному адресу на кафедру современной русской литературы Хоккайдского университета. О существовании этой кафедры я узнал из российской телевизионной программы "Культура". Однако ответа или подтверждения, что моё электронное письмо принято в Саппоро, я не получил.
Вы, глубокоуважаемый господин Премьер-Министр, производите впечатление не только чрезвычайно активного и много читающего, широко образованного государственного деятеля, но и внутренне глубоко эмоционального и отзывчивого человека, способного и адекватно и энергично реагировать на возникающие ситуации, и содействовать из гуманных побуждений нуждающимся в помощи людям не только в своей стране. Поэтому надеюсь, что Вы по-человечески поймёте меня во вновь открывшихся мне необычных обстоятельствах, о которых я чувствую себя не вправе умолчать, и великодушно простите моё смелое обращение к Вам, даже если я в чём-то заблуждаюсь.
Разрешите представиться. В этой жизни я русский. Зовут меня Николай Пащенко. Я 1949 года рождения, по образованию инженер, живу и работаю в противоположной от Японии, западной области Азии, на Урале, в городе Екатеринбурге. Женат, у меня два взрослых сына и внуки. Однако я стал ощущать глубоко в себе и японские корни.
