— Не одна! Нихрена она не одна! Она с нами осталась! — Неожиданно рявкнула Бьорк, заставив всех нас подпрыгнуть на своих местах. — Семья от нее отказалась, не нужна она им, плохая она для них?! Ну и придурки! Нам она нужна, для нас она хорошая! Слышишь, Йокояма? Ты у нас будешь жить, у нас есть для тебя и комната, и еда, и поддержка, поняла? Ты не одна, ты с нами! Плюнь на все, ты же сама говорила, что у тебя все хреново с родственниками? И хорошо, что теперь не надо думать, как они на тебя посмотрят, как отреагируют, как еще придумают тебе крылья оборвать! Пошли они на хер, слышишь, Йокояма? Ты сейчас едешь домой, поняла? Рэн, скажи ей!
Я лишь кивнул, осторожно переезжая Центральный проспект и углубляясь в трущобы Портового района. Слава Ками, полиции рядом не оказалось, так что перебрались мы спокойно. Бьорк, не удовлетворившись моей молчаливой поддержкой, настойчиво пихала меня в бок, требуя громкого подтверждения своих слов.
— Да что говорить-то, все правильно ты сказала. — Продолжая рулить по оживившемуся к вечеру Нижнему городу, я покосился в зеркало заднего вида, наткнувшись на четыре пары очень внимательных глаз. — Мы едем домой. Все, без исключения, едут сейчас в свой дом. И Анзу, и Юбари, и Тие с Цубоми. Все. Комнат хватит, будем жить вместе. Не волнуйтесь, не пропадем.
Так и доехали до дома под неразборчивое успокоительное бормотание из салона и злобное пыхтение Ингрид. Темнота и тишина старого строения сменилась шумом, гамом и зажженным везде светом. Всей толпой поднялись на второй этаж, распределили пустые спальни между Гого и потихоньку начавшей оттаивать Анзу. Выдали им футоны на ночь, пообещав в выходные обставить комнаты в соответствии со вкусами новых жильцов.
И, после заселения, гомонящей толпой ссыпались вниз, на кухню. Но банкета, как я почему-то предполагал, не получилось. Едва Йокояма хлопнула всунутый ей в руку наполовину наполненный бокал вискаря, выданный ей в качестве противошокового, как тут же уснула. Нервное потрясение дало себя знать. Служанки, впрочем, от нее не сильно отстали, им хватило такой же дозы, правда, на двоих.
В итоге вместо трех собутыльниц мы получили три тихо посапывающих тела, разлегшихся на столешнице. Юбари хмыкнула, глядя на эту картину, но без возражений приняла участие в эвакуации павших бойцов в их постели. Она потащила Тие, я подхватил на руки Анзу, а когда вернулся — Гого уже уносила похрапывающую Цубоми.
Сама Курияма тоже не стала задерживаться. Вошла, остро глянула на натюрморт из трех снифтеров и бутылки старины Джека, снова хмыкнула. Налила стакан воды из-под крана, выпила его мелкими глотками, снова наполнила, сладко потянулась и отрицательно покачала головой.
— Такаяма, без обид, но я пас. Мне еще колеса глотать, а я уже вырубаюсь. И так на полуторной дозе весь день хожу, ну его нафиг. — Развернувшись, помахала рукой и пошла по коридору в сторону ведущей на второй этаж лестницы. — Да и вам с белобрысой надо между собой побазарить. Прикинуть, что к чему и куда нас всех теперь пристроить. Давай лучше завтра барбекю устроим, все вместе в круг соберемся, там и потрещим о дальнейшей жизни. Споки-ноки, кто куда, а я в люлю.
Вот так мы и остались вдвоем. Бьорк ссутулилась на своем стуле, я медленно подрезал вяленого тунца, острый сыр и копченое мясо на тарелки. Ни я, ни она не спешили начинать очередной непростой разговор. Сколько мы с Ингрид толком не говорили? Неделю? Ну да, семь дней, точно. Как меня в больничку увезли, так и не до общения стало. То одно, то другое, то третье, виражи, как на американских горках, у нее неделька выдалась вряд ли легче. Но, как ни крути, старые непонятки в свете новых обстоятельств требуют скорейшего прояснения.
— Так, ладно. Рэн, что ты там копаешься? Есть мы с тобой вряд ли захотим, ты там и так уже целую гору напластала, хватит. — Подруга тяжко вздохнула, встала, подхватила квадратную бутылку, два бокала и, загребая ногами, поплелась к выходу из кухни. — Пошли к тебе, сестричка. Все равно этого разговора не избежать, чего тянуть кота за яйца. Слишком много вопросов накопилось, что у меня к тебе, что у тебя ко мне. Неправильно это, да?
— Конечно, неправильно. Между нами никаких вопросов вставать не должно, мы же договаривались. — Поднимаю тарелки с закусками и иду за ней. Действительно, что-то многовато накопилось непоняток. Сейчас-то еще ничего, они ни на что повлиять не могут, но в будущем, если пустим их на самотек, однажды окажется, что мы с мелкой друг друга не понимаем. А вот этого хочется избежать любой ценой. — Пошли. Заодно почитаешь кое-что. Я тут, пока болела, от безделья сейф все-таки вскрыла. И нашлось в нем много такого, что ни в сказке сказать, ни описать без мата невозможно. Очень интересное чтиво, тебе понравится.
В комнате Ингрид поставила бутылку на стол, шустро забралась с ногами на мою кровать, комфортно уселась по-турецки и требовательно вытянула вперед руки с бокалами. Я неторопливо разместил вокруг нее посуду с немудрящей закусью, разлил на два пальца вискаря в подставленные емкости, уселся верхом на стул и принялся баюкать свой снифтер в сложенных лодочкой ладонях. Помолчали. Выпили по глоточку. Наконец моя маленькая подруга не выдержала:
— Ну что, кто первый каяться начнет? — Она с задорной улыбкой отсалютовала хайболом с заискрившейся в приглушенном свете ночника темно-янтарной жидкостью. — Подозреваю, вопрос у нас с тобой один и тот же. Что-то типа: 'Девушка, а кто ты есть и откуда, такая необычная, выскочила', так — не так?
— Ага. С вопросом ты угадала. — Я задумчиво покачал бокалом, любуясь переливами цвета тяжелых медовых волн. — Понимаешь, Алва-Ингрид-Грета-Дезире Бьорк, оно ведь, вроде, и не обязательно нам с тобой друг другу под кожу лезть. На первый взгляд. А вот на второй... Сама все понимаешь. Рано или поздно наше прошлое нас догонит. Вон, мое дерьмо сегодня нас так догнало, что всех окружающих забрызгало.
Снова помолчали, думая о своем. Когда я уже решил начать первым, шведка, как воду выхлестав то, что у нее оставалось в снифтере, протянула его за добавкой. Посмотрела, как виски плещется по стеклянным стенкам, невесело ухмыльнулась и нерешительно качнула головой.
— Что-то мы с тобой сидим, как неродные. Напряженные какие-то. Помнишь, первый день так же сидели, слова подбирали, прикидывали, что говорить, что нет. Бр-р-р. Не хочу так. — Она поежилась, выныривая из своих мыслей, прищурилась и вдруг без всякого перехода выдала: — Рэн, а ты знаешь, что твоя поза подразумевает? Вот эта вот, в которой ты сейчас сидишь? Собеседник верхом на стуле со скрещенными на спинке руками означает закрыто-агрессивную позицию в переговорах, когда не хотят слышать и не готовы к компромиссам. Что скажешь?
— Алан Пиз, 'Язык жестов', первое издание было в восемьдесят первом году, страницу с описанием именно этого положения тела не помню. — Пожимаю плечами с абсолютно равнодушным выражением на лице. — Хорошая книга. Только ты не учитываешь гребаный сегодняшний день. У меня уже давно осталось одно желание — лечь на кровать и вытянуть ноги, но место занято. Тобой занято, мелкая зараза. Поэтому я сейчас просто висю... вишу... короче, повисла я на этой долбаной спинке, как лапсердак на вешалке. Силы у меня на исходе, честно.
В комнате опять разлилась тишина, изредка нарушаемая тихими звуками глотков из бокалов да негромким дыханием.
— Да пошло оно все к черту. Ты в Сураттхани мне много чего рассказала. Открылась настолько, что даже сегодняшний цирк для меня особой неожиданностью не стал. Терпела меня все это время, всегда прикрывала и ни разу не усомнилась во мне. Пора бы ответить тебе взаимностью, сестра. — Бьорк ловко закинула в рот кусочек сыра, с наслаждением прожевала и, в ответ на мою приподнятую бровь, шутовски поклонилась. — Сейчас я вывалю на тебя свою биографию. Без купюр. Надеюсь, ты сможешь мне поверить. Но знаешь, Рэн, вопросов к тебе все больше и больше. Простой штурмовик-диверсант, ага. Ты ведь удовлетворишь потом мое любопытство, Такаяма Рэнге-сама?
— Само собой. — Я достал сигариллу из пачки, с тоской обнюхал ее со всех сторон, но поджигать не стал. Еще чего не хватало — вонять табачищем в своей собственной спальне. Потом и волосы дымом пропахнут, и башка на утро будет тяжелой, и потолки пожелтеют. Нафиг-нафиг такое счастье, я лучше потерплю. — Да. Обязательно исповедаюсь, малышка. До донышка. Только ты мне не поверишь, мисс Бьорк.
— Э-хе-хе... Ну что, погнали, что ли... — Блондинка глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду и, поймав мой взгляд своими голубыми глазищами, язвительно, как только она одна и умела, широко улыбнулась, — начнем мы, пожалуй, с того, что я не Ингрид Бьорк. Вернее, первые шестнадцать лет моей жизни меня звали совсем не Ингрид Бьорк.
Чего мне стоило не выдать фонтан из только что отпитого из снифтера виски прямо ей в лицо — знает только Оми Ками Аматерасу. Тут-то что еще за шпионские игрища подъехали? Что это за малолетняя Мата, мать ее, Хари нагло расселась на моей кровати? И что значит 'первые шестнадцать лет', есть еще и вторые, что ли? Она что, тоже попадун, как и я? Мелкая засранка, ляпнув сногсшибательную новость, замолкла и с глубочайшим удовлетворением наблюдала метаморфозы на моей физиономии.
— Рэн, ты так забавно пучишь глаза, ты бы только знала. Ладно, не буду тянуть интригу. — Таинственная шведка с очередным вздохом глотнула из своего бокала и махнула рукой куда-то за спину. — Все, что я тебе рассказала в первый день — правда. Дозированная, но правда. А теперь давай раскрасим эту правду деталями и подробностями. Большую часть жизни меня звали Алва Судзуки...
Следующие двадцать минут я сидел, философски поглядывая в окно, неторопливо потягивал потерявший свой вкус вискарь и, не перебивая, слушал откровения своей подруги. Именно что подруги, самой близкой и родной в этом сумасшедшем мире. Потому что пофиг мне было, как там ее звали, сколько ей лет и какие проблемы она привезла с собой.
Разве что вяло поражался, насколько замысловатая у нее выдалась жизнь. Никак не менее причудливая, чем у Такаямы Рэнге. Не менее сложная, кровавая, мерзопакостная и опасная, право слово. Но это мелочи. А так — как была мелкая моим вторым сапогом-парой, так и осталась, для меня не поменялось ровным счетом ничего.
Действительно, когда Алва-Ингрид на нашей первой совместной пьянке повествовала о папе, маме и приключениях, она ни на йоту не отклонилась от правды. Умалчивала — да, но не лгала ни словом. Папа — швед и мама — японка существовали в реальности. И погибли они примерно так, как описывала напарница. Но вот детали и подробности... Да, дьявол кроется в деталях, и вводить в заблуждение лучше всего недоговаривая, а не придумывая всякую фантастику.
Папа у Бьорк имел студию звукозаписи и работал в полиции. Это она мельком упоминала, не объясняя, правда, как вообще такое совмещение могло существовать. Вот только то, что он трудился, не покладая рук, в третьем отделении государственной полиции, или, проще говоря, в отделе 'D', напрямую подчиняющемся лишь Главному полицейскому управлению и риксдагу, ставило все с на свои места.
Проще говоря, батя моей скандинавки подвизался не пошлым ментом в стране викингов. Он с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой служил гордым шведским чекистом-контрразведчиком. И маленькая студия, в которой постоянно толпились представители богемы, всякие заграничные музыканты и прочий малосознательный люд, как нельзя лучше подходила для прикрытия его основной деятельности.
С мамой-иностранкой он познакомился по работе. Влюбился, получил взаимность, но жили родители Бьорк гражданским браком. Так родившаяся девочка заимела себе экзотическую для Скандинавии фамилию. Полностью малышку записали, как Алву-Ингрид-Грету-Дезире Судзуки-Бьорк, а в обиходном общении и в документах называли проще — Алва Судзуки. 'Крест такой у моей подруги, никогда и нигде ей не быть незаметной', — подумалось по ходу рассказа, — 'В Европе с японской фамилией внимание привлекала, в Роанапуре со шведской выделяется. Судьба, видать, у нее такая, яркая'.
Жила интернациональная семья весело и на полную катушку. Шведская контрразведка, будучи почти официальным придатком то ли МИ-5, то ли МИ-6, то ли сразу напрямую ЦРУ, особой страстью к работе не отличалась. Соответственно, чрезмерно своих сотрудников обязанностями не перегружала. Времени хватало и на экстремальные виды спорта, и на походы в разнообразные дикие курмыши, и на рыбалку с охотой.
Все рухнуло, когда Алве исполнилось восемь. Подъем на скальник, сильный ветер, оборвавшаяся веревка, вылетевший из камня крепеж, падение и, как следствие, кома матери. Все это я уже слышал. Но, как давно известно, у каждой случайности есть фамилия, имя и должность. Так было и на этот раз. Олаф Бьорк ненамеренно влез туда, куда лезть не следовало, и узнал то, что узнавать не стоило.
Он бы и внимания не обратил на людей, чью встречу нечаянно застал на конспиративной квартире. Мало ли, кто с кем встречается. И те несколько фраз на английском, что он услышал, в память ему совершенно не запали. Однако агенты дружественной спецслужбы с чего-то перевозбудились и решили намекнуть неуклюжему викингу о вреде излишне длинного языка.
С намеками они перестарались. Получился хрестоматийный эксцесс исполнителя. Вместо острой ситуации, в которой никто не должен был пострадать с последующей убедительной просьбой держать рот на замке, случилась трагедия. Инцидент затоптали, кого-то как-то наказали, Олафу убедительно объяснили, что никто не виноват. Так получилось. Бьорк с доводами согласился, но безнаказанной комы и смерти любимой женщины своей службе не простил.
А у маленькой Алвы началась новая, еще более интересная и необычная жизнь. Папа сильно озаботился ее воспитанием — биатлон, профессиональный туризм, курсы выживания, наработка навыков слежки и контрнаблюдения, секция самообороны... Чего только не впихнул в свою дочурку вышедший на тропу войны безутешный отец.
Сам он, как выяснилось позже, вышел на контакт со Штази. Благо, работа позволяла найти такие контакты, обозначиться разведке ГДР и доказать ей свою благонадежность. Новый идейный сотрудник, служащий в контрразведке вероятного противника, был воспринят восточными немцами как манна небесная. После всех и всяческих проверок ему был предоставлен режим наибольшего благоприятствования, лишь бы снабжал своих кураторов горячей информацией и ни о чем не беспокоился.
Этот период длился долгих шесть лет. Отец снова женился. Появились на свет сестры. Алва Судзуки закончила школу снайпинга при Главном управлении 'А' Штази. Прошла курсы тактики действий в отрыве от группы и баз снабжения. Сдала зачет по основам оперативно-розыскных действий. Кроме датского и английского освоила немецкий язык, ударными темпами начала учить русский. Оставила за плечами жесткие физические и психологические тренинги, расширила и углубила ранее приобретенные навыки. А в четырнадцать лет взяла свой первый трофей.
Нет, это был не очередной кубок или золотая медаль по биатлону. Отец без прикрас и умолчаний рассказал дочери все о смерти матери. Кто виноват, кто рядом постоял, кто помог замять дело, кто надзирал за поведением свежеиспеченного вдовца — вообще все. Настропалил девчонку так, что она, наблюдая в перекрестье прицела лицо одного из батиных начальников, на спусковой крючок нажимала без сомнений и душевных терзаний. А следующую ночь спала безмятежно, словно младенец в люльке.
