ФАШИСТСКАЯ ДОКТРИНА
Возникновение и быстрое распространение фашизма в Европе стало результатом Первой мировой войны: физических опустошений, политического и духовного вакуума, оставшегося после нее. Континент содрогнулся в конвульсиях политического и экономического насилия; на территории половины Европы старые консервативные режимы рухнули, но новые не завоевали признания. Вчерашние моральные эталоны исчезли, средний класс обнищал. Многие сочли, что последним бастионам цивилизации угрожает новая, загадочная и весьма заразная болезнь — большевизм. И тем, кто считал необходимым сильное руководство и новый порядок, но не признавал за коммунизмом способность эти задачи решить (хотя бы потому, что основной идеей коммунизма в то время был интернационализм и эгалитаризм), нужна была политическая альтернатива.
Многие принципы фашизма не отличались новизной, они были сформулированы задолго до Первой мировой войны. Ни одно серьезное исследование фашизма не может пренебречь этим; хотя верно и то, что поиски предтеч таят в себе немалую опасность, поскольку проводя подобное исследование, нельзя преуменьшать или же игнорировать отличие между идеями антилиберализма и антидемократизма довоенных апостолов и тем элементом, который привнес послевоенный фашизм. Ссылки на Ницше и Сореля лишь отчасти могут помочь понять политику фашизма, подобно тому, как изучения дискуссий реформистов и революционеров Второго Интернационала в девяностые годы прошлого века явно недостаточно, чтобы понять, что произошло в России после революции. Пред
19
военные публикации отражали нездоровую моральную и политическую атмосферу, недовольство наследием эпохи Просвещения и являлись одним из проявлений нового иррационализма.
Однако нельзя расположить на одной прямой мыслителей XIX века и фашизм. Во все времена все идеи — и хорошие, и плохие, и нейтральные, идеи, взывающие к чувствам, и идеи безумные — рождаются в литературных кафе и в трудах профессуры; на политику они влияют лишь при определенных обстоятельствах. Так, немало написано о реакционных традициях интеллектуальной жизни Германии от времен Лютера до шовинистов и расистов конца XIX века. Невозможно отрицать, что такие традиции действительно существовали и что они способствовали созданию психологической атмосферы, обеспечившей возникновение и расцвет нацизма. Но хотя подобное интеллектуальное наследие досталось также и Франции, и Англии, там его воздействие на политику было маргинальным. С другой стороны, в Италии начала века антилиберальные, антидемократические настроения были чрезвычайно сильными, и именно здесь фашизм победил.
Фашизм был прежде всего явлением националистическим, элитарным, антилиберальным и милитаристским. В тех фашистских государствах, которые обладали военной мощью, милитаризм проповедовал империализм и территориальную экспансию. Однако во многих странах и до 1914 г. национализм был господствовавшей идеей, и его влияние нисколько не ограничивалось правой и центром. Не была новинкой и элитарность. Немногие политические партии готовы были в этом признаться, но тем не менее практиковали ее. Католическая церковь и правые круги громко проповедовали антилиберализм. Сторонников империализма можно было найти и среди либералов, и среди консерваторов, а подчас даже среди социалистов.
Различие между фашизмом и его предшественниками
20
отчасти можно объяснить последствиями общей радикализации и высокой степенью ожесточенности, вызванными Первой мировой войной. До 1914 г. политическими партиями руководили небольшие группы лидеров, но в отличие от фашистского движения, ни в одной из них, ни теоретически, ни практически не существовало "принципа вождя". Расизм проповедовали до 1914 г. и германские консерваторы, и "Аксьон франсез".* Однако этот расизм не был крайним, разве что некоторые экзальтированные писатели и малозначительные аутсайдеры позволяли себе подобное. Многие консерваторы не испытывали восторга от все возрастающего влияния левой, и немало было го— ворено, что для предотвращения этой опасности необходимы жесткие действия. Некоторые молодые представители итальянской интеллигенции писали, что бедные страны имеют право приобрести новые территории для получения сырья и облегчения бремени перенаселенности. Практически же между 1890 и 1914 гг. государственных переворотов было немного, а экспансия была незначительной.
И все же существует принципиальное отличие между фашизмом и довоенными правыми партиями: фашизм стремился к далеко идущим переменам революционного характера; консерваторы, даже критикуя парламентскую демократию, принимали принцип разделения властей. Фашисты хотели абсолютной власти, и они знали, что для достижения этой цели необходимы совершенно иные, внепарламентские действия. Консерваторы были партией сохранения порядка и статус кво. Фашисты хотели нового порядка и поэтому стремились разрушить старый. Мус-
* Реакционно-националистический еженедельник, основанный в 1900 г. Шарлем Морра и Леоном Доде на волне дела Дрейфуса. Впоследствии группа "Аксьон франсез" симпатизировала итальянскому фашизму и сотрудничала с режимом Виши. Морра был исключен из Французской академии и приговорен к пожизненному заключению. — Ред.
21
солини, несомненно, был знаком с идеями "Аксьон франсез", и они не оставили его равнодушным. Но еще большее влияние оказал на Муссолини Сорель, который консерватором не был. Пропасть между Гитлером и старой немецкой консервативной и антидемократической традицией была еще глубже, и это не являлось лишь следствием новой тактики. Существует связь между нацистской доктриной и "идеями 1914 г.", которые в свою очередь были несколько более откровенным выражением некоторых идей девяностых годов прошлого века. Но можно лишь еще раз повторить, что только в результате мировой войны, политических беспорядков и экономического кризиса эти идеи, упрощенные и популяризированные, приобрели могущество, которым не обладали ранее.
Настроения и идеи не были одинаковыми в разных странах, но порождало их чувство недовольства общим состоянием дел и сомнения относительно роли культуры (Kulturpessimismus), распространившиеся в последней четверти XIX в. Врагом Франции и Италии был объявлен "либерализм", в кайзеровской Германии — "разрушительный рационализм" и "чрезмерный индивидуализм". Критически настроенные немецкие публицисты сетовали по поводу распространения материализма — и как философии, и как образа жизни; по поводу упадка духовных ценностей; по поводу последствий индустриализации, с одной стороны, и либерального капитализма — с другой; по поводу раздробленности общества, разрыва прежних социальных связей, крушения этических ценностей. Они с сожалением отмечали, насколько возросла моральная опустошенность, и предрекали, что без возрождения национальной общности (Volk) декаданс, уже царивший повсюду, будет углубляться и сможет привести к всеобщему краху.
Все эти печальные пророчества можно считать преувеличением, но основывались они на существовавших отрицательных явлениях. Это отмечали и левые авторы,
22
объяснявшие происходящее неизбежными последствиями банкротства капитализма, с которыми будет покончено сразу после свержения старого общественного порядка. Они также указывали на упадок культуры, распад общественных связей, отчуждение. Однако их метод лечения — революция — не был приемлемым для критиков капитализма справа. Социализм, с точки зрения правых, представлял собой сугубо материалистическую доктрину без высоких идеалов, нацеленную исключительно на перестройку экономики. Правые не могли поверить, что социализм приблизит лучшее будущее. В их понимании социализм означал "больше, но того же", замену существующей элиты новой иерархической структурой еще более низкого ранга. С их точки зрения, социализм был "сползанием до уровня масс" (Vermassung), а не восхождением общества на более высокую ступень; прогрессирующей деградацией морали и культуры; забвением всех ценностей, выработанных человечеством за многие века.
Консервативные предшественники национал-социа— лизма подумывали о культурной революции, основой которой должно было стать возрождение народа-общины (Volk), возвращение к традиционным ценностям, восстановление общины с естественной иерархией, аристократией пророков и воинов. Германская концепция общины (Gemeinschaft) противопоставлялась гражданскому обществу Запада, а германская культура объявлялась высшей по сравнению с западной цивилизацией. Во Франции и Италии особо акцентировали понятие нации, а не народа (Volk), но несмотря на то, что мыслители французской правой не чурались расизма, наиболее плодородную почву расизм нашел для себя именно в Германии.
Согласно этой доктрине, немецкому народу, который неизмеримо выше всех других народов, грозит смертельная опасность. Поэтому следует строго блюсти чистоту крови, и это прежде всего означает устранить влияние ев
23
реев, марксистов, предшественников либерализма и всех прочих наднациональных сил. Это означало, что для выполнения своей исторической миссии германской расе необходимо "жизненное пространство" (Lebensraum). Подобные идеи развивали и популяризировали многие мыслители, причем некоторые были выходцами из левого лагеря (Вильгельм Марр и Евгений Дюринг), а некоторые — иностранцами (Хьюстон Стюарт Чемберлен). Не все они верили, что превосходство германской расы можно доказать научными методами. Но в конце концов, не столь уж важно, как они пришли к своим выводам — на основе псевдонаучных рассуждений или исходя из символа веры крайнего национализма.
Миф "народа" (Volk) и упор на расизм были особенно сильны в Германии. В других странах, как, например, в Италии, серьезную роль отдавали нации и государству. Д'Аннунцио писал, что гордится тем, что является латинянином и любого нелатинянина считал варваром. Но д'Аннунцио не был представителем основного направления фашизма. Муссолини утверждал, что не нация порождает государство. Эту идею он считал устаревшей "натуралистической концепцией", которая легла в основу национализма XIX в. В действительности государство создает нацию, дарует ей волю к существованию, и только народ, сознающий свое моральное единство, живет настоящей жизнью. В этой связи некий британский фашист, поклонник Муссолини, писал: "Расизм — материалистическая иллюзия, противоречащая законам природы и разрушительная для цивилизации; логическое приложение расизма было бы смешным и непрактичным".
Таким образом, на философском уровне присутствовал острый конфликт между нацистской идеологией и фашистской доктриной; однако он был скорее иллюзорным, нежели реальным. Миф "народа" ни в коей мере не исключал мифа рейха. Во всяком случае, и нацисты,
24
и итальянцы стремились возродить сильную государственную власть, противопоставляемую бессильному либеральному государству. Согласно взглядам нацистов, цель государства — не обеспечение большего счастья большему числу граждан. Наоборот, интересы государства всегда выше прав индивидуума. Государственная власть основана на руководителе, и легитимность лидера гарантируется тем простым фактом, что люди идут за вождем. В этом смысле лидер выражает волю народа, а фашизм — подлинная демократия.
Согласно нацистской и фашистской доктринам, высшей ценностью и целью является величие, а равенство и гуманизм — ложные идолы эпохи Просвещения. Правильно то, что помогает государству и нации. Согласно "Майн кампф", каждая нация — естественный враг другой, и та, которая обладает большей волей, более фанатична и жестока, победит. Внутри нации и между нациями существует расовая иерархия. Высшие расы — господа — призваны править, низшие — подчиняться, а прогресс человечества может быть достигнут лишь при сохранения чистоты крови (расы). Естественный порядок вещей таков, что лидерство Германской империи отвечает потребностям всего человечества. Соответственно, любая война, которую ведет Германия, — война справедливая по определению. Германия и Франция — извечные враги, славяне — низшая раса. Внутри Германии власть должна принадлежать вождю и новой аристократии, рожденной кровью и почвой. Но если фюрер и новая аристократия не соответствуют своим должностям, возможно ли устранить их? Этот вопрос нацистская доктрина оставила без ответа.
Итальянский фашизм основывал свою идеологию на принципе центральной роли нации в естественном порядке вещей. На самом деле, фашисты сознавали, что нация — миф, а не реальность. Перед "походом на Рим" Муссолини четко и кратко высказался по этому поводу: "Мы
25
создали наш миф. Миф — это вера, это страсть; наш миф — нация, и этому мифу, этому величию мы подчиняем все остальное". В этой доктрине нет места тонкостям демократии. Гуманизм не имеет к ней никакого отношения. Главная цель — работать ради величия нации. Средство достижения этой цели — государство, которое должно осуществлять контроль над всеми политическими, моральными и экономическими факторами.
Государство — не просто арбитр, разрешающий конфликты интересов. У него есть своя воля; вне государства не существует никаких гуманистических и духовных ценностей. Таков был идеал, и с философской точки зрения не столь уж важно, что реальность фашизма так никогда и не приблизилась по-настоящему к его доктрине.
В значительной мере корни фашизма начали прорастать в довоенной философской среде, оставившей далеко позади официальную националистическую идеологию и не приемлющей либерализм, демократию и наследие эпохи Просвещения. В свою очередь эта идейная среда создала почву для дальнейшего развития и распространения фашизма. Среда эта была одновременно и буржуазной, и антибуржуазной, отвергала рационализм и индивидуализм либерального общества и самодовольство консерваторов. Высшими ценностями считались не стремление к счастью, а борьба и героика. "Жить, презирая страх"— вот лозунг фашизма того времени. Фашизм поклонялся природе (в собственном понимании), физической силе, жестокости, варварству. Это восстание молодости против филистерства, бунт против посредственности, осторожности, терпимости, размеренной городской жизни. Фашизм хочет сотворить нового человека и новую цивилизацию (по немецкой терминологии, "новую культуру"). В какой-то мере фашизм был всего лишь позой и способом самовыражения мелких философов, надеявшихся завоевать широкую аудиторию, шокируя публику крайне резкими
26
заявлениями, а также писателей-декадентов, таких как Барре и д'Аннунцио, превратившихся из мечтателей в людей действия. В течение многих лет старый порядок как— то существовал, несмотря на всеобщее недовольство и уныние, но духовная атмосфера для многих была невыносимой. Многие молодые европейские писатели в канун Первой мировой войны вспоминали ощущение удушья и то облегчение, которое они почувствовали с началом войны: наконец-то все должно измениться!
Если бы не разразившаяся катастрофа, эти настроения остались бы не более чем интересной главой истории культуры, такой как символизм и натурализм. Но справиться с неопределенностью послевоенной эпохи можно было лишь с помощью ясных идей и сильного руководства, способного противостоять множеству опасностей, угрожавших Италии и Германии. Либеральная демократия нередко выглядела слабой и нерешительной (и была таковой на самом деле). В подобных условиях обычно резко возрастает готовность поддерживать политические движения, пусть антидемократические, лишь бы они были способны покончить с кризисом. Кроме того возникла не существовавшая до войны психологическая готовность примириться с насилием.
