'Коридор' в этот момент обеспечивался лишь отдельными танками Т-34. При попустительстве Власова его измученные войска продолжали отход на восток, не предприняв мер не только для расширения 'коридора', но даже для организации надёжной обороны 'стенок' 'коридора' в своей зоне ответственности западнее Полисти. На радостях Власов не озаботился дать указание разрушить или занять брошенные фашистами ДЗОТы на восточном берегу Полисти. Тем временем Линдеманн и Буш лихорадочно готовили контрудар.
Чтобы избежать артминомётного обстрела, группы выходящих на плацдарм окруженцев шли по лесу без ориентировки, указателей и руководителей, зачастую попадая на передний край обороны противника. Группа в 50 человек забрела к гитлеровцам и попала в плен. Другая группа в 150 человек шла по направлению к переднему краю фашистов, и только вмешательством группы Особого Отдела 92-й стрелковой дивизии помешал их пленению.
У Мясного Бора работали счётчики, пытаясь визуально определить количество вышедших из окружения. Однако мимо счётчиков проходили не все. Часть вышедших оседали на перевязочных пунктах и у полевых кухонь на линии железной дороги, выходили южнее через Любцы или севернее через Любино Поле. На плацдарме командиры из более-менее крепких окруженцев сколачивали подразделения, или просто забирали в свои части. Но большинство из выходящих бойцов находились в крайне изнурённом, оголодавшем состоянии. Сколько бойцов не дошли до счётчиков и напрямую оказались в других частях и подразделениях, сколько снова пошли в бой — неизвестно. Так или иначе счётчики насчитали и доложили Мерецкову, что к Мясному Бору в эти сутки вышло 2400 бойцов и командиров — примерно 1/5 часть оставшихся войск Власова, а также 1500 местных жителей. В реальности вышло гораздо большее число и тех и других.
Погода выдалась как назло безоблачная и как всегда в кризисные для себя моменты гитлеровцы бросили в бой авиацию. Над советскими войсками появились истошно воющие самолёты. Они как заведённые принялись бомбить приготовленную к выводу технику, грузовики, трактора, повозки, дороги, просеки восточнее Кречно и КП Власова. КП не пострадал, управление ущерба не имело, повреждения связи быстро устранили, однако радиосвязью старались не пользоваться.
Высохшие дороги, высохший грунт, отступившая к болотами вода, давали возможность оккупантам широко применять танки и грузовики для переброски войск, артиллерии и амуниции. Эсэсовцы 2-й моторизированной бригады, охранники фон 'Плотто' и части 61-й пехотной дивизии с запада через стык между 'булановцами' и 'антюфеевцами' у речки Ильменки, подошли к реке Кересть. Перед ними как таран двигались танки. Деревню Новая Кересть по восточному берегу, опираясь на заранее оборудованные позиции и ДЗОТы, защищали отряды 'воронежцев'.
С севера в район Новой Керести, Кречно вышли по просеке передовые батальоны 505-го и 506-го пехотных полков 291-й пехотной дивизии из 'группа Гуррана' в сопровождении танков. Сюда же с северо-запада вышли по просекам передовые батальоны 61-й пехотной дивизии из 'группы Вюста'. 484-й и 454-й пехотные полки 254-й пехотной дивизии с танками перешли Кересть севернее Кречно. От Кречно 'группа Гуррана' продолжила наступление по просекам в юго-восточном направлении, имея намерения достичь 'дороги жизни' с запада и перекрыть её.
Голодные, смертного уставшие бойцы из остатков 92-й, 327-й стрелковых дивизий и 23-й стрелковой бригады, разрезанные на части напирающими с севера, запада, юга осатанелыми толпами фашистов, начали отходить от Новой Керести, Кречно на новый рубеж к реке Кересть: ручей Омутной — поляны севернее реки Трубица — Глухая Кересть. Авиаплощадка в Новой Керести, на которую до самого последнего момента сбрасывались продовольствие и боеприпасы, оказалась потеряна. До этого командующий не забыл послать на самолёте в Москву своего штатного адъютанта капитана Кузина в командировку с деньгами для встреч с жёнами Власова. Член военного совета Зуев отправил на самолёте в Москву с деньгами и документами своего штатного адъютанта старшего политрука Бабкова вместе с секретарём Военного Совета Коровичевым.
Вот и дождались! Передовые группы 'напервитиненных' убийц атаковали КП Власова. Атаку удалось отбить и они пошли в обход КП. По приказу Власова штаб перешёл в район штаба 57-й стрелковой бригады между реками Глушица и Полисть. Основная часть сотрудников штаба с командованием во главе остались в целости. Управление войсками при перебазировании утрачена.
На южном фасе войск Власова бельгийские наёмники, неся большие потери, вышли в лес северо-западнее Малого Замошья, где им пришлось перейти к обороне. Попытка окружить ослабевшие от голодовки отряды 1002-го стрелкового полка 'москвичей' провалились. Наступавшие от Глушицы навстречу бельгийцам испанцы тоже попали под фланговый удар 'москвичей', понесли большие потери и ретировались на исходные позиции. Тут для прорыва требовалось запуганное фельджандармами немецкое пушечное мясо.
С отходом войск к Керести артиллерия подлецов получила возможности простреливать перекрёстным огнём всю глубину расположения остатков армии. В тылах арьергардов, обороняющихся из последних сил, то и дело шли ожесточённые перестрелки с разведывательно-диверсионными группами, которые рвали связь, убивали делегатов связи, командиров. Войска перемешались. Возникла паника. В этой обстановке некоторые части без всякого приказания начали уничтожать технику, чтобы она не досталась врагу. Долго и трепетно сохраняли красноармейцы, старшины, интенданты государственное имущество: вооружение, транспорт, боеприпасы, обмундирование, лошадей. Теперь они со слезами на глазах разбивали двигатели грузовиков и тракторов, взрывали в дулах орудий последние снаряды, топили в воде пулемёты, противотанковые ружья, сёдла, упряжь, рассыпали по грязи патроны, сжигали повозки, выливали на землю бензин и масло, резали обмундирование, ботинки, противогазы, палатки, убивали лошадей, разбивали рации и телефоны... Колонны грузовиков, повозок, орудий, миномётов, собранных великими трудами для вывоза на Волховский плацдарм превращались в груды дерево-металлического хлама. После настойчивых просьб Линдеманна Luftwaffe избегало бомбардировать эти колонны, а артиллерия обстреливать. Это имущество подлецы рассчитывали взять в качестве трофеев. Ударные группы гитлеровцев упорно лезли вдоль дорог к Глушице для того, чтобы сорвать уничтожение матчасти. Но захватывали они уже преимущественно хлам...
Власов устранился от руководства армией в целом, оказывая внимание лишь 'коридору' у реки Полисть. Как военачальник, он неверно распределил силы между западной группой Алферьева, предназначенной для арьергардных боёв и своей западной группой, предназначенной для прорыва. Очисткой 'дороги жизни' со стороны Волховского плацдарма занималась мощная группировка Мерецкова с танками, артиллерией, с большим количеством боеприпасов, не ослабленная голодом. Помощь Мерецкову с запада обессиленными, малочисленными войсками Власова носила вспомогательный, отвлекающий внимание оккупантов характер. Эти войска не имели танков, снарядов, продовольствия. Даже для обороны они годились весьма условно. Главную работу делал Мерецков с плацдарма. Но вот вести арьергардные бои Мерецков за Власова своими войсками никак не мог. Отступление и развал линии обороны арьергардов 'скатывали' все войска Власова к 'дороге жизни', сбивали их в кучу, ставили их под перекрёстный артобстрел, совсем лишали посадочных площадок, отнимали тыл у группы прорыва, подводили под прямой удар штаб армии и узел связи, раненых, беженцев, оставляли вместе с территорией и дорогами приготовленные к выводу грузовики, тракторы, орудия, различное вооружение и имущество, ставили под удар подходы к 'дороге жизни'. То есть остатки армии приводили к коллапсу. При этом Власов вовсе не собирался с пистолетом, как командарм 33-й армии Ефремов под Вязьмой 19 апреля, вести окружённых товарищей в последнюю атаку. Нет. Не собрался. Лично храбрым Власов не был.
Таким образом важность задачи по организации устойчивой обороны арьергардами назначенных рубежей по своей значимости значительно превосходила важность задачи по содействию прорыва Мерецкова. Только паника, низкая квалификация и 'авось' могли привести Власова к решению оставить против 11 полнокровных пехотных дивизий, бригад и 12-й танковой дивизии гитлеровцев, использующих сухие грунтовые дороги, подсохшие песчаные берега рек и ручьёв, жалкие отряды из 259, 267, 92, 327, 305-й стрелковых,19-й гвардейской дивизий, остатки 23-й стрелковой бригады на слабо подготовленных, а потом и вовсе неподготовленных рубежах. Остатки 382, 46-я стрелковых дивизий, 22, 25, 53, 57, 59-я стрелковых бригад, собранные в восточную группу прорыва у реки Полисть, насчитывали на 1/3 больше бойцов, чём арьергард. Возможность прорыва по 'дороге жизни' зависела не столько от этих войск у реки Полисть, сколько от помощи Мерецкова извне. Не дать подлецам зажать остатки всех войск между рекам Глушица и Полисть, чтобы не превратить их в стадо, дать возможность выходить по очереди — это уже задача Власова.
После потери рубежа по лини: ручей Омутной — поляны севернее реки Трубица — Глухая Кересть неудачный исход операции арьергарда стал понятен. Оборона Власова рассыпалась на участки. Неподготовленный и невыгодный рубеж на реке Кересть пришлось занималась уже в ходе боя. Узнав об этом, суровый 'правдоруб' Мерецков, находящийся на КП у шоссе севернее Мясного Бора на Волховском плацдарме, побледнел:
— Власов погубил армию!
Он только что закончил проработку плана завтрашнего утреннего наступления с Волховского плацдарма с задачей расширить прорыв до 3 километров. Теперь, даже если освободить всю ширину 'дороги жизни', сбившаяся как стадо у Керести армия Власова не могла организовано и с вооружением выйти вся. Только на выход автотранспорта требовались сутки. На выход основной части войск ещё сутки. На выход беженцев тоже сутки. Потом ещё арьергардные заслоны. Всё это время фашисты станут бомбить, обстреливать, расчленять танковыми группами остатки не имеющих медикаментов и боеприпасов голодающих войск, перемешанных с обозами, беженцами.
Члены Военного совета и присутствующие на КП ответил на эти слова Мерецкова гробовым молчанием. Большевику правду нужно знать и озвучивать. 'Резать правду-матку'. Всегда. Это даёт возможность избежать потом необходимости нагромождать на неправду ложь за ложью, создавая целый лживый мир. Это кстати универсальное правило жизни. Русский человек жил в крестьянской общине очень совестливо. В русском языке много выражений, в которых речь затрагивает оружие. 'Сказал как отрезал', слово 'режет ухо' или правда 'колет глаза'. Для русского менталитета правда уподоблялась оружию. 'Матка' в выражении 'резать правду-матку' не внутренний орган, а начало начал, мать вещей всех вещей. То есть резать правду-матку, это криком страдающей 'правды-матки' показать истину. Смело открыть то, что сокрыто.
Кто мог подумать, что любимец Чан Кайши, Хрущёва, борец за Киев, 'спаситель' Москвы, знаток уставов и мастер возглавлять проверочные комиссии окажется на поверку в критической ситуации безграмотным и растерянным? Кажется, чего проще: минируй как заведённый, ставь фугасы, делай завалы, все оставшиеся 60 'сорокопяток' и 30 зениток поставь к дорогам и рекам. Выбивай танки, а с пехотой 'Максимы' справятся, патроны-то есть! К 'сорокопяткам' снарядов полно! Но Власов всё сделал шиворот-навыворот...
Оставшиеся войска и местные жители продолжали интенсивно выходить по 'дороге жизни' к Теремцу-Курляндскому и далее через Мясной Бор к Ямно. Гитлеровцы мелкими группами в различных местах начали пересекать Глушицу и просачиваться в густом лесу уже и восточнее вдоль жердевой дороги и узкоколейки. Они видели, понимали и чувствовали, что непобедимые всего каких-то пару недель назад советские бойцы, командиры и политработники еле ноги волочат от голода, все раненые-перераненные, без боеприпасов, среди них в панике мечутся пожилые обозники, бабы с ребятишками, действуют мародёры, дезертиры, предатели.
Пьяным от убийств, страха, коньяка и 'Panzerschokolade' негодяям встречаться блиндажи, землянки, блиндажи с полностью обессиленными ранеными, местными жителями. Такую картину, наверное, увидели бы завоеватели после штурма Ленинграда, не вступись за него 2-я Ударная армия в январе, не создай большевики 'Дорогу жизни' по Ладоге и воздушный мост. Вид умирающих людей вызывал у принимающих препарат 'Pervitin' негодяев нездоровый энтузиазм. Прибывшие весной на Восточный фронт, они даже не догадывались, скольких завоевателей уложили эти 'доходяги' за 5 месяцев мордами в болото навсегда. Знай, какие герои, чудо-богатыри умирают на их глазах, даже эти подлецы прониклись бы чувством уважения к беспримерной доблести советских воинов и силе советского оружия. Военные преступники принялись убивать измождённых голодом и ранами страдальцев из 364-го армейского полевого госпиталя. Кто имел оружие из командиров и политработников, отстреливались до последнего или кончали жизнь самоубийством. Другие нечастные, кто мог, из последних сил ползли прочь от узкоколейки в лес, но палачи шли следом и стреляли, стреляли, стреляли...
Страшным надругательствам солдат из 291-й 'прусской' пехотной дивизии Герцога подвергались медсёстры и вольнонаёмные молодые санитарки госпиталя. Пытки, убийства и изнасилования фиксировал для истории внештатный фотограф 506-г пехотного полка Гундлах. Некоторых женщин после группового изнасилования наркоманы убивали, других зверски пытали, отрезали груди и уродовали лица. Кого-то просто с сатанинским хохотом избивали до состояния окровавленного куска мяса:
— Они же все добровольцы эти красные ведьмы! Воодушевляют тут своих мужчин сопротивляться!
Находясь под действием наркотика 'Pervitin' звери-насильники в человеческом облике не замечали ни трупов вокруг, ни страшной худобы и завшивленности жертв. Подлецов прислали сюда капиталисты, которые сами застрелили в себе совесть, и в своих солдатах застрелили совесть. А что человек без совести? Зверь! Правильно назвал Гитлер операция 'Raubtier' — дикий зверь. Его солдаты были зверями.
Оборону на Керести в конечной счёте тоже организовать не удалось. Лично храбрый Алферьев не сумел вместе с работниками штаба остановить панику на рубеже реки Кересть разрозненных отрядов арьергарда. Сказалось массовое включение в число боевых подразделений тыловых работников, не имеющих опыта, а значит и требуемой психологической стойкости в бою. Власов резервов не предусмотрел. Надежды Алферьева на то, что 15-20 штабных работников смогут остановить толпу решительно настроенных бойцов и командиров боевых подразделений и толпу обозников среди лесных зарослей быстро рассеялись. Все вокруг понимали, что генерал Алферьева — не командарм Власов. Только Власов имел исключительные полномочия командарма, в том числе дать указание о немедленном решении через трибунал армии о расстреле по УК РСФСР за оставление поля боя. Кроме Власова ещё начальник Штарма-2 полковник Виноградов имел право давать любые приказания любому военнослужащему в армии. Алферьев такими правами не располагал. Его приказы в боевой обстановке, тем более в обстановке паники, имели гораздо меньший вес, чем прямые приказы Власова или Виноградова. Эта субординация для военных имела ключевое значение. Пусть не Власов, но хотя бы его начштаба Виноградов обязаны были находиться в войсках арьергарда и бороться с паникой, а не только штабные работники-операторы вместе с Алферьевым. Власов вместе с начальником Особого Отдела НКВД и бойцами роты Особого Отдела и роты охраны штаба могли бы навести порядок, но они находились у западного входа на 'дорогу жизни', поближе к эвакуации. Недееспособность импровизированного заградотряда из работников и бойцов Штарма-2 — один из факторов неудачи миссии Алферьева, если не брать в расчёт подавляющее превосходство наступающих фашистов и неизвестное местоположение командиров и политработников из перемешавшихся частей и подразделений, не имеющих возможности повилять на своих бойцов.
