Подходя к залу для матерей с детьми, Найлус услышал плач и крики нескольких младенцев.
— Сар... — Найлус остановился у двери. — Они слишком сильно плачут и кричат. По всей вероятности матери не могут их успокоить...
— У многих рас, Най, есть поверье... Назови это так, как хочешь, но говорят, что дети... Они что-то чувствуют такое, чего не могут чувствовать взрослые разумные. И сейчас, думаю, они чувствуют угрозу, опасность, а может быть... и приближение к Грани... гораздо острее, чем большинство взрослых разумных органиков. Тем не менее, нам нужно проверить этот зал. Всякое может быть, Найлус. — Сарен подошёл к двери зала, открыл створку, вошёл. Плач и крики стали слышнее. Найлус, сдержав волнение, перешагнул порог.
Обойдя зал по проходам, Спектры вышли. Найлус остановился у колонны:
— Не понимаю, Сар. — Найлус коснулся рукой в перчатке поверхности столба. — Не понимаю. Я не понимаю, Сар, как я смог выдержать обход этого зала. Этот детский крик, эти встревоженные, испуганные лица матерей, эта атмосфера нервозности...
— Понимаю, о чём ты, Най. — Сарен подошёл к напарнику ближе. — В нашей жизни есть моменты, когда мы чувствуем, что можем исчезнуть. И нам свойственно в такие моменты беспокоиться о наших женщинах и — о наших детях. В них — наше будущее, наш шанс выжить.
— Предшествовавшие нам высокоорганизованные расы... — Найлус опустил голову, коснувшись шлемом колонны.
— Погибали, — сказал Сарен. — Раз за разом... Но не в этот раз, Най. Понимаю, что звучит патетически, но... Пока мы живы — смерти нашей ещё нет, а когда мы погибнем... то её уже не будет. Она останется позади. И мы... мы не погибнем в этот раз. Я в это верю. Стараюсь и стремлюсь в это верить, Най. И знаю, что в это стремятся и стараются верить очень многие ныне живущие разумные. Потому что это свойственно живущим. Надеюсь только, что вера в жизнь, столь свойственная уже уничтоженным расам, поможет нам, пока ещё живущим, выстоять и победить.
— Сар... — в голосе Найлуса прозвучала укоризна. — Это слишком...
— Мы используем то, что нам дано, что мы можем и умеем, Найлус, — ответил Артериус. — Так, как можем и так, как умеем. О полноте всего этого можно спорить поистине бесконечно, но... Другого всё равно у нас нет. И мы должны пользоваться тем, что у нас есть. Чтобы просто выжить.
— Но они... — Найлус показал рукой на дверь зала.
— Они? — усмехнулся Сарен. — У них и без того достаточно проблем. И причём таких проблем, с которыми мужчины... мягко говоря, не смогут справиться никогда. Ну... просто не дано им это. Сам ведь знаешь, редко какой отец уделяет своим собственным детям достаточно внимания на этом этапе их развития и жизни. Не потому, что ему это ему не дано, Най. Просто потому, что он никогда, ну — почти никогда не стремится попробовать все свои возможности в этом... направлении. По самым разным причинам. Всё сваливается на женщину, которая, кстати, и сама тоже не всегда, далеко не всегда, точнее — великий магистр в деле обращения с детьми, в деле общения с ними.
— Ты жесток, Сарен. — Найлус искоса взглянул на напарника.
Артериус спокойно воспринял взгляд Крайка:
— Жесток?! Найлус, у многих рас учителями являются преимущественно женщины. И они воспитывают и обучают и мальчиков и девочек.
— Ты едва сдерживаешься от того, чтобы сказать 'самцов и самок'?
— Может быть и так, Найлус, — подтвердил Сарен. — И что это меняет? От того, что мы будем говорить так или иначе — ничего не меняется. По той причине, что мы ленимся и не хотим напрягаться. Женщины, воспитывающие и обучающие мальчиков, могут воспитать только неженок и плакс с нытиками. Мальчиков должны воспитывать мужчины. Да, Найлус, я понимаю твоё несогласие и потому уточню — достойные мужчины. Достойные, подчеркну. И их найти возможно, если не лениться и понапрягаться.
— Ты имеешь в виду таких мужчин, как Шепард? — спросил Крайк, опустив взгляд на подножие колонны.
— Духи, Найлус! Почему ты всегда вспоминаешь Джона?! Он не может быть везде и всюду и решать все и любые вопросы и проблемы. От того, что он получил некие возможности и способности, конечно, многое зависит, но даже сил Шепарда не хватит на все вопросы и проблемы, уже имеющиеся хотя бы здесь на Идене, Крайк! Таких мужчин, как Шепард, мало. Они есть, Най, но их мало. И потому нельзя их бросать на мелочи.
— Знать бы заранее, что является мелочью, а что нет. — Крайк отошёл от колонны. — Ладно, извини.
— От того, что мы затронули этот вопрос, Най, мало что изменилось. — Сарен — Так всегда бывает. Строишь планы, надеешься, рассчитываешь. Потом — бах. И — всё летит кувырком. Потому что твоя жизнь внезапно заканчивается. Прекращается. Прерывается. И с учётом масштабов предстоящего вторжения, Найлус, скажу, что жертв будет очень много. Сорок тысяч лет...
— Даже если...
— Понимаю, Найлус. Но это — дела не меняет. Эволюция — дело необходимое, но оно слишком длительное, да и малоэффективное, если им не управлять. Да, мы, нынешние разумные органики, сорок тысяч лет потратили на развитие, неуправляемое или малоуправляемое — другой вопрос, но всё равно — неэффективное. Эти сорок тысяч лет медленного неэффективного развития — наше прошлое, Найлус. Эти годы, не могут быть управляемы нами здесь и сейчас. У нас есть настоящее, в котором — ключи от будущего. Если мы сейчас будем лениться и не будем напрягаться, то... У нас этого будущего — просто нет. И дело даже не в том, что нас уничтожат Жнецы, а в том, что мы уничтожим сами себя, даже если посчитаем, что только поспособствовали собственной гибели без участия или при минимальном участии Жнецов. — Сарен выпрямился. — Идём, Найлус. Если мы не будем действовать здесь и сейчас, они, — старший Спектр взглядом указал на дверь зала для матерей с детьми, — погибнут. Независимо от того, до того, как погибнут мужчины или — после того, как погибнут мужчины. Идём, Най. Нам нужно осмотреть ещё несколько общих залов ожидания.
Расположенный на этом уровне большой зал ожидания Спектры осматривали вместе. Сарен не стал отпускать Найлуса от себя, чувствуя его неуверенность и временную эмоциональную неустойчивость. Сориентировав службы вокзального комплекса на решение нескольких выявленных проблем, Спектры покинули зал, выйдя на балкон.
— Я уже почти успокоился, Сар. Спасибо, — сказал Найлус, опёршись о поручень. — Наверное, скоро мы будем вспоминать... ностальгически... о том, что мы видели здесь и сейчас. Мирное, спокойное время. Разумные органики, почти все... уверенные в том, что у них есть будущее, в котором они смогут реализовать свои надежды, желания и планы.
— Согласен, Най. Я представил себе, насколько сложно будет наладить здесь порядок, когда впервые к Идену и, тем более — на сам Иден — придут Жнецы. Нам придётся приложить немало усилий, чтобы преодолеть угрозу возникновения паники. А ведь паника, как ты сам понимаешь, возможна.
— Ещё как возможна, Сар, — подтвердил Найлус. — Между тем...
— Только не напоминай мне о том, что визг, крики и метания инициируют именно матери с детьми, — проговорил Сарен. — Я и без того этого понимаю.
— Именно, — сказал Найлус. — Её подхватят нерожавшие женщины, а там... Там подключатся слабонервные мужчины и паника приобретёт характер стихийного бедствия.
— Брать которое под контроль придётся экстраординарными методами и средствами. — Сарен просмотрел информацию на экране инструментрона. — Ладно. У нас ещё — два-три зала ожидания, потом надо будет переключиться на камеры хранения — ручные и автоматические. Не думаю, что в автоматических будет проще. Там придётся сканировать ячейки, а это — дело муторное и долгое.
— Если учесть, что у местных правоохранителей нет наших 'спектровских' сканеров — согласен. — Найлус отлепился от поручня, приосанился. — Ладно, Сар. Я, серьёзно, готов к работе. В прежнем режиме. Усиленном или обычном — всё равно. К обоим режимам — готов.
— Хорошо. Идём. — Сарен взглянул на напарника, убедился, что он действительно овладел собой.
Смешавшись с пассажирами и провожающими, Спектры направились ко входу в общий зал ожидания. Снова — неспешное движение по проходам, короткие, острые изучающие взгляды на сидевших и стоявших, иногда даже — лежавших на нескольких креслах разумных. Короткие ориентирующие доклады службам вокзального комплекса, неслышимые для посетителей зала.
— Понимаю, Най. Ты сомневаешься в том, что то, что мы сейчас делаем вдвоём, кому-то принесёт облегчение, — сказал Сарен, выходя из зала и направляясь к дверям следующего. — Но если мы пресекли несколько опасных ситуаций — это уже можно считать победой. Маленькой, почти незаметной. Но — победой. Кому-то ведь из разумных стало легче? Стало, а значит, мы не зря пришли сюда и сделали дело. Наше дело, Най. Наше, потому что мы — Спектры и должны знать все проявления сути разумных органических существ — и положительные и отрицательные.
— Вряд ли это было в руководствах для Спектров, Сарен, — тихо ответил Найлус, переступая порог зала.
— А для того чтобы это побыстрее записать в руководства, потребуется слишком много времени. Я где-то слышал, что действительно стоящие чего-нибудь учебные пособия и учебники создаются в течение минимум пяти лет по любой принятой в галактике хронологии. А у нас сейчас — просто нет этих самых пяти лет. Поэтому — приходится учиться и учить на ходу. Постоянно и непрерывно. К тому же, когда гражданские политики и чиновники начинают пытаться руководить специальными военными и военизированными подразделениями, из этого, как правило, ничего хорошего не получается. Может быть, в первую очередь потому, что политики и военные никогда полностью не поймут друг друга, как бы ни пытались и как бы ни стремились к этому. Почти нерешаемая проблема.
— Надеюсь, что война всё же начнёт эту проблему решать, Сар. — Найлус скороговоркой отдал несколько ориентирующих сообщений по аудиоканалу спикера.
— Всего лишь ротацией, Най. Всего лишь ротацией, — сказал Сарен, оглядывая зал. — Кого-то — убьют, кого-то — заменят. Поневоле подумаешь, что убийство в таких случаях — лучшее санирующее мероприятие. Замена — далеко не всегда является оптимальным выходом. Проверяем этот зал, затем — следующий и — идём к ручным камерам хранения. Там, думаю, тоже придётся сканировать. Приёмщики и кладовщики с грузчиками — не великие, а вполне обычные исполнители, потому могут быть проблемы. Сканер приготовь, когда выйдем из второго зала, Най.
Проверка двух залов ожидания заняла у Спектров чуть больше сорока пяти минут. Спустившись вниз, Найлус и Сарен перешли в пристройки, куда на тележках носильщики свозили багаж пассажиров, пожелавших воспользоваться услугами ручной камеры хранения. Сюда принимали в основном большеразмерные чемоданы, укладки, контейнеры, сумки. Среднеразмерные и малоразмерные обычно попадали в ячейки автоматических камер.
Переговорив с приёмщиками, кладовщиками, грузчиками, охранниками, Спектры смогли предварительно определить подозрительный багаж.
— Если бы они ещё умели профессионально описывать подозрения... — сказал Найлус.
— Тогда бы они здесь не работали, а служили в местной полиции, — ответил Сарен, доставая сканер. — Приступаем, Найлус. Бери сканер — и вперёд.
С сомнением посмотрев на ряды багажных полок, уставленных разноразмерными и разноцветными тюками, укладками и контейнерами, Найлус вздохнул, снял с пояса сканер.
— Ты — берёшь правую сторону, Най. Я — левую. На середине — взаимная проверка, — сказал Сарен. — Начали, Най.
Дальнобойные 'спектровские' сканеры делали необязательным подъём на высоко расположенные полки. Найлус, просвечивая багажные 'места', понимал, что тут Сарен мог бы тоже сказать: 'если бы у местных кладовщиков были такие сканеры, нужды вызывать Спектров для внезапного контроля багажа не было бы никакой — справлялись бы собственными, местными силами. Как всегда, конкуренция между службами, подразделениями и ведомствами. Даже из-за сканеров. Смешно, но реально.
Грузчики и охранники снимали отмеченный Спектрами подозрительный багаж с 'мест' с помощью погрузчиков, вывозили к служебному выходу и передавали его полиции вокзального комплекса. Сарен, изредка прерываясь, давал советы и уточнения по поводу осмотра и вскрытия подозрительного багажа. Остальное делали местные полисмены.
Пока луч сканера скользил по стенкам и внутренностям 'багажных мест', Найлус думал о происшедшем за эти несколько дней. Неторопливое, где-то даже медленное движение позволяло думать спокойно, припоминать мельчайшие детали. Системы сканера молчали, потому можно было подумать.
Сарен, конечно, прав во многом. Только вот если он это будет говорить кому-то, кто не принадлежит к числу нормандовцев — могут быть большие сложности. Далеко не все разумные готовы воспринять правильно то, о чём он думает и то, о чём он изредка, но говорит.
— Здесь — чисто, Найлус. — Сарен неожиданно вышел из-за угла, остановился у полупустого стеллажа. — Прочесали весь этот склад — хорошо. Давай теперь займёмся более сложным делом. Просмотрим автоматические камеры хранения. Их, конечно же, больше, там много ячеек, так что меньше чем за несколько часов — хорошо, если не больше двух — мы не управимся. — Артериус взглянул на напарника, прятавшего в чехол сканер. — Ты думал о том, что не все правильно воспримут то, о чём я, случается, говорю? Не отрицай, Най. Это нормально. Я ведь изменился, следовательно, стал немного другим, не таким, как все, не таким, каким был раньше. Не хотелось бы, конечно, меняться настолько фундаментально, но... Меня, как ты знаешь, не спрашивали. А то, о чём я иногда говорю... Так ведь об этом многие думают. И многие — говорят. Так уж устроен этот мир, что в нём нет одиночек. Легко представлять себя одиночкой. Поначалу. А потом, как оказалось, что не ты один так думал. И по-разному тогда воспринимаешь этот самый факт, что ты не одинок в своём 'думании'. Кто-то — негодует, кто-то — радуется. А кто-то — равнодушен. Вечная триада выбора и — существующие одновременно эти выборы. Искушение и возможность.
— Ты становишься философом, Сар. — Найлус вышел из пристройки багажной службы вокзального комплекса, остановился, наслаждаясь тем, что замкнутое пространство осталось позади.
— А мы все — философы, Най. Все разумные органики. В той или иной мере. По той простой причине, что, сколько бы мы ни жили — несколько десятков лет, как саларианцы или несколько сотен лет — как азари, нам всем хочется подняться над этими возрастными и временными рамками. Это, может быть, невозможно сделать физически, но мысленно... Нам ведь, Най, никто, к счастью, не запрещает и — случается, что даже и не препятствует думать. Мыслить, размышлять. И мы... должны сейчас о многом думать, Най. И о том, о чём мы раньше не думали по той простой, в том числе, причине, что надеялись на то, что впереди у нас — минимум несколько лет спокойной мирной размеренной жизни. Но сейчас мы, пусть пока и очень немногие, знаем, что этих нескольких лет спокойной жизни у нас — нет. Максимум — несколько месяцев. И это — в очень лучшем случае, Най. Потому ты думаешь о многом, вспоминаешь, размышляешь. Трудно сейчас планировать на отдалённое будущее. У нас осталась только надежда на то, что нам удастся победить Жнецов. Только она и осталась. Впереди — вторжение, впереди — столкновение, впереди — противостояние. Всё это — у нас у всех впереди.
