Пришлось снова пить воду из-под крана.
Стены одиночной камеры давили на мозги и чтобы не свихнуться, я затянул песню:
Я на лесоповале сотни пил затупил,
И под шёпот кандальный по ночам чифирил.
У кормушек не пасся, как последний шакал,
Я пронюхал, где трасса, и однажды сбежал...
(группа Чиж и Ко, "Кругом Тайга")
Итак, на повестке стоит главный вопрос этого года — как сбежать отсюда? О том, что сбежать невозможно, даже не стоит задумываться. Из любой тюрьмы можно сбежать, даже из самой суровой и строгой, просто для этого надо заставить работать мозги, иметь терпение и использовать весь потенциал. Книжный граф Калиостро выкопал тоннель ложкой, люди бежали через канализацию и незаметно для тюремщиков разбирали стены. Вообще, человеческий разум имеет невероятный потенциал и как показал опыт, именно мозги являются главным оружием любого человека, будь он хоть маглом, хоть волшебником.
Что имеется на данный момент? Во-первых, магия всё ещё со мной, разве что доступный арсенал манипуляций весьма ограничен. Я могу преобразовать глаза, чтобы видеть магию и превратиться в птицу. Последнее было бы полезно, если бы меня выводили на прогулку на свежий воздух. А вообще не стоит демонстрировать волшебство, иначе об этом станет известно тюремщикам и заставит их усиливать меры контроля. Сейчас они не уверены в том, что я маг, на это намекает лишь множество артефактов.
К счастью, в карманы костюма никто кроме меня не имеет доступа, так что Хроноворот, зелья, оружие и волшебные палочки никто не достанет, а философский камень находится на хранении у Тимми. То есть у спецслужб на руках имеются лишь зачарованная одежда и защитные амулеты, которые вполне может купить сквиб. Как мага меня выдаёт лишь перстень-концентратор, а перстень мастера трансфигурации я снял и спрятал в сумку после конференции. Хотя ещё меня может выдать кольцо из Валлаби, как бывшего ученика школы магии, но такие кольца выдают и сквибам, работающим на школу, и гостям, так что можно предположить, что я либо работаю со школой, либо когда-то гостил там и оставил кольцо, чтобы пофорсить. Это при условии, если маглы из спецслужбы вообще что-то знают о школьных порт-ключах другой страны, что маловероятно. Какой смысл американцам интересоваться тонкостями австралийской школы волшебства? Они скорее знают многое о местных школах.
Во-вторых, у меня остаётся окклюменция, видимо её придётся нещадно эксплуатировать. Я вполне могу поставить блок на мысли, чтобы ничего лишнего не рассказывать под действием сыворотки правды, и сейчас же этим займусь, но... Не сделает ли это хуже? Вместо того чтобы колоть наркоту, меня могут начать пытать.
Я мог бы попытаться сконцентрироваться на тренировке одного единственного заклинания и довести его до невербального беспалочкового срабатывания, чтобы когда окажусь вне защищённых от волшебства стен, с помощью него устроить побег. Но сколько это займёт времени?
Допустим, если я буду заниматься только этим, тренируя заклинание левитации, то потрачу примерно три месяца. Надо брать заклятье с невидимым эффектом, чтобы отрабатывать его незаметно для наблюдателей, к тому же оно должно быть достаточно натренировано и полезно. Щимт отпадает, поскольку с защитным заклинанием много не навоюешь. Остаются четыре заклинания: Тпру, Дезо, Леви и Оморочка. Отвод глаз, конечно полезен, но не в месте, где на каждом шагу видеокамера или могут пустить газы, значит, Оморочка тоже отменяется. Парализация, левитация или дезориентация, вот в чём вопрос? Парализация не поможет мне покинуть камеру, в отличие от аналога Конфундуса и левитации. Левитация даётся мне лучше всего и может поспособствовать открытию камеры, но оглушённый Конфундусом охранник сделает это лучше. То есть в ближайшей перспективе заклинание Дезо лучше всего подходит для моей ситуации. Но в целом более универсальным будет заклинание левитации.
Блок на мысли нужен, иначе меня каждый день будут таскать на допросы и от наркоты потечёт крыша и подорвётся здоровье. А так, раз-два допросят, поймут, что это бесполезно и хотя бы не подсадят на наркоту. К тому же если сболтну лишнего, то могу зацепить какой-нибудь из магических контрактов и заполучить серьёзное проклятье, чего очень не хотелось бы. Значит, меня могут начать пытать, что тоже не станет полезно для здоровья. Но если при помощи окклюменции я могу войти в транс, заблокировав болевые ощущения, то вот как быть с нанесённым здоровью вредом? Тут целительских зелий не допросишься. К тому же стальная камера и отсутствие одежды как бы не доконали меня раньше.
Насколько бы ни было крепче здоровье волшебника, в отличие от обычного человека, но и у него имеются свои пределы, иначе бы школьники в Хогвартсе не болели простудой. Итак, холодная камера, предстоящие пытки, скудное питание, наркотики и снотворное, грубое отношение вертухаев, после которых на теле остались синяки, а ещё то, что меня не выводят даже на минимальную часовую прогулку, положенную заключённым — всё говорит о том, что у меня может и не быть тех трёх месяцев, на которые рассчитываю. Значит, меня и не собираются столь долго держать в плену, а хотят быстро сломать, добыть информацию и грохнуть. А с учётом того, что я поведал об Аддамсах, как бы не ускорили этот процесс.
Есть маленькая надежда на то, что мне представится шанс вызвать феникса, но для этого мне надо оказаться в помещении, которое не защищено хладным железом, при этом находясь в адекватном состоянии, чего пока мне предоставлять не собираются. Так что надежда на то, что в будущем такой шанс мне дадут, приближается к нулю.
Что ещё можно попробовать? В принципе, могла бы сработать ритуальная магия или артефакторика, но ни той, ни другой я не владею. Помню лишь рунное заклинание поражения нежити для нанесения на оружие, которое в данной ситуации не применимо. В качестве объектов для нанесения заклинания тут имеются лишь унитаз и раковина, а в качестве краски моя кровь. Единственное что я могу, это сделать из раковины временный Думосброс или зачаровать её на поражение нечисти. Только единственная польза от последнего будет лишь в том случае, если вдруг ко мне в камеру подсадят зомби, тогда я смог бы размозжить его голову о зачарованную раковину. "Очень полезно"...
От продирающего до костей холода меня колотило, единственный, но не самый эффективный способ согреться, который был мне доступен — это свернуться калачиком. Посмотрев в видеокамеру, я закричал:
— Да что же вы за изверги? Ни тюремной робы с какими-нибудь тапочками не дали, ни постельного белья, кормите как котёнка. На прогулку не водите, даже личных вещей гигиены не дали. Да чтоб вам так жить! Сволочи, вы хуже фашистов! И вы смеете называться правовым государством? Три раза ХА! Выродки, не достойные гордого звания человека.
Что-то идея спасения человечества мне перестала нравиться. Побыв в плену не столь долгий срок, я начал потихоньку ненавидеть не только своих тюремщиков, но и всё человечество, которое допускает, чтобы некоторые облечённые властью твари обращались с людьми подобным образом. Может ну его, это спасение для всех? Пусть маглы сполна получат заслуженный ледниковый период. Возможно, волшебники, считающие, что достаточно спастись лишь магам, не так уж неправы?
Я погрузился в медитацию, выстраивая окклюментный блок, благодаря которому смогу противостоять сыворотке правды. О том, что наступила ночь, я узнал по выключенному в камере свету. Когда в глухой тюремной камере-одиночке выключают свет — это жутко. Мало было неприятных ощущений от замкнутого пространства, маленького размера помещения, хладного железа и обнажённого тела, так ещё к этому присоединилась давящая тьма. Лишь благодаря изученным навыкам управления сознания я не поддался панике, с трудом сумев взять разум под контроль и успокоиться.
После того, как закончил работу над выстраиванием окклюментного блока, с трудом смог уснуть. Нормально спать было проблематично, поскольку каждые тридцать-сорок минут с металлическим грохотом открывалось маленькое окошко в двери, вертухаи светили в него фонариком и проверяли, видимо, чтобы я не покончил с собой или не сбежал. Это создавало дополнительное напряжение.
Когда в камере резко включился свет, я находился в состоянии полудрёмы. К этому моменту я окончательно продрог и закоченел. У меня выросла температура и появились сопли, то есть впервые за долгое время я заболел, что в принципе немудрено с такими условиями содержания.
Вскоре окошко загрохотало, и из коридора донёсся грозный мужской голос:
— Быстро подал сюда посуду с прошлой кормёжки... всю... иначе не получишь пайку.
Жаль, что когда окошко открывается, связи с фениксом и домовиками всё равно не ощущается. Видимо этого недостаточно или... Если припомнить вчерашнее путешествие по коридору на руках двух крепких парней (наверняка при таких словах романтичные девушки мне бы обзавидовались), я хоть и был не в состоянии даже сделать мысленный запрос по магической связи, но сейчас, вспоминая свои ощущения, могу с уверенностью заявить, что и коридор чем-то защищён. Вполне может быть, что под бетоном вмонтирована сетка из хладного железа, которой вполне достаточно, чтобы подавить проявления волшебства вовне и извне. Похоже, что эта тюрьма или что вероятнее тюрьма-бункер, строилась специально для содержания магов. А если судить по количеству тюремных камер, то тут могут быть и другие заключённые, только вот из-за толстых стен мы друг друга не сможем услышать. Так что для того, чтобы связаться с фениксом, мне придётся, как минимум покинуть этот этаж тюрьмы, что крайне нетривиальная задача.
Пришлось вставать босыми ногами на обжигающий холодом пол и просовывать в окошко пустую пластиковую форму с вилкой, в ответ мне пропихнули аналогичный поднос, который я аккуратно понёс к шконке, постаравшись поскорее забраться на неё с ногами.
Завтрак обрадовал меня наличием двух маленьких пластиковых стаканов: в одном было молоко, судя по виду и вкусу, множество раз разведённое до состояния "обезжиренного", в другом был налит чуть тёплый растворимый кофе, судя по вкусу, самая дешёвая бурда, но даже такой кофе после водопроводной воды был в радость. Еда не баловала обилием порций и разнообразием.
— Итак, чем нас порадуют проклятые американские фашисты... — пробурчал я себе под нос. — Половинка варёного яйца карликовой курицы, поскольку вряд ли это был бройлерный перепел. Хотя, судя по размеру — это вполне мог быть бройлерный голубь... М-м-м... Кусочек черствого хлеба! Просто роскошь, особенно если сравнить с лобстерами, которые готовит мой слуга. А вот эта серая безвкусная масса, на целых две ложки, должно быть овсяная каша. Да вы определённо меня балуете, прямо как в лучших ресторанах Лондона...
За неимением прочих планов я стал пытаться создать невербальное беспалочковое заклинание левитации. Приходилось проводить тренировки незаметно для наблюдающих через видеокамеру, то есть, не совершая пассов рукой, что добавило упражнению сложности. Вначале не получалось абсолютно ничего, но примерно через пару часов стало получаться хотя бы направлять волшебную силу в руку, словно в концентратор, хотя это было неимоверно сложно. Сила расходовалась, а эффекта не было. Ещё через час таких упражнений я устал.
Минут через десять повторилась вчерашняя процедура. В камеру ворвались два мордоворота, скрутили меня, затем вчерашний докторишка сделал укол в моё правое плечо и мир поплыл. Вместе с этим сработал окклюментный блок, так что моя реакция в корне отличалась от вчерашней. Я с улыбкой дебила смотрел на окружающих и пускал слюни.
В таком виде меня понесли в допросную камеру и приковали ремнями к тому же стулу. Напротив сел тот же полный щекастый мужчина.
— Как тебя зовут, — спросил он.
— Гы-ы-ы, — вырвалось у меня, а по подбородку потекла слюна.
— Как твои имя и фамилия, — со злостью спросил Хомяк.
— Гы-гы-гы-ы... — вот всё, чего от меня удалось добиться.
— Ты что, вздумал надо мной издеваться? — завёлся Хомяк, фонтанируя яростью.
— А я говорил, что часто препарат колоть нельзя, — донёсся со стороны входа в камеру флегматичный голос доктора. — Сами видите, у пациента выработалась непереносимость препарата. Хорошо, если он не останется в таком состоянии навечно.
— Доктор, это вы виноваты в том, что пленный стал овощем, — тут же заявил Хомяк.
— Кстати, — ехидно ответил доктор, — я в отчёте для руководства упомянул, что был против использования препарата и у меня имеется на руках документ за вашей подписью, где вы приказываете использовать сыворотку правды, несмотря на рекомендации. Так что хрен вам, а не свалить вину на меня.
— Карлика в камеру! — крикнул вертухаям покрасневший от злости щекастый гэбист.
Меня отвязали от кресла и отнесли обратно в камеру-одиночку.
========== Часть 3 Глава 66 ==========
Примерно через час меня отпустило от действия введённого препарата, я перестал пускать слюни и стал нормально соображать. Во рту вновь было сухо. Пришлось ступать на холодный пол, чтобы добраться до раковины и напиться.
Через некоторое время мне подали обед, который был настолько же скуден, как и блюда поданные до этого.
Всё время после обеда я посвятил упражнениям по развитию метаморфизма, поскольку было очень сильное желание исцелиться, к тому же эти тренировки не требуют много магии, лишь упорство и осторожность, а на занятия левитацией надо расходовать магическую силу, которой после утренней тренировки у меня осталось немного.
Тренировка была грубо прервана парой крепких вертухаев, которые быстро ворвались в камеру, споро скрутили меня и заковали руки и ноги в кандалы из хладного железа. Ощущения, испытываемые от столь близкого соприкосновения этого жуткого металла с кожей, были просто непередаваемые. Направить магическую силу вне тела, обладая подобными украшениями, я бы точно не смог. Даже превращение в аниформу было невозможным, пока на мне эти браслеты. От этого становилось жутко. Металл причинял чуть ли не физическую боль.
Вскоре я голый, сопливый, продрогший, морально и физически вымотанный, вновь оказался прикован к допросному стулу. Вертухаи избавили меня от кандалов, но от этого сильно легче не стало. На этот раз камера для допроса была дополнена переносным столиком, на котором были разложены хирургические инструменты. Рядом со столиком стояла бабища. Назвать её женщиной не поворачивался язык.
Это была плотная и полная дамочка без всякого намёка на грудь, одетая в летний армейский камуфляж американской армии. Если бы меня попросили охарактеризовать её фигуру, то я бы сказал, что она напоминает бочку диаметром 130 на 130 на 130 сантиметров, стоящую на слоноподобных ногах. Сто тридцать сантиметров — это серьёзный показатель, почти равный моему росту. Лицо этого представителя женского пола имело квадратную форму, было обрюзгшим и могло похвастать двойным подбородком, а из-за складок обвисших щёк она внешне напоминала свинью. Крайне стервозный с садистскими нотками вид физиономии этой дамочки вызывал безотчётный страх и отвращение. Её возраст было затруднительно угадать, но явно старше тридцати лет, а может быть и больше сорока.
