И когда сошлись они почти вплотную и остановились, бесцеремонно потеснив присмиревших весичей, Стёпка присел на стоящую у ворот лавочку и спросил у Славогора:
— А у вас жена есть?
Хмурый весич счёл за лучшее промолчать, зато не промолчала тётка Дугинея. Она захохотала первой, вслед за ней залилось смехом и всё бабье войско. А громче всех веселилась, восторженно прыгая на крыше сарая, чумазая Заглада свет Зашурыговна.
* * *
Гугнила понукал меланхоличную лошадку и довольно лыбился, очень ему по душе пришлось, как бабы окоротили обнаглевших орклов. Будет о чём сегодня вечером языками почесать.
— Слышь, Стёпыч, а чего это они все к тебе прицепились? — озаботился вдруг Ванька. — Чего они от тебя хотели-то?
Стёпка оглянулся. Маги-дознаватели стояли на том же месте и смотрели им вслед. И Стодар-Стужемир смотрел, и Славогор с подручными, и младшие маги. Бабье войско несокрушимой стеной перегораживало дорогу, и всем было ясно, что весичам сквозь него не прорваться. Разве что боевые заклинания в ход пустят, да кто ж решится на такое...
— Поймать они меня хотели, — пояснил Стёпка. — А потом заколдовать и упрятать куда-нибудь, чтобы я убежать не мог. Знаешь, для чего Стодар людоеда на меня напустил. Он думал, что я против этого гада не устою... Ну, почти правильно думал. Если бы не эклитана...
— А я? — тут же возмутился Ванька.
— Ну и если бы не ты, — не стал спорить с очевидным Степан. — Только они-то не знали, что ты тоже демон... Теперь знают.
— Вот и пусть знают. Не будут больше на нас рыпаться. Только мне всё равно не понятно, для чего ты им нужен.
Стёпка хихикнул, вспомнив кое-что из своих приключений.
— Понимаешь, Ванес, эти весские чародеи из демонов магические зелья готовят, настойки там, снадобья лечебные, яды всякие... И чем сильнее демон, тем лучше эти зелья получаются. Если бы маги меня поймали... В общем, плохо бы мне было.
— То есть как это готовят? — не понял Ванька. — Варят, что ли? Как из мухоморов?
— Ага, — кивнул Стёпка, изо всех сил стараясь не засмеяться. — Из нас с тобой знаешь сколько всякого-разного можно наварить. Ого! Вот, скажем, отвар из демонского сердца — это для храбрости. Зелье из демонских глаз — это чтобы ночное зрение получить. А для того, чтобы совсем умным сделаться, лучше всего подходит настойка из мозгов конопатого семиклассника... — удержаться не удалось, и он захохотал, с удовольствием глядя на побледневшее лицо друга, — Только... из твоих мозгов... наверное другое средство... получится... для поглупения... ха-ха-ха!!!
— А я почти поверил, — признался Ванька, когда Стёпка перестал смеяться. — Ты так складно врать научился, аж завидно. Ну ничего, я тебе это ещё припомню. Бойся теперь меня и на каждом шагу оглядывайся, понял!
Из переулка выкатился взъерошенный и запыхавшийся Щепля, увидел телегу и припустил вслед, пыля босыми ногами.
— Гугнила, придержи лошадку, — попросил Збугнята. Гоблин тотчас натянул вожжи.
— Изловили людоеда-то, — сообщил Щепля, вваливаясь на ходу в телегу. — У самых Колотовских запруд. Едва-едва в тайгу не утёк.
— Тебе, Щепля, родители неправильное имя дали, — сказал Стёпка. — Тебя надо было Гуглом назвать, честное слово.
— Почто? — Щепля от удивления аж рот открыл.
— Потому что ты всё про всех знаешь. И как только это у тебя получается, не пойму.
— Не, Гуглем я не желаю. У нас уже есть одна Гугля, как раз сеструха Гугнилина, вот уж всем Гуглям Гугля.
— Энто так, — подтвердил Гугнила, мельком обернувшись. — Как заведётся, не переслушаешь.
— Во дают! — воскликнул Ванька. — А Яндексов у вас здеся не водится?
— Таковских пока не было, — отмахнулся Щепля. — Уж я бы знал.
— И что с этим гадом теперь будет? — спросил Стёпка. — Ну, с людоедом что сделают?
— Поперву хотели обратно весским магам вернуть. Но посля передумали. Говорят, мол, опять его упустят. Надо, мол зараз его в дальних болотах притопить.
— И что?
— В болота повезли. Шибко мужики на него злые. Шибко злые. У меня на них глаз верный.
— Мда-а, — протянул Стёпка. Он представил, как будет происходить это притопление, и его передёрнуло. Замолчали в тягостном раздумье и все остальные. Отрешённый Гугнила нехотя понукал кобылу, насупился, трогая свою рану, Збугнята, приуныл отчего-то даже всёзнающий Щепля.
Ванька, воодушевлённый недавними победными свершениями, грустить категорически не желал. Ко всему прочему — страсть как хотелось отомстить за розыгрыш. Хитро покосившись на повесившего нос друга, он вдруг воздел над собой склодомас и возопил свистящим шёпотом:
— Шмерть тебе за это! Шмерть!
Ничего умнее он придумать не мог. Мало того, что Стёпка, вздрогнув, ударился о борт больной ногой, так ещё и обомлевший Гугнила свалился с телеги и едва не переломал себе руки-ноги. А когда наконец отзвучали все ругательства и когда с трудом удалось успокоить гоблина (в телегу он больше не сел и вёл лошадь за уздцы), Стёпка выдвинул эклитану, повертел ею перед конопатым носом и почти серьёзно сказал:
— А теперь свисти в свой свисток. И если не вылечишь моё колено и рану Збугняты, я тебе не знаю что отрежу, честное демонское слово.
Глава двенадцатая,
в которой демон даёт обидный урок
— Стеслав, ты весичей шибко-то не обижай, — добродушно прогудел стоящий в воротах молодой Тырчак. — Оставь и нам немного на забаву.
— Да там на всех хватит, — Стёпка мотнул головой в сторону Предмостья. — Вон их сколько понаехало. А мне только один нужен. Поучу его немного язык за зубами держать.
— Ведомо нам ужо, как ты учить могёшь, — Тырчак ухмыльнулся, поправил сползающий на глаза шлем. — На мечах будете биться, али как?
— Договорились на мечах.
— Вот и ладно. Поведаешь посля?
— Поведаю, — без особого воодушевления пообещал Стёпка. Не было у него никакого желания рассказывать потом о своих "подвигах". И без того уже по замку чего только не болтают. Послушаешь — и сам поверишь, что чуть ли не сотню оркимагов порубил и к весскому царю на драконе в гости летал.
Впереди весело переговаривалась стайка разнаряженных девиц. Тоже на праздник собрались, ну как же такое событие пропустить! Стёпка затосковал: щас начнётся! И точно — при виде знаменитого отрока девицы оживились втройне, окружили, захихикали, в глазах тут же запестрело от узорчатых сарафанов, венков, бус, ярких губ и жгучих взглядов. Когда их встречаешь поодиночке — ещё терпимо, ну, улыбнутся там, глазками стрельнут, на большее, к счастью, не решаются, робеют. Но как только соберутся в одном месте три-четыре хохотушки — гаси свет и удирай. Вот вчера, когда из Проторы улетали, страшно же вспомнить, честное слово! Хорошо, что не всё бабье войско на проводы пришло, а то живыми бы не выбрались. Даже Ваньке со Смаклой досталось, полдороги потом Ванькины уши алым цветом горели.
— Стеслав, удачи тебе! — пропела черноокая вурдалачка Затопа, племянница Грызняка. Её клыкастые подружки вразнобой защебетали, желая непременной победы. Всерьёз опасаясь того, что они сейчас накинутся с обнимашками и поцелуями, Стёпка рванул вперёд на всех парах, мол, извините, тороплюсь, опаздываю, как бы без меня там не начали, а то ещё запишут, чего доброго, поражение...
— Удачи! Удачи! — неслось вослед звонкое.
— Ну-ну, — ворчал за Стёпкиной спиной Ванька. — Глянь, как они все в тебя верят. Прямо герой ты у нас богатырский. Алёша, блин, Попович.
— А тебе завидно, да?
— Вот ещё! Было бы чему завидовать! Смотри, подловят они тебя в тёмном углу и закусают до смерти.
— Вурдалаки людей не кусают, — осторожно поправил Боеслав.
— Так то обычных людей, — отмахнулся Ванька. — А он же у нас этот... как его... избавитель!
— А давай, Ванес, я им расскажу, что ты своим свистом от любой болезни вылечить можешь. За тобой тоже девчонки бегать будут. Нацелуешься-а-а!..
Ванька содрогнулся и испуганно глянул назад, не слышал ли кто? Девицы, к счастью, уже изрядно отстали.
— Ты что, совсем сдурел? — зашипел он. — За мной же тогда все замковые старухи таскаться будут! Девчонки-то здоровые, щёки вон какие румяные, кровь с молоком, чего им лечить? А у бабок у каждой, небось, какая-нибудь хворь да имеется. Я со старухами целоваться не хочу!
Боеслав захихикал. Его телохранители, которые после обретения оберега, не отходили от княжича ни на шаг, с трудом удерживались от хохота.
— Ладно, — согласился Стёпка. — Пожалею тебя, горемычного, так и быть. Но смотри, Ванес, ты у меня теперь вот где, — он сжал кулак.
— Кажется, я сегодня за Всегнева буду болеть, — сказал Ванька. — Чтобы он из тебя всю эту дурь выбил. И вообще, если хочешь знать, мой свисток только от магических болезней помогает, а не от всяких там радикулитов-ревматизмов.
— Ну да, а коленку мою ты как вылечил?
— Не знаю, — огрызнулся Ванька. — Она у тебя, наверное, сама вылечилась.
— Збугнята тоже сам?
— Стёпыч, если ты хоть одной старухе о свистке заикнёшься, ты мне больше не друг, понял! И я не шучу... Ого, ты смотри, что делается! Прямо это... как его... Вавилонское толпокручение.
Предмостье было не узнать. Ванькина оговорка пришлась к месту — толпокручение и есть. Четыре края света сошлись у подножья замковой горы, представители четырёх государств и скольких-то там (едва ли точно сосчитаешь) народов съехались, встретились и старательно перемешались в огромную неумолчную, разноликую и разноцветную толпу. И эта толпа гремела и звенела, перекликалась и переругивалась, пихалась и толкалась, завороженно глазела по сторонам и куда-то спешила; торговцы зазывно нахваливали товар (какой же турнир без ярмарки?); вездесущая ребятня носилась с ошалевшими лицами в тщетных попытках увидеть сразу всё и разом всех...
— Надо было сюда на драконе прилететь, — сказал Ванька, уворачиваясь от лохматой степной лошадки, в седле которой сидела пожилая, невозмутимая как индеец элль-фитта. — Вот бы все рты поразинули.
Элль-фитта бесстрастно глянула сверху на мальчишек узкими до неразличимости глазами и сунула в рот мундштук длинной, украшенной перьями трубки. Настоящая индианка, клянусь великим Маниту, Маккеной и Гойко Митичем, как сказал бы папа, насмотревшийся в детстве фильмов про индейцев и одно время тщетно пытавшийся очаровать ими увлечённого совсем другими вещами сына! А старая, прокалённая степным солнцем элль-фитта папе бы точно понравилась. Вон даже что-то вроде томагавка у неё на поясе висит. Над пушистым меховым малахаем — это в жаркий-то летний день! — задорно торчали два длинных рыжих уха с чёрными кисточками. Вот оно! Всё-таки бывают у элль-фингов длинные уши, пусть даже и не свои, а лисьи.
— Обойдутся и без дракона, — отмахнулся Стёпка, с трудом отводя взгляд от элль-фитты. — Тут слишком шумно, а он толпу не любит.
Но всё же ему невольно представилась эта потрясающая картина, и сожаление слегка царапнуло ему душу. Что и говорить, Дрэга смотрелся бы здесь шикарно. Растопырил бы чешую, как он умеет, дыхнул бы жаром пару раз, вот тогда бы точно у орклов и весичей спеси поубавилось. А то ходят, как будто они здесь уже насовсем хозяева, а все остальные — так, не пойми кто и не пойми откуда.
Ну вот, как нагадал...
"Ты глянь, ты глянь! Сам! — зашептали вокруг. — Сам!" Толпа торопливо раздавалась в стороны, кто-то даже упал. Мальчишки оглянулись. Боеслав съёжился и отступил за Стёпкину спину. Телохранители придвинулись вплотную. Ванька бормотнул невнятное и со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы.
Весь в чёрном, словно обугленный, мимо них на породистом вороном жеребце неторопливо проехал оркимаг. Прозвенели по камням копыта, качнулись пепельные перья на чёрном же шлеме (ну почти Дарт Вейдер!). Непроницаемое лицо, пугающий профиль с породистым крючковатым носом... Стёпкин взгляд почему-то зацепился за украшенные серебром ножны прямого широкого меча. Небольшая узорная бляшка отогнулась и держалась на честном слове, грозя вот-вот отвалиться. Почему-то именно этот мелкий непорядок в почти идеальном облике грозного оркимага помог не поддаться всеобщему наваждению. Не воплощённое зло проезжало в двух шагах, не некто непобедимый и неуязвимый, а такой же (почти) человек, как и все прочие, с такими же почти проблемами. И украшение у него на ножнах может оторваться, и прыщик на носу вскочить, и штаны лопнуть в самом неподходящем месте. А если ещё припомнить сидящего в оркуланском подвале испуганного пузатого старика в раздербаненном в клочья нижнем белье, то этих оркимагов можно вообще не очень и опасаться... Слишком много они о себе мнят! Ишь, как клюв свой выставил, того гляди по орлиному заклекочет. Дать бы ему сейчас по шлему здоровенной оглоблей, чтобы понял раз и навсегда, кто в тайге хозяин... Стёпка и сам не заметил, когда успел сунуть руку в карман и сжать до боли в пальцах рукоять ножа. Гузгай, почуявший присутствие ещё одного врага, неистово рвался в бой.
Вслед за крючконосым предводителем так же неспешно ехала свита из восьми рыцарей в доспехах чуть менее богатых, но столь же мрачных. По сторонам они посматривали с этаким ленивым хозяйским прищуром, словно уже прикидывали, как всё это хозяйство отойдёт под их управление. В сторону демонов ни один из них даже не покосился, и Стёпке это, честно говоря, очень понравилось. Не знают о нас, не замечают, — ну и славно! Даже как-то жить спокойнее.
Справедливости ради заметить следует, что народ, хоть и попятился, но не шибко заробел. Потому как и не таковских чужаков видывали, и не таковских били в хвост и в гриву. И деды наши били, и отцы били, и мы, случись подобная оказия, в долгу не останемся. Так что ни гоблины, ни тайгари, ни тем более вурдалаки, головы перед орклами не гнули и глаза в стороны не отводили. Провожали чёрных злыдней насмешливыми взглядами, словно и в самом деле примеривались, по какому месту их будет сподручнее мечом или шестопёром приласкать...
— Это, наверное, сам оркмейстер, — предположил Стёпка, глядя вслед рыцарям.
— То не оркмейстер, — поправил всё знающий Боеслав. — То крон-магистр Д'Варг, он у орклов в посольстве верховодит. Он к отцу-заклинателю давеча уже приезжал, уговаривал по руку Оркланда перейти.
— И что? — оглянулся на него Стёпка. — Уговорил?
Боеслав пожал плечами.
— Мне не ведомо. Токмо — навряд. Не верю я.
Стёпка тоже не хотел в такое верить, но про себя подумал, что всё может быть. Ещё и похуже вещи в жизни случаются.
Состязания должны были вот-вот начаться. Народ шумно и с размахом готовился к предстоящему развлечению, потому как для большинства это, разумеется, было именно и только развлечение, ведь их же ничто не заставляло выходить с оружием против не самого слабого соперника. Стёпка невольно поёжился и в который раз обругал себя всеми известными ему гоблинскими ругательствами за то, что не завершил разборки с Всегневом там же, на месте, не отходя, так сказать, от прилавка. Делать это сейчас на глазах у нескольких сотен, а то и тысяч зрителей ему совершенно не улыбалось. Почему-то сразу вставали перед глазами фильмы про древнеримских гладиаторов, залитая кровью арена и зрители, дружно оттопыривающие большой палец вниз. Победить-то он, конечно, победит, но делать это напоказ, на виду у всех — это тебе не напыщенного Изведа по усть-лишайскому рынку гонять. Тогда всё внезапно случилось, без подготовки, даже испугаться не успел. А тут уже с утра только и думаешь о том, чтобы не опозориться... Теперь Стёпка точно знал, что ни артистом, ни певцом он ни за что не станет. Не его это дело перед публикой выступать. Руки-ноги уже заранее трясутся и в животе подташнивает.
