35
от мощной современной взрывчатки лишь потому, что изобрели ее на прогнившем Западе.
Некоторые шаги к обновлению, такие как отмена в Германии религиозных школ, пережили фашизм. Но социальные перемены в стране наступили лишь как следствие великих потрясений, вызванных Второй мировой войной: беды одних обернулись удачей для других, а гибель огромного числа людей создавала возможность продвижения для выживших. Но, как мы уже говорили, полагать, что фашизм привлек миллионы людей, обещая революционные перемены в обществе, было бы ошибкой. Подавляющее большинство в 30-е гг. требовало порядка и стабильности, и Гитлер отлично это сознавал. Вскоре после захвата власти он заявил, что национальная революция завершилась и в ближайшее тысячелетие никаких революций больше не будет.
В международной политике фашизм действовал весьма успешно: Германия и Италия стали сильными европейскими государствами. Большинство населения преодолевало заботы и тяготы повседневной жизни, и важным политическим фактором оставалась национальная обида — прежде всего на победителей в Первой мировой войне, которые не позволили Германии и Италии занять подобающие им места. Становится понятно, почему призывы Муссолини к аннексиям и пересмотру границ получили столь активную поддержку. По этой же причине для немцев воссоединение Саара с Германией в 1935 г., ввод немецких войск в Рейнскую область в 1936 г. (в нарушение Версальского договора) и вступление германской армии в Австрию в 1938 г. стали национальным триумфом.
После каждого очередного вторжения в чужую страну Гитлер обычно провозглашал, что это его "последнее территориальное требование". Большинство австрийцев и немцев, живших в Чехословакии, действительно не возражали против воссоединения с рейхом. Но в марте
36
1939 г. после захвата остатка Чехословакии стало, наконец, понятно, что устремления Гитлера вовсе не ограничиваются национальным объединением. Но в какой степени они выходят за рамки этой цели? Хотел ли он завоевать лишь Европу или мечтал о мировом господстве? Вероятно, Гитлер сам этого не знал, а его соратники не дают ответа на этот вопрос. Они лишь следовали за фюрером, чье видение было несравненно шире, как и подобает судьбоносной личности.
Что бы произошло, если бы в 1938 г. Гитлер, создав мощную великую Германию, остановился? В этом случае не было бы мировой войны, и нацистское государство смогло бы выжить. Некоторые даже полагают, что Гитлер вошел бы в историю как великий и мудрый правитель. Дэвид Ллойд Джордж, бывший премьер-министр Великобритании, заявил в 1934 году, что "Гитлер был самым полезным для Германии лидером со времен Бисмарка, а то и Фридриха П". Это типичное для иностранцев того времени впечатление основывалось на ошибочном суждении. Бисмарк был государственным деятелем, разумом и инстинктом понимавшим, когда следует остановиться; Гитлер, в противоположность ему, был одержимым, не способным остановиться даже тогда, когда понимал необходимость этого. Гитлер был азартным игроком, не обладавшим чувством реальности, и чем больше он преуспевал, как это было в первые годы его правления, тем глубже становилось его убеждение, что он может справиться с любым врагом. Как мог он надеяться противостоять всему миру при ограниченных ресурсах Германии? Его дерзания все более и более оборачиваются безответсвенностью. Когда в декабре 1941 г. было приостановлено наступление в России, Гитлер объявил войну США; это решение противоречило интересам Германии и оказалось залогом ее будущего поражения. Оно не было простой ошибкой в расчетах, подобной вторже
37
нию войск Муссолини в Грецию, а актом самоубийства. И это отнюдь не единственный пример.
Успех нацистов во внешней политике обеспечил Гитлеру огромную популярность в 30-е годы и создал обстановку, которая привела Германию к мировой войне и последующему поражению. Но в какой степени эта обстановка была результатом действий именно нацистов и гитлеровцев? Никакая иная разновидность фашизма не желала и не была состоянии спровоцировать мировую войну. Муссолини собственными силами мог осуществить лишь колониальную экспедицию в Африке, но не решился бы ввязаться во что-либо более серьезное, чем гражданская
война.
Но и в малых странах фашизм характеризовался милитаризмом, ультранационализмом и чрезмерной агрессивностью. Соблазнительны были бы размышления на тему, как сложились бы, например, отношения между фашистскими Великобританией и Францией или между нацистской Германией и фашистской Францией? Столкнулись бы интересы этих стран, или же они смогли бы мирно сосуществовать?
В 30-е гг. среди антифашистов был популярен лозунг "Гитлер — это война", примитивный, но по существу верный. Идеология и практические цели нацизма исключали мирное сосуществование с другими странами, не говоря уже об отношениях равенства. И поскольку, согласно фашистской философии, война — не несчастье, а напротив, необходимая страница в истории народов, целительная по своей природе, то следует не избегать войны, а приветствовать ее. Некоторые апологеты Гитлера утверждали, что он желал не войны, а трофеев. Однако можно привести бесчисленные примеры, когда Гитлер заявлял прямо противоположное. Однажды он даже выразил сожаление, что Мюнхенские соглашения (октябрь 1938 г.) лишили его столь желанной войны.
38
Войны сопровождали человечество всегда; порой они вспыхивали случайно, а порой с заранее намеченной целью. Но никогда ранее цивилизованное государство не строило планов будущей войны столь хладнокровно. Нацистские вожди совершенно не учитывали того, что в XX веке война в Европе неизбежно обернется тяжким несчастьем и для победителей, и для побежденных. Они никогда не задумывались всерьез об издержках войны — это было бы проявлением "психологии рабов". И они слишком поздно поняли, что поднявший меч от меча и погибнет.
Ну и что, что Муссолини добился, чтобы поезда ходили по расписанию, а Гитлер построил превосходную сеть автострад, если города, связанные этими дорогами, оказались разрушены? Можно понять, почему успехи фашизма в его первые годы производили на многих огромное впечатление. Но эти многие слишком долго не задумывались над тем, что за все придется дорого и скоро расплачиваться.
ИДЕОЛОГИЯ НЕОФАШИЗМА
В чем отличие неофашизма от исторического фашизма? Может быть, это лишь новая ослабленная версия итальянского и германского фашизма 1930-х гг.? Однозначно ответить на этот вопрос невозможно, ибо и прежде существовало множество разновидностей фашизма, да и сейчас их не меньше. Некоторые следуют традициям ультраправых, другие — национально-революционным или даже национал-большевистским традициям, третьи — хранят верность историческому фашизму. Далеко не всегда легко уяснить разницу между ними. Но у всех этих течений есть общие черты — неистовый национализм, вера в могущество государства и чистоту нации, ненависть к либерально— парламентскому устройству общества, оппозиция коммунизму, с одной стороны, и капитализму — с другой.
39
Существовали и вовсе странные течения, такие как "Народная борьба" итальянца Серафино Луйя и "фашистский маоизм" бельгийца Жана-Франсуа Тириара, чья организация "Молодая Европа" имела последователей в нескольких странах.
Новый фашизм набирает силу, только если приспосабливается к изменившейся обстановке. Культ фюрера и дуче вышел из моды, и лидеры этого типа покинули политическую сцену. Воздействие средств массовой информации и пропаганды сильно, как никогда, что и продемонстрировало правление Сильвио Берлускони в Италии 1993-1994 годов. Возникла телекратия, способная совершать чудеса — пусть и на короткое время. Национализм не потерял своей привлекательности, но в Европе его проявления — это скорее оборонительная, нежели агрессивная реакция; складывается впечатление, что война правилами игры не предусматривается. К тому же у ультраправых нет монополии на национализм: в Греции, например, и левые, и правые одинаково националистические.
Понимая, что военная агрессия более неприемлема, неофашизм избрал позу спасителя Европы. В этом нет ничего нового и революционного: уже проигрывая войну, Гитлер по-прежнему изображал из себя спасителя Европы, так же поступал и Мосли. Но подобное поведение — скорее проявление отчаяния, нежели подлинной убежденности.
Для движений, ищущих свою цель, призыв спасти Европу содержит определенный элемент логики: экономическое, демографическое и даже политическое давление на Европу постоянно возрастает, несмотря на то, что непосредственная угроза с Востока уже дело прошлого. Однако действительно спасти Европу сможет лишь интеграция, гораздо более тесная, нежели та, что допускается большинством неофашистов, поскольку противоречит их национализму и ксенофобии.
Неофашисты славят великое прошлое и великое бу
40
дущее Европы. Проблемы современной реальной Европы оставляют их равнодушными. Большинство из них выступает против Европейского союза, Маастрихтских соглашений и европейской валюты. Неофашисты заняты разработкой "европейской идеи", которой пока еще нет, но которая, по их утверждению, обязательно будет создана. Понятно, почему восточноевропейские неофашисты не особо жаждут чересчур тесного сближения с неофашистами Западной Европы.
Неофашизм выступает против коммунизма, но коммунизм перестал быть угрозой. С ограничением американского присутствия в Европе ослабевает и американская угроза, за исключением, быть может, в сфере культуры и духовной жизни. Ультраправые в Европе, на Ближнем Востоке и в Азии всегда были настроены против Америки и даже в разгар холодной войны исповедовали некую форму нейтралитета (нередко называемую "третий путь"). Некоторые настороженно относились к НАТО, некоторые участвовали в демонстрациях против ядерных вооружений. В пропаганде правых непременно присутствовала завуалированная идея: "Европа — оккупированный континент".
Социализм советского типа мертв, и после его смерти пропаганда ультраправых выдвинула на передний план антикапитализм, несмотря на отсутствие альтернативной социально-экономической программы. Постоянно выступая против либерального капитализма, свободной торговли, транснациональных корпораций и "Уолл-стрита", они никогда не объясняли, что предлагают взамен. В 30-е годы фашисты обычно высказывались за автаркию, но в настоящее время она уже невозможна; теперь неофашисты больше не призывают упразднить биржу и расширить государственную собственность. Не разъясняют они и своих позиций относительно социальной помощи и налогообложения. Они обещают защитить "национальный средний
41
класс" от иностранных капиталистов (компрадоров). Однако эта старая ленинская концепция не применима в конце XX века. Некоторые (но не все) неофашисты выступают за государственное контролирование экономики, более значительное, чем в США. Однако эту идею они разделяют с многими партиями, в частности — с левыми.
Неофашисты обещают восстановить семейные ценности и принять крутые меры против наркомании и порнографии. Их "ценностный консерватизм" (Wertkonservative) призывает уделять большее внимание охране окружающей среды, и действительно, в 90-е годы вопросы экологии стали основной темой их пропаганды. Но и в этой области первенство принадлежит не им, поэтому любая попытка изобразить нацистов и их кредо "крови и почвы" как первых "зеленых", просто неверно понятых, вовсе не убедительна. В своих публикациях неофашисты часто пишут о гибели лесов, озоновых дырах, опасности загрязнения среды. Они не одобряют современный феминизм, но не это главная их забота. Несмотря на издевательское отношение неофашистов к субкультуре современного гомосексуализма, некоторые из неофашистских лидеров, например, немец Михаэль Кюн (умерший от СПИДа) — гомосексуалисты.
У неофашистов нет единства мнений в отношении религии. Русские неофашисты — православные христиане, выступающие за тесное сотрудничество с церковью (но против чрезмерной зависимости от нее). Различные сектантские элементы поддерживают неоязычество, причем их языческие божества вовсе не тождественны. Если некоторые ультраправые провозглашают приверженность традиционному христианству — вследствие подлинных убеждений или оппортунизма, то другие избирают теософские секты в традициях Елены Блаватской и Элис Бейли. Так в 60-е годы среди хиппи, культ которых требовал "пробуждения совести", вновь возникают различные эзотери
42
ческие группы. Эзотерические учения, не будучи националистическими и даже политическими в строгом смысле слова, глубоко антирациональны; в них просматривается тенденция к размыванию границ между добром и злом. На смену морали приходит "биоэтика", а понятие добра заменяется планетарной пользой. Однако и это не ново: оккультные идеи проповедовало множество шарлатанов, приложивших руку к возникновению нацизма (и в меньшей степени — итальянского фашизма). Эти идеи нередко резонируют с призывами крайних неоутопистов из движения зеленых (так называемых экофашистов), выступающих за депопуляцию континентов. Некоторые группы неофашистов и движение "Новый век" связывает идейное родство. Если "добро" — это то, что хорошо только для меня лично, то применение даже самых крайних мер против остальных может считаться оправданным. В этом смысле неофашизм можно рассматривать как часть движения, пытающегося заполнить духовную пустоту, возникшую в результате упадка религиозного сознания.
В настоящее время ощущается недостаток новых политических идей. Сегодня идея фашистской диктатуры лишена былой привлекательности, и поэтому неофашисты стараются не затрагивать этого вопроса. В некоторой идеологической неясности есть и свои преимущества. Основная цель неофашизма — оказаться безупречной альтернативой либерально-демократической системе, малоэффективной, или же хаосу, возникшему в результате крушения коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе. Именно поэтому неофашисты считают разумным не формировать четко свою позицию, чтобы не потерять тех, кого они хотели бы привлечь в свои ряды.
Возможно, для неофашистов достаточно было бы выглядеть, как партия порядка, национального возрождения и спасения своей страны (или Европы) от алчных чужаков— паразитов. Куда важнее добиться респектабельности,
43
нежели иметь детально разработанную и последовательную программу. Семьдесят лет назад программы нацистов и итальянских фашистов были весьма кратки, но вряд ли кто— либо обращал на это внимание, и отсутствие программ не слишком помешало политическому успеху этих партий. Неофашизму, отметим еще раз, не нужна ни идеология, ни гуру — их роль не самая важная. У неофашизма совсем немного приманок, они несложны, но вполне достаточны для нынешних политических действий. Идейные построения можно оставить интеллигентам. Достойные своего имени воинствующие неофашисты понимают инстинктивно, за что они выступают, даже если и не имеют ученой степени по политологии.
Фашизм традиционно базировался на мифах, интуиции, инстинктах (воля к власти и голос крови) и иррациональной системе идей, не имеющих ни малейшего отношения к научному знанию, к пониманию историко-политических и экономических тенденций. Положение не изменилось и сейчас. Идеологи фашизма были малозначительными личностями, такими как, например, Альфред Розенберг, автор известного "Мифа XX века". Весьма сомнительно, чтобы хоть кто-нибудь обратился к нацизму после прочтения этой книги. То же относится к Италии, но идеологам положено было пребывать в тени, они были всего лишь толкователями. Пророками и кладезями мудрости были фюрер и дуче. Однако, в противоположность Ленину и Сталину, у них не было идеологических амбиций. Они стремились творить историю, а не толковать ее; они предпочли роль не мыслителей, а людей действия. Основные черты фашизма были (и есть) самоочевидны — национализм, социальный дарвинизм, расизм, насущная необходимость в вожде и новой аристократии, послушание, неприятие идеалов Просвещения и Французской революции.
