Некоторые утверждают, что долговременного взаимопонимания между фашизмом и религией не может быть просто потому, что это мировоззрения холистские, предъявляющие претензии на человеческую личность во всех ее проявлениях. "Да не будет у тебя иных богов, кроме
53
Меня", — провозглашает Библия, но Библия же требует, "отдать Кесарю — кесарево, а Богу — Богово". Талмуд недвусмысленно объявляет "Дина de малъхута — дина", то есть "Закон светского государства — это закон". Однако ислам, согласно фундаменталистам, — "дин да day ля" — и религия, и социально-политическая система. Ислам не призывает мусульман к неподчинению немусульманским правителям, но утверждает, что подчиняться следует лишь до тех пор, пока не придет конец господству "неверных".
Доказывалось также, что синтез фашизма и религии невозможен, поскольку все фашистские течения глубоко националистичны, тогда как сегодняшний светский национализм для современных мировых религий безразличен или же абсолютно неприемлем. Однако воинствующая религиозность и национализм сосуществуют в шиитском Иране, среди еврейских фанатиков в Израиле, среди сикхов — в Индии и в других районах Азии. Русская православная церковь всегда была оплотом русского национализма, также как и армянская, грузинская, украинская и болгарская церкви — оплоты национализма в своих странах.
Еще одним серьезным аргументом может быть и то, что исторически некоторые религии не столь фанатичны, как другие. Поэтому они не могут превратиться в борцов за клерикальный фашизм. Отнюдь не все религии стремились к установлению теократии. Так, в далеком прошлом Индия была образцом веротерпимого государства, где царь Ашока почитал все религии, а Акбар проповедовал религиозную терпимость.
Подобная терпимость наблюдалась в Европе при Фридрихе Гогенштауфене в ХШ веке; но это было исключением. История христианства с раннего средневековья — это преследование еретиков, сожжение ведьм, крестовые походы и погромы, инквизиция и иные формы нетерпимости. Борьба за власть между церковью и светскими
54
правителями продолжалась в течение долгих веков и закончилась с секуляризацией государств на пороге нового времени (в России это произошло несколько позже, при Иване Грозном, наложившим на церковь свою тяжкую десницу).
Иран — наиболее известный пример религиозной нетерпимости ислама. Строго говоря, эта традиция уходит вглубь доисламских времен; она проявляется в преследовании турок, узбеков, а в недавнее время — и различных исламских сект, а также бахайцев, христиан, евреев и всех прочих религий. Объявление священной войны— ("джихада") неисламскому миру — "дар алъ-харб"— жизненно важный коллективный долг-"фард алъ-кифайя". Джихад — перманентная революция, допускающая временные перемирия, но не подлинный мир. Таков общий закон, но на практике постоянно приходится делать уступки.
Разумеется, фундаментализм — не монополия ислама, его можно обнаружить и в христианстве, и в иудаизме, и в других религиях. Крайняя форма проявления фундаментализма — политический терроризм. В США это убийства сторонников абортов, в Израиле — каханизм, в Индии — нападения индуистов на мусульман. Фундаменталисты осуществляют политическое давление на правительства в Америке, Европе и Азии. Радикалы приобрели власть в мусульманском мире, но не исключено, что их влияние еще возрастет на огромном пространстве от Алжира до Бангладеша. С другой стороны, во многих странах Востока и Запада настолько усилился секуляризм, что захват власти фундаменталистами не представляется возможным.
Полезно выделить основные политические особенности исламского радикализма и черты, роднящие его с фашизмом. К ним можно отнести обскурантистский и антизападный характер исламского радикализма; отказ от цен
55
ностей либерального общества и прав человека, примат коллективного над индивидуальным, особую власть элиты и диктаторские методы управления, широкое использование пропаганды и террора, исключительные агрессивность, прозелитство и фанатизм.
Интеллектуальные предтечи итальянского фашизма и национал-социализма проповедовали, что общественное выше личного. Они прославляли страдания во имя святой цели, считали демократию искусительной ересью, верили, что мир четко поделен на друзей и врагов ("наших" и "не наших", по терминологии русских ультраправых 1990-х гг.). На их знамени были начертаны такие принципы, как окруженное тайной руководство, слепое подчинение, почти абсолютная вера в превосходство мужчины, непримиримый конфликт с прогнившей западной цивилизацией. Таковы были символы веры Людвига Клягеса и Карла Шмитта, Ханса Фрейера и Фридриха Вольтерса, правых протестантских теологов Веймарской республики и прочих, ныне забытых.
Но если рассуждать с иной точки зрения, то некоторые перечисленные выше принципы являются символами веры радикального Ислама. Фундаментализм сам по себе нельзя уравнять с фашизмом. Во многих странах фундаментализм консервативен и обращен в прошлое. Иногда фундаментализм затрагивает главным образом сферу духовную, а иногда это метод защиты — реакция религиозного меньшинства на светское большинство или же на религию большинства. Таковы, например, крайне ортодоксальные евреи в Израиле, шииты в Ираке, мусульмане — в Индии. Подобные группы фундаменталистских меньшинств могут быть весьма радикальны и способны на насилие и даже террор. Но они не могут и мечтать о теократии: максимум их возможностей — добиться большей автономии.
В таких странах как Индонезия и Малайзия культурные традиции не допускают возможности развития
56
фашизма, а общество настолько секуляризовано, что нейтрализует влияние фундаменталистов. Победа Хомейни в Иране безусловно придала новый стимул фундаментализму во многих мусульманских странах, в частности, в Пакистане и Египте, но фундаменталисты-шииты и фундаменталисты— сунниты и в теории, и на практике резко отличаются друг от друга. Большинство фундаменталистов-суннитов считает шиитов сектантами и не приемлет пример Ирана.
И все же между мусульманским радикализмом и фашизмом есть несомненное родство. Не будучи тождественными движениями, они весьма сходны в существенных деталях, иногда даже поразительно сходны. Гитлер, придя к власти, распустил профсоюзы и отменил празднование Первого мая. День международной солидарности трудящихся стал Национальным днем труда и оплаченного отпуска, каковым не был прежде. Хомейни сделал то же самое. Отныне иранцы маршируют под лозунгами "Рабочие и труженики, Ислам — для вас!". "Наша партия — партия Аллаха, наш вождь — Рухолла Хомейни!". И в Германии, и в Иране празднование Первого мая продолжалось еще некоторое время, но постепенно потеряло свое значение4. Вряд ли аятолле была известна политика нацистов по отношению к профсоюзам и левым — скорее всего это было инстинктивное действие.
Один из исследователей современного Ирана сравнил фундаменталистский Иран не с европейским фашизмом, как таковым, а с его наиболее крайней группировкой — румынской "Железной гвардией", которая, как и иранские исламисты, пополняла ряды своих боевиков за счет студенческой молодежи крестьянского происхождения. Оба движения исповедовали страдание, жертвенность, мученичество. Среди румынских фашистов немаловажную роль играли священнослужители, собрания начинались богослужениями, во время фашистских шествий развевались хоругви (как и на демонстрациях русской "черной
57
сотни"). По словам лидера "Железной гвардии" Корнелиу Кодряну, ее целью было "воскрешение во Христе".5 Шииты предпочитают воскрешение имама, но параллели тем не менее поразительны.
Если радикализация в исламском мире будет продолжаться, то усилятся и фашистские тенденции. На Западе многие опасаются даже термина фашизм, но вне Европы и Северной Америки фашизм не всегда рассматривается в негативном контексте: для боевиков Третьего мира Гитлер и Муссолини — борцы за национальное освобождение, которые, даже потерпев поражение, не покрыли себя позором.
Основная черта, общая для фундаментализма и фашизма, — тоталитаризм. Фундаменталисты — в некоторых отношениях традиционалисты, но в то же время они хотят улучшить общество и человека, а не сохранять их в прежнем виде. Им нужно не просто пассивное послушание, а энтузиазм и полное подчинение. Такой фундаментализм глубоко антидемократичен и антилиберален. Нет свободомыслия, есть только ересь. Прав отдельного человека и свободы мнений не существует. Радикальные мусульманские философы воспринимают демократию как богохульство.
Это же относится к коммунизму, в особенности к его сталинистской форме. Однако теоретически сталинизм никогда полностью не отходил от своей интеллектуальной основы — Просвещения, секуляризма, идеалов Французской революции. Заявляя, что его вдохновляют идеи рационализма, коммунизм был, разумеется, антирелигиозным, в противоположность фашизму, который хотя бы на словах отдавал должное религии. Подобно фашизму, радикальный фундаментализм — популистское движение, основанное на социальной напряженности, вызванной недовольством деклассированных элементов, обделенных благами современного общества и чувствующих себя отвержен
58
ными. Он носит явно эгалитарный характер и направлен против более благополучных.
Мятежники в Алжире и Египте, забрасывающие камнями новые автомобили и врывающиеся в новые дома, столь же одержимы завистью и отчаянием, как и глубоким религиозным чувством. Под "священным гневом" скрываются разочарование и старомодные идеи "классовой борьбы". У рекрутов плебейских штурмовых отрядов в Германии 1932-1933 гг. много общих черт с тегеранскими хулиганами, которые стали хребтом движения мулл.
Исламскую революцию в Иране поддержали многочисленные недовольные: средний класс и "базарис" — мелкие торговцы и ремесленники, считающие себя обойденными и отвергнутыми сегодняшним днем. Они не могли получить кредитов и чувствовали угрозу, которую несут им современные магазины и импорт высоких технологий. Существовал и новый, современный средний класс, но шахский режим, опасавшийся любых проявлений общественной независимости, не позволил ему организоваться. Движения, приведшие к победе европейский фашизм и исламскую революцию, состояли из разрозненных групп с противоречивыми классовыми интересами. Но не эти интересы играли решающую роль, особенно на позднейших этапах. Новый режим пообещал во имя высшей цели сгладить классовые противоречия. "Базарис" было велено вернуться к традиционным занятиям, а Хомейни объявил, что отнюдь не высокие цены на дыни явились причиной его "славной революции".
При фашизме главный инструмент власти — государственная партия, при фундаментализме — религиозные организации. Такие организации могут подчиняться харизматическому лидеру, подобному Хомейни, но как правило, имеют коллективное руководство. Духовное сословие в шиитской системе играет центральную роль, в суннитском фундаментализме — гораздо меньшую. Однако для всех
59
фундаменталистских движений характерно, что священнослужители никогда не стоят слишком далеко от руководящих постов. Это касается и радикальных раввинов в Израиле, и сингалезских монахов в Шри-Ланке, и священников в других районах мира. Радикальная политизированная религия, как и фашизм, притягивает молодежь и студентов. Это вызвано крушением альтернативных идеологий, неприятием западного образа жизни, безработицей и невозможностью добиться положения, достойного полученного образования.
Как исторический, так и клерикальный фашизм имеют похожие экономические программы. Вернее было бы указать на отсутствие таковых. Оба движения выступают против материалистического социализма, но за "справедливый общественный строй", оба движения отвергают капитализм западного типа, но не возражают против частной собственности. Не доверяя рынку, они тяготеют к государственному капитализму. В нацистской Германии СС и некоторые нацистские лидеры создали крупные корпорации, такие как предприятия Германа Геринга. В Иране правящее духовное сословие, имея в своем распоряжении миллиарды долларов, владеет акционерными компаниями и фондами, контролирующими значительную долю экономики Ирана. Муллы осуждают демонстративное расточительство, но вполне мирятся с роскошью в частной жизни, если она сокрыта от глаз.
И наконец, важнейший вопрос — о насилии. Радикальный ислам взирает на природу человека весьма пессимистически: страх необходим; если человек никого не боится, он будет грешить. Одного лишь внушения недостаточно: требуется принуждение, и не только по отношению к врагам, но и к сторонникам. Применение террора распространяется и на собственную страну, и на зарубежные страны. Нацисты, фашисты и, конечно же, сталинисты в мирное время не брезговали политическими убийствами
60
за пределами своих стран, но они всегда пытались замести следы. Исламские радикалы практикуют это в открытую, как показали покушения на жизнь Салмана Рушди и бенгальской писательницы Ташимы Нашрин. Отступники и ренегаты должны быть наказаны, иначе их примеру последуют другие. Можно было предположить, что сотни фанатиков-верующих добровольно пожелают исполнить священный долг, ибо каждому мученику гарантировано место в раю. Однако не слишком полагаясь на человеческую природу, муллы сделали задачу еще более привлекательной, посулив более миллиона долларов в вознаграждение за убийство отступника Рушди.
Исламизм — не религия, а религиозная идеология, главная цель которой — бунт против Запада и модернизма. Корни исламизма — в неприязни, которую чувствуют мусульмане против главенствующего положения Запада в политике, культуре и экономике. Западные ценности не приемлются, поскольку подрывают традиционный мусульманский порядок и образ жизни, оттесняя религию и духовенство на второй план. Эта идеология столь же яростно отвергает Китай, Японию и Россию. Но поскольку на протяжении обозримого времени мусульманские страны в основном имели контакты и конфликты с Западом, то ожесточенный гнев направлен в первую очередь против исчадий Сатаны в этой части мира.
Идейное антизападничество по духу весьма близко традиционной позиции ультраправых европейских мыслителей, чьи взгляды проложили дорогу фашизму.6
Согласно мнению некоторых специалистов, возрождение фундаментализма — это результат крушения национализма и национальных государств в арабском и мусульманском мире из-за искусственно проведенных границ. Но это верно лишь отчасти. Так или иначе, арабские секуляр— ные националисты также возражали против прежних границ, а конфликт между секулярным национализмом
61
и исламом нельзя считать непримиримым. Насер и Саддам Хусейн, будучи националистами, в своих антизападных выступлениях как истинно правоверные мусульмане призывали к джихаду. И их широко поддерживали исламистские радикалы, несмотря на гонения на "мусульманских братьев", шиитские секты и другие радикальные группировки.
Неприятие либеральных и светских ценностей, в том числе и прав человека в западном понимании, и их подмена исламским порядком не требуют подробного анализа. Некоторые западные защитники культурного релятивизма заявляют, что это не конфликт, а лишь недоразумение, основанное на традиционном предубеждении христианства против "воинствующего ислама". Кое-кто из них доказывает, что по восточному обычаю слова не всегда употребляются в их прямом значении (например, "священная война") и что между мусульманской догмой и мусульманской практикой пролегает огромная дистанция. Эти аргументы не полностью ошибочны, поскольку любая идеология вынуждена делать некоторую скидку на реальность, несовершенство человека и его слабости. Любая идеология, будь то исторический фашизм или коммунизм, вынуждена приспосабливаться к переменам в экономике и технике, не может избежать этого и ислам. Верно также, что арабский язык обнаруживает тенденцию к гиперболам. Но все же эта апологетика ложна, ибо пытается представить радикальный ислам более умеренным, чем он есть. Китайские коммунисты не были лишь "аграрными реформаторами", как полагали доверчивые иностранцы в 1930-1940-е гг. И мусульманские радикалы — отнюдь не только правоверные, творящие добрые дела и молитвы: их главная цель — наказать неверных. Если исламское судилище ("фатва") призывает покарать писателя, осмелившегося критиковать самого пророка или его учение, если женщине, выразившей недовольство об
