— В каком-то смысле это именно то, что я и имею в виду.
— Эй! Просто потому что твоя чакра была красной прежде, чем моя, не означает...
— Но это так, — оборвала Цунаде, не давая договорить бывшей куноичи Звука. — Это означает, что у нас с ним была своя история, как и у Аяме с ним, прежде чем ты появилась в планах. Таким образом, он лучше понимает, как мы обычно действуем, и поэтому ему, может быть, более комфортно находиться рядом с нами. Например, когда он ест в Ичираку, он знает, как обычно ведет себя Аяме, и, возможно, из-за ее признания Наруто более склонен верить в ее чувства и в то, что дзюцу не так сильно повлияло на нее. Проблема в том, что Кандзи точно знал, что ему сказать, чтобы он начал сомневаться в наших чувствах. На самом деле, Наруто, возможно, уже сомневался, а слова Кандзи просто заставили их казаться более реальными.
— Это, может быть, не единственная причина его паники, — заговорила Йоруичи, глядя на Киёми, из-за реакции которой биджу знала, что та что-то скрывает по этой теме. — Почему бы не рассказать нам, о чем ты задумалась, Киёми?
Биджу подняла голову на этом вопросе и почувствовала, как все женские взгляды направлены на нее. Она вздохнула:
— Я полагаю, что частично виновата в том, что сделала, чтобы обойти его печать. — Увидев, как женские взгляды застыли, она быстро добавила: — Я не знала, что это по-прежнему активно...
— Просто перейди к объяснению того, что ты сделала, — сердито потребовала Таюя.
Киёми впилась взглядом в женщину, но вскоре перевела взгляд вниз:
— Во время путешествия, когда Джирайя тренировал Наруто, пытаясь научить его владеть моей чакрой, он использовал ключ, который ему оставил Четвертый, чтобы частично открыть печать. Я воспользовалась возможностью, чтобы завладеть его телом, и почти сбежала, но Джирайе удалось подавить меня, прежде чем все зашло слишком далеко, однако он все-таки оставил печать в ослабленном состоянии.
— Джирайя никогда не сообщал об этом, — потрясено проговорила Цунаде.
— Я... я не удивлена... Я оставила его тяжело раненым. Я до сих пор думаю, что он сам никогда не рассказывал об этом Наруто, вероятно, он держал это при себе. — Смущенная Киёми продолжила: — Но в тот момент я увидела путь к бегству. Единственная причина, по которой мне хватило сил взять над ним контроль, — несмотря на то, каким бы он время от времени ни казался, он всегда нес более тяжелое бремя, чем показывал.
— Ты этого не сделала? — спросила Йоруичи, наклонившись вперед, внезапно сообразив, что сделала Киёми.
— Не судите меня, — огрызнулась Киёми. — То, что у тебя, похоже, есть догадка, что я сделала, вероятно, означает, что ты сама так делала.
Йоричи отвернулась, говоря:
— Я никогда не делала этого, Киёми. Прежде чем джинчурики Кумогакуре пытаются взять меня под контроль, они идут медитировать перед Водопадом Истины. То, что ты сделала, — это дала темному аспекту его души использовать твою собственную чакру.
Киёми отвела глаза, но кивнула:
— Я надеялась, что по мере роста его гнева он в конце концов потеряет желание удерживать меня. Я... я думала, что это исчезнет, если не дам ему чакру.
— Когда ты впервые начала подозревать, что эта штука повлияла на Наруто, почему не положила этому конец?! — сердито крикнула Сакура.
Кьюби видела, что другие женщины чувствовали себя так же, поэтому встала:
— Я... не хотела признавать, что это я стала причиной боли Наруто. Я... я разберусь с этим.
Женщины смотрели, как биджу уходит с различными эмоциями на лице, и даже после того, как она ушла, молчали, пока Хината грустно не спросила:
— Что нам делать?
— Просто, после того как Киёми справится с тем, что ей нужно, мы напомним одному идиоту, что он такой же наш, как и мы его, — ответила Цунаде, улыбаясь так, что постепенно улыбки начали появляться и на лицах остальных женщин. — Вот что я имею в виду...
* * *
* * *
* * *
*
Кушина чувствовала себя глупо, когда выглянула из-за угла, будучи одетой в свое снаряжение куноичи, пытаясь найти то, что, по ее мнению, было виновно в депрессии ее сына последние несколько недель. Однако женщина ничего не могла с собой поделать, за это время она начала опасаться, что внутри печати происходит что-то необъяснимое. Но, так ничего и не увидев, Узумаки продолжила свой путь по коридору, выглядевшему, словно темный тоннель, наполненный трубами. Она знала, что могла изменить декор, но боялась, что из-за ее нынешнего состояния печать приобретет еще более странный вид. Пока Кушина спокойно путешествовала по коридорам дальше, она украдкой размышляла о последних нескольких неделях. Они были и благословением для нее, и источником беспокойства. Хорошее объяснялось тем, что впервые после пробуждения Кушине не приходилось делить своего сына с гаремом женщин, благодаря чему у них двоих появилась возможность по-настоящему познакомиться друг с другом, поскольку до этого всегда казалось, что они куда-то спешили. Не говоря уже о том, что ей не нужно было постоянно быть на страже и находиться недалеко от двух светильников, символизировавших включение печати.
Хотя один недостаток присутствовал даже тогда, когда они были вместе. Даже если Наруто посмеялся над чем-то, когда они шутили друг с другом, Кушина замечала, что часть его в этом не участвовала. Наруто проделывал отличную работу, чтобы скрыть это, но Узумаки все равно это видела. По правде говоря, она и сама была удивлена, когда возлюбленные сына отступили, но быстро пришла к выводу, что так они показывали Наруто, что могут действовать независимо от него, если захотят. Ублюдок Кандзи проделал отличную работу, убедив Наруто, что его контроль распространяется даже на их подсознание, и, хотя это было последнее чего хотел блондин, женщины оставили его в покое. Их отступление, как предполагалось, должно было показать ему, что он не управлял ими и что это на самом деле правда.
Однако, независимо от того, что искала Кушина, казалось, ей все равно мешало ее собственное предчувствие; она не могла по-настоящему удержать свои мысли. Узумаки чувствовала муки вины, так как она, вероятно, могла бы сделать больше, чтобы убедить своего сына в предполагаемой правде о действиях гарема, но эгоистичные желания удерживали ее от этого. Кушина не хотела сейчас терять беспрепятственный доступ к сыну, и с каждым днем отказаться от этого становилось все тяжелее, особенно когда в итоге ей удалось провести с ним его семнадцатый день рождения. Конечно, она знала, что ему было грустно, хотя он и видел многих из своих возлюбленных в течение всего дня, правда, все проходило в менее интимной обстановке. Однако он отодвинул эти чувства, чтобы насладиться ночью с ней, и они наконец впервые смогли провести этот день рождения вместе. Размышления об этом заставили женщину прослезиться, особенно когда она вспомнила, что Наруто даже съел торт, который она себе представляла по этому случаю, просто чтобы сделать все это для нее более реальным. После этого случая Кушина впервые захотела быть свободной от печати, ведь, несмотря на то, что ночь была особенной, она была приглушена отсутствием ощущений. Например, когда она зажгла свечи, женщина не могла по-настоящему ощутить жар. Вместо этого все было похоже на воспоминание, что на самом деле Кушина должна была почувствовать, словно, если бы она не пережила такие события в прошлом, она и вовсе бы ничего не ощутила.
Узумаки предположила, что именно поэтому Кьюби так отчаянно ухватились за ощущения, которые испытывал Наруто, используя дзюцу 'Соблазнительное прикосновение'. Ощущения, которые Кушина действительно чувствовала в печати, были слишком малы, и, хотя женщина пришла к определенному выводу, это никак не помогало решить ее растущую потребность в физическом удовольствии. Тем более после того, как проблема усугубилась отсутствием секса у ее сына. Красноволосой, конечно, нравилось, что у нее появился свободный доступ к Наруто, но это также означало, что и у него он был. Раньше, как бы ей ни были ненавистны лампа и этот зеленый свет, благодаря ей она точно знала, когда у нее появится время, которое ей было так необходимо, чтобы остаться наедине с собой. И хотя Кушина знала, что эти потребности были по своей природе ментальными и мало чем могли ее успокоить, когда она чувствовала себя особенно возбужденной, в течение последних трех недель она была слишком возбуждена, чтобы даже испугаться, если Наруто внезапно появится и поймает ее в компрометирующей ситуации.
Кушина почувствовала желание провести рукой между ног, дав себе быструю разрядку, но сомневалась, что этим все закончится, поэтому, покачав головой, она начала мысленно себя корить: 'Перестань вести себя, как подросток, и вспомни, зачем ты сюда пришла'.
Сосредоточившись на задании, Узумаки знала, что это относительный термин, но, учитывая темное и сырое состояние тоннелей, было легко представить, что она находилась в некоторых подземных переходах, которые вели в сырой подвал. Сфокусировав внимание еще раз, она вспомнила, почему почувствовала, что какая-то внешняя сила мешала Наруто увидеть, для чего его возлюбленные отступили. Первый случай произошел тогда, когда блондин противостоял Кандзи. После того как он перегрузил устройство, перекрывавшее чакру Наруто, Кушина начала давать столько чакры, сколько могла, чтобы гарантировать, что он будет в прекрасной форме. Однако ей быстро пришлось остановиться, потому что она почувствовала, словно что-то не так. Как будто чакру вытащили и испортили, делая ее сына все злее и злее. Разумеется, в настоящий момент она сомневалась, что ему понадобится любая помощь в этом отношении, но теперь Кушина подозревала, что это как бы поглощение могло произойти не просто так. Как и ее сознание, что-то цеплялось за чакру и вытащило ее из печати, что позволило ею завладеть. Вспоминая состояние, в которое впал ее сын, она сразу же начала возвращать свою чакру, но невидимая сущность немедленно потянула женщину на себя, и между ними началось перетягивание каната. Когда Кушина боролась с тем, что требовало чакры, она чувствовала свой гнев и разочарование как в ней самой, так и в жизни в целом. Это оставило женщину с чувством, которое независимо от того, что бы это ни было, никогда не будет видеть ничего, что могло бы быть счастливым.
Однако это чувство, в свою очередь, помогало ей отслеживать все, что было. Злость, которая была в центре, пугала Кушину, так как она вполне могла быть чем-то естественным внутри ее сына. В конце концов, жизнь джинчурики была довольно сложной и тяжелой, и, хотя саму красноволосую такая участь милостиво обошла стороной, потому что, кроме горстки самых старших из иерархии Конохи, никто не знал, что она содержала Кьюби, женщина не желала испытать такую судьбу никому. Самым сложным испытанием для Узумаки оказалось признание, и она довольно сильно нервничала, когда наконец все рассказала Минато. Хотя впоследствии чувствовала себя довольно глупо, потому что он просто улыбнулся ей и сказал, что его не заботит, что она всего лишь сосуд для того, что многие считали самым могущественным из биджу.
Узнав, что ее сын не был таким удачливым и то, как провел значительную часть своей молодости, разбило ее сердце. Тем не менее Кушине было трудно представить Наруто источником ненависти и боли, которые она испытывала. Не то чтобы было невозможно, что гнев был Наруто, однако было трудно поверить в его глубину.
Заходя за угол, Узумаки ничего такого не увидела, поэтому направилась дальше по коридору. Пока Кушина продолжала идти, она думала о другой причине, из-за которой думала, что ее сыном манипулирует то, что она искала. Обычно это начиналось утром или ночью, прежде чем Наруто ложился спать, пообещав, по крайней мере, поговорить со своими возлюбленными. Именно тогда что-то начинало шептаться, и с течением времени этот шепот становился все сильнее. В основном это продолжалось до тех пор, пока его неуверенность не брала верх и не заставляла переносить разговор со своими возлюбленными на другой день, и после этого шепот исчезал. Только недавно она смогла снова это почувствовать, хотя и слабо. Шепот прекратился, как только Наруто уснул, хотя Кушина все еще чувствовала злобу. И, пока блондин спал, она решила добраться до сути и разобраться со всем этим, чтобы утром его не встретил неприятный шум, который попытался бы возродить сомнения, что удерживали его вдали от его возлюбленных.
Добравшись до другого угла, Кушина осторожно подошла, а затем высунула голову, убедившись, что то, что она искала, не ждало ее. Внезапно что-то надавило ей на плечо сзади, вынуждая закричать от испуга, поскольку воображение женщины сразу подкинуло новые образы призрачного духа, который преследовал ее сына и набросился на нее саму. Она отстранилась от потенциальной угрозы, отпрыгнув в сторону. Приземлившись на корточки, Узумаки потянулась за кунаем больше рефлективно, чем с целью отражения любого фактического вреда, когда кто-то прикоснулся к ней. Сосредоточив внимание на лице, она сказала:
— Кьюби!
— Я теперь Киёми, — ответила биджу, раздраженная как старым прозвищем, которое использовала Кушина, так и испуганным криком, который выпустила женщина.
Полагая, что эффекта неожиданности больше не добьётся, биджу просто начала идти дальше по коридору, оставив смущенную мать позади себя.
— Эй! — крикнула Кушина, быстро догнав биджу. — Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ты и Наруто не...
Киёми посмотрела через плечо, ухмыльнувшись матери своего бывшего хозяина:
— О, ты бы узнала, если бы мы... и мое сознание определенно было бы слишком занято, чтобы разговаривать с тобой.
Кушина покраснела от того, на что намекнула биджу, но, получив контроль над своим смущением, спросила:
— Тогда что ты здесь делаешь?
Веселость Киёми исчезла, заменившись чувством убогости.
— Собираюсь положить конец замыслу, который, как я полагала, должен был исчезнуть сам.
— Ты имеешь в виду, что это ты ответственна за то, что беспокоит Наруто? — возмутилась Кушина.
Однако, увидев, как биджу сама себя корила, Кушина начала успокаиваться, вспоминая слова своего сына о попытках увидеть все с другой точки зрения. Имея это в виду, она поняла, что, независимо от того, что сделала Кьюби, она сделала это, когда была заключена, и совершала все, что могла, чтобы убежать.
— Итак... Что именно ты сделала? — немного остыв, спросила Узумаки.
Киёми, очевидно, была удивлена, заметив, что Кушина успокоилась. Одарив женщину быстрым взглядом, она снова сосредоточилась на пути вперед.
— Ты как куноичи Конохи никогда не пыталась овладеть моими силами, поэтому я сомневаюсь, что ты знаешь о некоторых необходимых шагах.
— Это потому, что Коноха была обеспокоена, что сдерживающей печати могло быть недостаточно, — ответила Кушина вслед за биджу, стараясь сохранить состояние боевой готовности, чтобы уследить за другими неожиданностями. Удивляясь, как Кьюби подкралась, ведь сама Кушина имела проблемы с концентрацией, как и ее сын, красноволосая спросила: — Но откуда ты взялась?
