Наконец, песню спели и записали. Мало этого, Ми-Юн сумела договориться со студентами, которые учатся на профессии связанные с кино и видеосъёмкой практически только за благодарность в виде указания их имён в титрах клипа, снять его. На аренду павильона, костюмов и съёмочной аппаратуры Ми-Юн потратила почти все деньги, заработанные ею во время работы переводчиком. И только после этого выложила песню в открытый доступ на американских серверах. А через неделю Рекою потрясла сенсация: никому не известная музыкальная группа из Рекои попала в Billboard 100 — главного американского эстрадного хит-парада. Никогда до этого ни один корейский исполнитель не поднимался на этот уровень, хотя многие агентства специально тратили на такие проекты огромные деньги.
Тут произошла маленькая накладка. В последний вечер Ми-Юн поругалась с Ши-Хёном и она обидевшись ушла хлопнув дверью. То, что причина была ерундовой, говорит хотя бы то, что после Ми-Юн с Ши-Хёном помирились и потом Ми-Юн никогда не вспоминала об этой обиде. Но именно в тот момент, когда через несколько дней группа с песней Ми-Юн поднялась ещё на несколько позиций в хит-параде, а на ребят вышли ищейки агентства, Ми-Юн дулась на ребят и лично Ши-Хёна. Группе предложили контракт с агентством, и они его радостно подписали, вот только оказалось, что никаких прав на песню никто из них не имеет, а где искать Ми-Юн никто не знает, ведь она для них была девочкой — "бананом", а телефон она выключила. Но ищейки агентства своё дело знают и Ми-Юн нашли и привезли в агентство.
Здесь Ми-Юн знакомится с третьим настоящим человеком, которого встретила в Рекое за всю жизнь. Представляете себе эту тоскливую жизнь, если среди миллионов людей Ми-Юн говорит, что встретила всего троих настоящих и достойных уважения. Первая — это её мама Мин-Дже, простая женщина, но настоящая мать, которая любит и верит в своего ребёнка независимо ни от чего и не смотря ни на что. Так и должна делать мама, если она не просто выносившая и родившая утроба, а настоящая мама своего ребёнка. Второй — это любимый дядя Ми-Юн — Сок-Юн, про него я предлагаю поговорить позже, вы потом поймёте почему. И третий — это встретившийся ей в агентстве его президент Хён-Сан, которого Ми-Юн называла удивительно мудрым, чутким и добрым, настоящим человеком, который очень много сделал для неё. Группу включённую в состав "Агентства" (я не буду упоминать название, вы его и так знаете, а буду дальше по тексту просто называть его "Агентство") уже взяли в оборот и ребята уехали оторваться в последний свой свободный день перед тем, как они начнут работать уже в качестве профессиональных айдолов. А у Ми-Юн состоялся с Хён-Саном очень долгий и сложный разговор. Потом Ми-Юн вспоминала его и очень смеялась, какая она была глупая и наивная со своими мыслями и планами. После знакомства с рекойской школой Ми-Юн не собиралась дальше учиться, но президент Хён-Сан сумел её убедить в том, что ей нужно закончить образование. А в свободное время предложил Ми-Юн писать песни для "Агентства", о чём был составлен договор, который за Ми-Юн, как несовершеннолетнюю, подписала её мама. Так Ми-Юн оказалась в лучшей Рекое школе искусств (дальше буду называть её просто "Школа"). Не зря у "Школы" девиз, что "мы не ищем бриллианты, мы их граним"...
Было ли просто учиться Ми-Юн? Не думаю, ведь она пришла сразу в выпускной класс, а большинство учатся вместе уже несколько лет. И это бы не так страшно, вы не забыли, что девочка чуть больше полугода назад перенесла клиническую смерть и полностью потеряла память? Но, Ми-Юн стала учиться, что поначалу ей давалось очень тяжело. Ей пришлось по всем предметам с нуля осваивать полную программу школы. В первые дни учителя были в шоке, девочка не знала почти ничего, даже того, что знают все младшие школьники. Самой большой проблемой стала для Ми-Юн танцы и корейская литература. Даже не из-за сложности предмета, а из-за очень большого объёма литературы, которую все читали в течение всей школы постепенно, а Ми-Юн просто физически не могла в столь сжатые сроки прочитать её всю, поэтому она просто заучивала правильные ответы для тестов, и вообще не стала читать всю эту гору обязательной и рекомендованной литературы. Но объяснить это учителю она не могла. ПРоэтому она стала доказывать, что корейская литература совершенно не нужный ей предмет. А что? Неплохой ход, нападение — лучшая защита, это не я придумала. В итоге она договаривается с преподавателем, что она сама напишет произведение, которое учитель признает достойным мирового уровня. Может не совсем точные слова, но суть пари была именно такой. И Ми-Юн написала фантастический рассказ, который почти случайно попал в Америку, ведь Ми-Юн его написала на английском, а учительница не слишком уверенная в своём владении языком и способности оценить произведение фантастического жанра, отправила рассказ знакомому. Снова случай, что рассказ был напечатан, замечен, а потом за него дали престижную премию для фантастических произведений. Опять таки впервые в истории Рекои произведению корейского автора была присуждена премия "Хьюго", но это случилось уже в конце этого трудного года, вернее уже следующего — второго года жизни Ми-Юн, после её нового рождения...
* * *
Именно когда я писал эти строки я решил, что так и назову книгу "Всего два года...". Ведь и в самом деле, с момента клинической смерти в больнице после дорожной аварии, до реки Ханган Юн-Ми пробыла в этом мире меньше двух лет. А наворотили мы с ней — на несколько жизней хватит. Оглядываясь назад, я понимаю, что пройти второй раз этот путь у меня бы наверно уже заряда не хватило. Мне кажется, что тогда со мной в полном объёме сработала старая шутка про то, как монголы умудрились завоевать больше половины известного тогда мира? А они просто не знали, что это невозможно! Так и мы с Юн-Ми бодались и пёрли с голой попой на пулемёты. Правильно — не правильно? Плевать, трясти надо! Вот и трясли, и даже падало сверху, иногда что-то полезное, хотя чаще больно и по загривку. А мне, сказать честно, было даже приятно вспоминать некоторые моменты той жизни. Мою поездку переводчиком на остров Любви. Прогулки с Хён-Ши по Сеулу, его трогательные робкие ухаживания, даже то, как ругались на репетициях с Ын-Хёком и Кван-Ри. Как мы гуляли в парке с маленькой Мульчёй, как она весело распугивала гуляющие корейские парочки. Как снимали клип, и как я нашёл своё кольцо-талисман, которое куда-то сгинуло или как пришло, так и ушло... Только верная уже порядком заматеревшая Мульча с тех пор так и не бросила меня. Учёба в Кирин и даже мои разборки с Джу-Боном сейчас кажутся какими-то милыми и весёлыми, почти как мои аукционы выигранными вещами парней из группы "Am-Kiss". Серёга! А ведь почти десять лет прошло с тех событий...
* * *
Учёба Ми-Юн в Школе — может самый освещённый период её жизни. Действительно, едва ли можно на её территории найти место, где тебе гарантировано уединение, и что никто в это время не сунул сюда свой любопытный нос или не снимает на камеру или телефон. Но главной проблемой, с которой ей пришлось столкнуться, Ми-Юн называла рекойскую кухню, и её же винит в ранней смерти президента Хён-Сана. Рекойская кухня — это одна из священных коров Рекои, в сторону которой даже смотреть следует в обожанием и трепетом. Вот только с разумной точки зрения, эта кухня жутко острая и солёная. Вполне возможно, что когда-то в этом имелся глубокий исторический или прагматический смысл вроде защиты от кишечных инфекций, но сегодня это то, что гробит рекойцев и отравляет им жизнь. По наблюдениям Ми-Юн не меньше половины взрослых рекойцев имеют серьёзные проблемы с желудком. А девочки без остановок героически борются с прыщами на своих мордашках, половина вины в которых — именно острая и солёная рекойская пища, если хотите, спросите об этом любого разумного врача, только упаси вас Бог пытаться узнать мнение перед камерой или в официальном интервью если это врач из Рекои. В камеру он на голубом глазу поклянётся, что никогда не думал и не говорил ничего подобного, а рекойская еда — самая диетическая в мире, и ею можно кормить даже новорожденных младенцев, обходясь без материнского молока. Если конечно он уже не собрал вещи, и не решил навсегда покинуть пределы волшебной страны Рекои, в этом случае вы, может быть, услышите от него правду, хотя у него в Рекое наверняка остаются родственники, которым он точно не захочет проблем, так, что, увы... Спрашивайте у незаинтересованных иностранцев, которых рекойцы слушать не станут. Ми-Юн с огромным трудом смогла уговорить на кухне давать ей совершенно пустой рис, это единственное, что без вреда для своего здоровья она могла есть во всём выборе столовой Школы. Остальное она добирала печеньем и чаем в кафетерии, но чая часто не было, оказалось, что она чуть ли не единственная, кто берёт в кафе чай. То есть все остальные рекойцы в дополнение к и так чудовищно острой и солёной еде запивают её порциями крепкого двойного кофе. Надо признать, что если при этом рекойцы не вымерли как мамонты — они очень крепкие и живучие ребята. А Ми-Юн спасала её мама Мин-Дже, которая из любви к дочери по её просьбе готовила ей совершенно пресную по корейским меркам пищу. А ещё замечательный итальянский повар отеля, который готовил настоящие европейские блюда и даже совсем не пресные итальянские пиппероне на фоне обычной рекойской еды выглядят почти диетическими блюдами. Была довольно большая подборка смешных и нелепых школьных шуток и происшествий, но не настолько значимых, чтобы заострять на них ваше внимание. Ну, окатили водой в туалете. Ну, устроили несправедливый провальный батл. Ну, поиграли ночью в карты на интерес. Ерунда сущая и дело житейское. Порезвились, энергию молодую выплеснули. А вот важно, с моей точки зрения несколько другое, что за время учёбы Ми-Юн написала несколько шикарных музыкальных произведений и песен для "Агентства". Три композиции для фильма памяти о погибших ребятах группы, с которой Ми-Юн записала свою первую песню, которая в итоге поднялась до девятого места Американского хит парада, это шедевры. Да и другие её произведения, созданные по заданиям преподавателей или для школьных концертов, тоже стоят внимания, там практически ни одной просто проходной бросовой вещи. В Школе Ми-Юн очень понравилась игра на скрипке талантливой девушки Рин-Хе и для неё Ми-Юн написала композицию, с которой эта скрипачка получила мировое признание, а Ми-Юн за эту композицию присудили одну из престижнейших международных музыкальных премий в номинации произведений классической музыки.
Но отдельных слов стоит работа преподавателей Школы по воспитанию своих учеников. Я не буду оценивать морально этические аспекты, а скажу, что они ищут и находят весьма необычные подходы и решения. Так и не нужно наверно обижаться, если в ответ получают не обязательно стандартный ход. Так Ми-Юн девочки стали специально в шкафчик для переодевания сваливать мусор. Трудно ли подобрать код простого кодового замка? И Ми-Юн просто перестала пользоваться заваленным мусором шкафчиком. Но её вызвали в администрацию и сказали, что, по их мнению, такое пассивное поведение неправильно, что она, как будущая звезда, должна найти другое, более активное действие и решить возникшую проблему. Ну, раз вы так просите... Ми-Юн по почте с доставкой заказала полицейские пушки с краской, которые обычно устанавливают в банкоматах для защиты от взлома. Припаяла к ним питание и установила в своём шкафчике, чтобы покрасить тех, кто ей в шкафчик мусор кидает. Какого лешего, директора и завуча понесло смотреть шкафчик Ми-Юн на предмет наличия в нём мусора — история умалчивает, но в результате оба оказались покрашены, побывали в полиции, один даже в больнице, так старательно от себя краску отскребал. Но вы ведь, Mille pardon, работаете в школе для особоодарённых детей где всячески поощряется креативность, сами поставили задачу, так и нечего удивляться и возмущённо топать ножками. Впрочем, это так, зарисовка по теме.
Куда дальше пошёл ещё один преподаватель. Обнаружив, что танцевать у Ми-Юн не получается из-за того, что она пытается все движения проконтролировать и просчитать, и просто не успевает это делать в быстром танце, он решил раскрепостить ей сознание. Зачем для этого было нужно использовать соджу с вымоченной в ней ядовитой змеёй с каких-то островов с выраженным галлюциногенным эффектом? Ну, вот такие затейники работают в этой Школе. К слову, результата он добился, этого не отнять. А вот немного подумать и приставить к ученице кого-нибудь, пока не закончится действие на неё этого алкогольного галлюциногенного состава — это видимо выше уровня сознания рекойца, хотя по-моему действие очевидное, если ты не упивающийся своей персоной тип, а действительно учитель — осознающий свою ответственность за доверенных тебе детей. В результате этот педагогический эксперимент закончился для Ми-Юн танцами на столе с гитарой и сольным концертом на закрытой летней эстраде. Само собой, что она об этом ничего не помнит, но много ли может запомнить человек под действием токсичных галлюциногенов? Тем более, что всё это происходило с девочкой меньше года назад потерявшей память и пережившей клиническую смерть. Мне вообще временами кажется, что для рекойцев думать — это процесс категорически запретный. Есть программа и все её выполняют, а если кто-то или что-то в эту программу не вписался, это его личная проблема или вина, в зависимости от желания трактователя. Впрочем, я бы не стала слишком уж обвинять Школу. Во-первых, Ми-Юн они танцевать всё-таки научили, да и музыкальное мастерство ей сильно подтянули. Во-вторых, Школа — всего лишь один маленький винтик в структуре министерства образования Рекои. А в этой волшебной организации до сих пор в ходу физические наказания учеников в школах. Организован сунын — итоговый экзаменационный тест в ожидании которого и в ходе его ежегодно тысячи рекойских школьников совершают суицид. Так и со Школы ли нужно начинать? Тем более, что сама учившаяся в ней Ми-Юн о Школе отзывалась только тепло и это время своей жизни называла почти счастливым. Здесь она попробовала себя в качестве фотомодели, сформировалась как композитор и песенник, получила режиссёрские и организаторские навыки, наконец, освоила за год всю программу рекойской средней школы, за исключением корейской литературы, я уже объясняла почему. К моменту окончания Школы у Ми-Юн был самый высокий балл по тренировочным итоговым тестам, к счастью, для сдачи тестов не требовалось досконально знать все литературные произведения, а можно было обойтись принятыми формальными оценками и общими трактовками из учебника...
Фактически за этот год Ми-Юн получила от школы всё, что нужно айдолу, кроме разве умения петь, но петь ей запретили врачи из-за продолжающейся возрастной мутации. А вот на этом я хочу остановиться отдельно. Если вы возьмёте более старые школьные фотографии Ми-Юн, вы едва ли сумеете узнать мою героиню. Обычно возрастная гормональная перестройка организма у девочек к шестнадцати-семнадцати годам уже заканчивается, у Ми-Юн судя по всему она шла в этот период особенно бурно. За прошедшие полтора года она вытянулась, у неё стали стройнее и длиннее ножки, очень сильно изменилась внешность, она похудела и стала гораздо стройнее и изящнее, я бы сказала, что она стала гораздо красивее и интереснее внешне. В конце учебного года президент Хён-Сан принимает решение ввести её в уже сформированную и достаточно известную девичью группу "Рокона" седьмой участницей. Проходит пышная презентация нового участника знаменитой группы, которую транслируют по телевидению, вот здесь и всплывает нами уже подзабытый в армии мажор. Что он представляет собой, как солдат и боец, я не знаю, но не считаю, что он там мог чем-то особенно выделиться, кроме своего происхождения из самой богатой семьи Рекои. Вы думаете, что я это говорю огульно? Отнюдь. Был один примечательный и достаточно известный эпизод, случившийся немного позже, когда мажор бегал и на каждом перекрёстке кричал, что Ми-Юн его невеста. Однажды его вызвал на тренировочный поединок по таэквондо какой-то солдат из соседней части. Поединок состоялся и победу присудили мажору, вот только он после этого оказался в госпитале с переломами рёбер. А вот теперь ответьте, опыт службы к этому моменту у мажора уже около года, замечу в элитном и лучшем подразделении рекойской армии "Зелёные горгульи", то есть уровень подготовки и умений у обоих бойцов должен быть примерно равным. А теперь вспомните, из какой у нас семьи мажор, и он не раз гордо заявлял, что ещё до армии много лет занимался таэквондо. Как вы думаете, ему не наняли самого лучшего тренера и мастера? Не удивлюсь, если узнаю, что мастеров было даже несколько, и учили они мажора на совесть на все деньги, что им платила очень богатая семья. И если во многом мажора могли баловать, то в этом возможно важном для жизни вопросе спрос был самый суровый. То есть, подготовлен мажор должен быть на голову лучше большинства молодых мастеров. Значит, выходя против равного ему солдата, мажор должен был растоптать его, походя, между завязыванием шнурков на левом и правом ботинке, а вместо этого оказывается в госпитале. Вы после этого, правда, верите в его объявленную победу? Или просто никто не рискнул вякнуть против одной из богатейших семей. Вот посмотрит кто-нибудь, что проигрыш такого поединка их любимым наследником — это потеря лица всей семьи, и все даже рядом проходившие огребут такие проблемы, что лучше бы не надо. И не слышала я про то, что его противник потом в госпитале лечился. Так каким солдатом, исходя из этого, стал мажор? На мой взгляд — так себе, балаболка из знаменитой семьи... Хотя "Зелёные горгульи" радуются и пыжатся, ведь это к ним отправили служить гордость и надежду ТАКОЙ семьи.
