— Вот на счёт своей нормальности в таком разрезе, испытываю некоторые сомнения...
— Неужели в кино сниматься не хотите?
— Отчего бы и не сняться, вот только совершенно не согласна делать это любой ценой, за даром и участвовать в съёмках, не отвечающих моим морально-этическим принципам. — Мужик, аж завис на пару минут после моего спича, но взял себя в руки и продолжил разговор.
— Что вы имели в виду, уважаемая... Э...?
— Аюна...
— Так, и что вы имели в виду, уважаемая Аюна, упоминая любую цену?
— Я не собираюсь пробиваться на экран через чью бы то ни было постель, интимную сферу вообще считаю своей личной и сокрытой зоной, которой не место на всеобщем обозрении, то есть это относится и к съёмкам пикантных сцен. И предупреждая следующий вопрос, не даром, это значит, я готова работать, но и получить за это достойную оплату. Я планирую достичь известности, но через свою музыку и голос, так, что экран мне для этого не особенно нужен, как впрочем, не помешает и не навредит, если работа будет совершенно провальная. Согласны?
— М-м-м-н-н...
— Вы гарантируете мне, что то, что вы планируете снять, я даже не намекаю на уровень нетленного шедевра российского масштаба, но хотя бы гарантировано от феерического провала?
— Ну, кто ж в искусстве может такое гарантировать?
— Ну, про сто процентные гарантии говорить не приходится, хотя прикинуть вероятность в долях на уровне хотя бы в три пятых вполне реально...
— Наверно, и мы именно на такое рассчитываем, иначе, зачем бы начинали работу?
— Ой! Да бросьте. Согласна поставить червонец против пятака, что и сами слышали, как выделяются деньги, которые ещё на старте уже давно попилили. Но за них ведь отчитаться нужно, вот и снимается на коленке низкобюджетная хрень, только чтоб за бабки отчитаться и кому-то бумажками тыловую часть ниже спины прикрыть. И какие шансы в такой истории создать шедевр? Но ведь формально всё — то же самое. Снимается кино, софиты, актёры, "камера, мотор!", вот в таком фарсе участвовать не хочется. Времени своего жалко, знаете ли, да и провал мне для будущей карьеры не нужен. Не смертелен, просто, не нужен...
— Да, наверно в первый раз со мной так и о таком разговаривает совершенно неопытная... актриса...
— Соплюшка, хотели сказать? Да, ладно, я не обижаюсь. Вообще, молодость — очень быстропроходящий недостаток. Так и что вы хотели предложить?
— Пока только пробы. Вы же понимаете, что у вас нет опыта, и неизвестно как вы поведёте себе перед камерой, как она отреагирует на вас. — Я бы мог сказать ему, что камеры не боюсь, и она меня любит, но кто же мне на слово поверит?
— Я это понимаю, где и как это можно сделать? Ведь пока вы не убедитесь в моей профпригодности, разговаривать ещё о чём-то не имеет смысла...
— Ну, примерно так и есть...
Для съёмки проб ребята арендовали одну из студий областного телецентра, поэтому организовано всё было довольно быстро и профессионально. Меня никому особенно не представляли, подумаешь, ещё одна кандидатка, сколько их прошло и ещё пройдёт через это сито отбора, красиво на аглицкий манер именуемого кастингом. По дороге в такси Виталий рассказал, что планируется снять примерно двадцатисерийный телефильм в жанре лёгкого детективного боевика, где меня пробуют на роль дочери крутого мафиози узбекского происхождения, которая после гибели отца, оказывается втянута в разборки вокруг наследства. Главный герой фильма — не она, а её телохранитель. Ну, всё понятно, идея не плохая, грамотной подаче может дать достаточно динамичный сюжет, роль второго плана. В принципе, если у ребят получится, то будет не плохо. Перед съёмками мне сунули в руки пару листов сценария. Меня, по сценарию, зовут Зульфия, но чаще используется уменьшительно ласкательное Зуфи, которое и вынесено в название фильма. Прочитал выданные мне сценарии двух сцен, снять планируется три, в третьей я просто должен буду вырваться из рук схватившего меня бандита. Ничего сложного, и, по моему мнению, совершенно не требующее серьёзного грима, по поводу чего я тут же вылез, что если можно, хотел бы сниматься в пробах без грима. Понятно, что во время настоящих съёмок грим неизбежен, но просто так мазать штукатурку на лицо мне совершенно не хочется. В принципе, это вполне устроило присутствующих. Иметь возможность на пробных кадрах иметь реальную фактуру артиста, а не слой грима, кто же от такого откажется. Вышли на площадку. Сцена первая, ко мне в спальню входит телохранитель отца, который сообщает мне, что отца убили и нам нужно бежать, чтобы переждать опасность у доверенных людей. Героиня вскакивает, при появлении телохранителя, а потом оглушённая садится обратно на кровать. Но должна собраться и сказать патетическое обещание обязательно отомстить убийцам. Какой идиот писал этот текст, не знаю, но это работа и её нужно делать. Я не планирую махать руками и вообще особенно двигаться. Мне сказали, что снимать будут три камеры, две из которых крупным планом, поэтому работать нужно на уровне эмоций и по возможности даже не привлекая мимики. Немного подумал и решил, что после сообщения об убийстве буду вспоминать похороны президента Сан-Хёна, хороший был мужик, жалко его. Так и отработал, даже второй дубль делать не стали, хотя главный режиссёр чего-то вякнул про то, что тут бы пара слезинок не помешали. Вместо главного "хорошего" — телохранителя совершенно без эмоций и выражения его текст отбубнил по бумажке, кажется, свободный осветитель. Выкладываться в такой обстановке довольно сложно, но я взял себя в руки. Мол, Серёга, покажи, что ты профессионал!
Вторая сцена, она же планируемая финальная, когда в конце героиня возвращается домой и встречается с матерью. Текста минимум, а по построению сцены, я должен войти на площадку и сделать три шага, после чего встать, выдержать короткую паузу и сказать: "Мама! Я вернулась...", после чего замереть, а камеры должны сделать наезд и дать моё лицо крупным планом. Ну, тут тоже особенно не потанцуешь, тоже нужно работать эмоциями. Тут, правда, про слёзы мне не говорили, но я подумал, что пара слезинок не помешают. А думать я хотел сначала про маму с бабушкой, которые где-то в другом мире меня уже похоронили и как они наверно плакали на моих похоронах. А потом думать про Мульчу, как она ещё маленьким котёнком во время прогулок охотилась на прохожих, как она выставив свой тоненький хвостик и выгнув дугой спину скачками боком выскакивала на дорожку и от неё удирали с криками. На первом дубле у меня не получилось. Я вышел на площадку, сделал три шага и честно отбарабанил положенную фразу, но сцена не пошла, и я сам прервал съёмку. А вот второй раз попал в волну, и всё прошло, как я хотел, и даже слезинка по щеке сползла.
При съёмке третьей сцены, я сначала уточнил, как именно меня будут хватать и какие есть ограничения. Режиссёр, вот ведь наивный, если такие вопросы задают, наверно за ними есть что-то, сказал, что могу хоть визжать, хоть рыдать, мне нужно любым способом из захвата вырваться. Ну, мальчики, сами виноваты. Благо на ногах у меня джинсы и любимые ботинки модели "говнодав" на толстой подошве. Ассистент, здоровый мужик под метр девяносто пять и весом за сотню, облапил меня сзади. Ну, а чего? Меня как раз и учили от таких захватов уходить, бью его в голень пяткой и пока он ещё ничего не сообразил, а только чуть ослабил захват, прихватываю его кисть за большой и указательный со средним пальцами, вкручиваюсь против руки, чуть толкаю плечом, не сдвинуть, а только обозначить толчок. В ответ на этот комплекс он просто обязан качнуться вперёд, ведь вектор его движения и был так направлен, и вот он и летит в бросок-кувырок закрученный вокруг зафиксированной руки. Нужно было бы, я ему так и руку бы сломал, но тут отпускаю, и он просто падает без ущерба, а я отскакиваю в сторону. А чего? Задание выполнил, а что делать дальше мне не говорили... На площадке тишина. Потом прорывается вопрос, а где меня такому научили, объясняю, что у меня дядя капитан МГБ, вот и показал кое-что любимой племяннице, чтобы враги не обижали. И напоследок увидел за камерой нож, кажется, операторы им колбаску-огурчики шинковали, хлеб и пара стаканов рядом стоят. Спросил, не обидятся ли они если я чуть-чуть вот тот шкаф покоцаю, и бросаю нож через всю площадку, успев отвернуться от него, пока он ещё летит. По стуку понимаю, что воткнулся, небрежно бросаю: "правый верхний угол над дверцей, не промахнулась, надеюсь...". В ответ немая сцена. Собираю свои одёжки и иду к выходу. Успеваю глянуть, нож точит точно там, где ему велено. А чего мне здесь торчать? Где меня найти они знают, Аюну в нашем колледже найти не проблема, это не Свету или Лену искать, я один такой. Пусть думают и если придут, это уже они будут просить, а не я, понимать надо...
После ухода Аюны оба режиссёра, операторы, словом все кто был в студии, смотрят только что отснятый материал на большом студийном экране. Просмотрели уже раза три и сейчас прокручивают в четвёртый, оказалось, что момент с ножом тоже снят, одну камеру не спешили выключать. Наконец, изображение остановлено, главный режиссёр поворачивается к остальным:
— Ну, и какие у кого мысли? — Никто первым начинать не спешит, все ещё обдумывали результаты проб, а гримёр вертела на своём планшете остановленный кадр. — Ладно, тогда по порядку. Операторы, ваше слово.
— Ну, в кадре стоит, за границы не выпадает, камера её любит.
— Какой к чёрту любит? — Взвился второй. — Ты смотри, и он стал тыкать в остановленный кадр, без грима, свет не ставили, снимали из подмышки, а глаз не отвести. Это не ЛЮБИТ, это, батенька, камера её ОБОЖАЕТ! Или я подмётки от своих ботинок сожрать согласен!
— Ну, если так посмотреть... Вообще, наверно ты прав...
— А Грим что добавит?
— А чего тут добавлять, мазать надо, а фактура шикарная, кожа ровненькая, светится вся, глазки ясные, сияют, волосы не загубленные, густые. Я согласна работать, главное, чтобы не капризничала особо и не чудила через край...
— Виталя! А ты чего скажешь, твоя протеже...
— Да, что тут сказать. Я же её на пару часов раньше вас увидел. Вообще, она немного не по сценарию. Она же по фильму узбечка должна быть...
— Ну, не лечи! Узбечка, калмычка, кто там узкоглазых отличать умеет. Может у неё мама китаянка какая-нибудь хану глянувшаяся. Главное, глаза у неё раскрытые, не сильно узкие, а там узбеки пусть сами разбираются. Кстати, если узбеки потом наедут, что мы про них чернуху снимаем и создаём негативный образ, тогда и скажем, что она не узбечка ни разу, а бурятка, я правильно запомнил?
— Ага, и на вторую половину кореянка.
— Вот видишь, ещё и ни буряты, ни корейцы ничего вякнуть не смогут. Ты по делу говори, будем с ней работать?
— Если она будет работать как сегодня, то ей цены нет, только сразу предупрежу, она мне сказала, что никакого интима не потерпит...
— Да, все они так говорят...
— А если она как Мишку тебя через бедро приложит?
— Ну, я же не дурак, только по согласию.
— Тогда ладно, только руки не распускай, девочка серьёзная, да и про дядю она, кажется, не шутила...
— Эх! Вот смотрели все, а никто так и не заметил. Олухи царя небесного! Мать вашу! Профессионалы, етить вашу через качель! Вы что не поняли, как она вам тут сцены отработала? Никакой мимики, а всё показала, прокрути ещё раз её возвращение к матери...
После просмотра три раза второго дубля второй сцены никто ничего говорить не стал...
Когда ко мне назавтра в общежитие оба режиссёра ввалились с цветами и конфетами, пришлось их чаем поить, а потом стали обсуждать мой гонорар и прочие условия будущего контракта, который я согласился подписывать только в присутствии моего дяди Юры. На фиг, потому, что не фиг! А уже опытный дядя притащил с собой ещё и своего старенького юриста. Контракт вылизали от корки до корки. Виталий с Пашей, это главного режиссёра так зовут, как оказалось, сидели, пыхтели, пока юристы между собой какие-то запятые утряхивали. Наконец, подписали и ударили по рукам. Съёмки назначили начать с середины марта, к этому времени должна полностью собраться съёмочная группа, и подъехать все основные актёры. Вообще съёмки запланированы до конца апреля, хотя у меня и у главного героя съёмки начнутся на неделю раньше, мы на неделю должны вылететь в Сочи, чтобы снять натуру на фоне цветущих садов, а на обратном пути отснять ещё что-то в Элисте, вроде как для создания местного южного колорита. А пока с меня сняли мерки для подготовки костюмов и обуви. И ещё со мной с середины февраля будет два раза в неделю заниматься их консультант по рукопашному бою и трюкам. Больше всего мне грел душу ожидаемый гонорар в двести сорок пять тысяч рублей, это же почти пять тысяч бакинских портретов мёртвых президентов. Вот, что значит, правильно встретить новый год...
После подписания контракта мне оставили сценарий с наказом учить свои реплики. Ну, что тут скажешь. Сценарий довольно крепкий, сбит неплохо. Нашёл всего восемь явных логических нестыковок и отправил письмо про них режиссёру, дескать, я не против, но лучше подправить, пока есть возможность это спокойно сделать. Ответ меня озадачил, мне было велено, сценарий больше не учить, что его сейчас под меня переписывают. Вот такой компот. Я, честно сказать, от таких виражей напрягся. Пока всё прочитанное в сценарии меня полностью устраивало. Были там и довольно тупые диалоги и не слишком внятные сцены, а уж вставленная реклама местами торчала как ёж из кармана, но вот чего ждать от переделок? Кто знает, куда понесёт буйную фантазию сценариста и этих кинематографистов в погоне за желанием сваять нетленку? Ой, не спокойно как-то на душе. Скорее бы уж новый сценарий прислали, что ли...
К счастью, ничего из того, чего я опасался, в сценарий не натолкали, и фильм сохранил индекс "плюс двенадцать", то есть никакой эротики и порнографии, можно смотреть детям от двенадцати лет. Хотя, у нас к любому ларьку подойди, и там эротики с порнографией, и без всяких цифр, в каждом втором журнале. Но не я эти законы придумываю. Изменения сценария заключались в том, что меня стало явно больше в кадре, и я явно уже выходил на уровень главной героини, то есть мы получились в равноценной паре с телохранителем моего убиенного узбекского мафиозного папашки. Ну, само собой всунули пару фраз о том, что меня, дескать, в детстве чуть не десять лет в каком-то китайском монастыре намастырили ногами драться и зубами пули ловить. Тупейший штамп, прижившийся в нашем и не только нашем кино, да, и фиг с ними. Главное, что не нужно ради повышения интереса к картинке голышом в пруд с белыми лябледями лезть, или того хуже, в постели какого-нибудь козла ублажать с голой попой на половину экрана...
В титрах я шёл под сценическим псевдонимом "Аюна Саган", ну, не Найдёновой же мне себя заявлять, даже Пугачёва лучше звучит, хоть в этом мире такую не знают. Заодно и в мирной жизни к себе интереса меньше буду привлекать. Пока узнают, пока разберутся, успею хоть немного спокойно пожить. А скоро должны две книжки выстрелить, в издательстве прочитали "Принцев" и захотели "Ружья Авалона", вот только условия контракта уже были не на полпроцента, а на ноль семьдесят пять процента, и один двадцать пять за доп тиражи. Тем временем продолжалась моя учёба. Так как с успеваемостью и поведением ко мне претензий не было, то и против моего участи в съёмках дирекция колледжа не стала возражать. И в самом начале марта прямо из зимы мы весёлой компанией поехали в лето. Ну, в весну, как минимум, хотя черноморская весна круче уральского лета местами, уж, вы мне поверьте...
