Раз принцесса, два принцесса. Общий файл.

Утаран махнул рукой, и его охрана тоже дисциплинированно потянулась к выходу. Заметив, что с ними выходит и Грус, Го обратился к королю:

— А вот капитану, пожалуй, нужно остаться, дело слегка касается и его, он ведь супруг Клиссы, если не ошибаюсь? Нехорошо, если супруг узнает об этом деле от жены.

— Не знаю, о каком деле вы говорите, но, пускай, — ответил Утаран. — Капитан возьмите стул и садитесь рядом. Честно говоря, император, я до сих пор теряюсь в догадках о причинах ваших последних демаршей.

— Такое объяснение, что меня заела совесть, вас не устраивает, король?

— Ой, не смешите меня, Го! Когда это у политиков была совесть?

— Это верно. Но меня заела не отсутствующая совесть политика, а совесть простого человека. Давайте же рассмотрим то самое дело, ради которого я попросил вас прибыть сюда именно в этом составе, — теперь уже торжественно произнёс Го. — В качестве преамбулы, сообщу вам, что я недавно стал свидетелем чуда, настоящего чуда, одного из тех, которыми Победивший изредка благословляет нас, чтобы мы не забывали о его величии и любви к нам, грешным. Мы все знаем, что он в милости своей дал людям свободу воли, чтобы они и только они отвечали за свои поступки, как при жизни, так и после смерти. И только от нас самих зависит, присоединимся ли мы к сонму его союзников или нас ждёт жалкий жребий проклятых, вечных рабов Побеждённых. Даже впадая в самый тяжкий грех, мы видим, как Победивший протягивает нам руку помощи. Примем ли мы её? Мне кажется, я принял.

Итак, это будет история! Мы сейчас расскажем её вместе, потому, что я знаю начало, вы середину, а конец мы воссоздадим совместными усилиями. А секретари пускай записывают!

Го помолчал, выпил бокал разбавленного имперского и начал.

"У Императора Го было двое детей: старшая дочь и младший сын. По обычаю, уже давно ставшему писаным законом, трон наследовал старший потомок мужского пола, и только при его отсутствии — женского. Сын императора — Готан, сызмальства знал, что ему предстоит возглавить величественную Приморскую Империю, но воспринимал это просто, как подарок судьбы, не проявляя склонности к необходимой для этого учёбе и воспитанию самодисциплины. Из озорства он часто доводил до истерик своих преподавателей, среди которых были самые знаменитые учёные Империи, затем, будучи выпорот отцом, каялся и клялся серьёзно взяться за науку. Однако вошедшего в него через ягодицы ума хватало ненадолго. Но Го любил сына, поскольку узнавал в этом проказнике себя самого в детстве.

Старшая сестра Готана, принцесса Гора, несмотря на то, что тогдашняя педагогическая доктрина отказывала девушкам в регулярном обучении точным наукам, по причине, якобы, бессмысленности этих занятий, тоже посещала уроки вместе с братом и, в отличие от него, схватывала всё на лету. И на радость учителям, доходчиво объясняла тому непонятное, если Готану, конечно, приходило желание её выслушивать. Особые успехи она показывала в математике, иностранных языках и природознании. Но девушка не была и комнатным цветком, обречённым на то, что её сломит первый порыв урагана. Наравне с мужчинами она участвовала в охотах, её ружьё часто било точнее, чем оружие брата. Многие молодые, неженатые дворяне с огромным интересом присматривались к ней. Женатые, впрочем, тоже.

Император, будучи прагматиком, как и все облечённые властью люди, несомненно, предпочёл видеть на троне Империи сильную духом, образованную и серьёзную Гору. Однако, законы этому препятствовали. Хоть и не впервой ему было нарушать законы, но именно подобное деяние значило посеять в будущем семена сомнений в легитимности королевы, а заодно и всей правящей династии. А это, как показывает нам история, часто является поводом к умело спровоцированным народным волнениям, гражданской войне, иностранному вторжению. Или всему вместе.

И Го смирился, что его дочери не сиживать на имперском престоле. Но, как опытный коммерсант обладающий капиталом, он не мог допустить, чтобы такое сокровище, как Гора пропадало втуне. Его было необходимо пустить в рост.

Девушка как раз вошла в возраст возможной женитьбы, когда до Го дошли сведения, что Ванил, король Гунии — тогда ещё существовавшего небольшого государства примыкающего к границам Империи, зондирует почву на предмет женитьбы на ней. Вскоре, Го получил от Ванила и прямую просьбу о заключении этого брака.

Нужно сказать, что такая ситуация как нельзя лучше соответствовала стратегическим планам Императора. Если Ванил видел в нём поддержку в своей борьбе с мятежными баронами, то Го подумывал о ползучей аннексии или даже прямом военном захвате некогда мощной Гунии, растерявшей в последнее время свои земли и сократившейся до размеров среднего княжества. И всё это по причине внутренней нестабильности и неспособности местных баронов и Ванила к совместным действиям. Присоединив же маленькую Гунию, можно было законно претендовать и на потерянные ею области. В этом смысле, отдать Гору в жёны Ванилу было, практически, тем же самым.

Однако на пути этих глобальных планов встала сама предполагаемая невеста — принцесса Гора. Соглашаясь с необходимостью установления контроля над Гунией, она заявила, что никогда не ляжет в кровать с мерзким Ванилом, отъявленным развратником, слава о котором вошла уже в поговорку. Притом, что две его последовательно умершие жены — третья пропала при чрезвычайно странных обстоятельствах — отчего-то так и не сумели родить ему наследника.

Супруга Императора встала на сторону дочери. Но она была женщиной малообразованной и все её доводы, в большинстве эмоциональные, легко побивались логическими построениями супруга. Как тому казалось.

Между тем время шло, Ванил бомбардировал Го своими посланиями, в которых уверял, что готов стать примерным супругом для его дочери, а для самого Императора послушным сыном. Конечно, в это хотелось верить, поскольку отлично совпадало с геополитическими планами монарха. Но и Гора оставалась непреклонной. Отец перешёл от увещеваний к запугиваниям, и однажды, после особенно громкого скандала принцесса исчезла. Интересующимся было сообщено, что она "уехала путешествовать". Не попрощавшись даже с мамой и братом? Но об этой странности вскоре забыли, поскольку трения в императорской семье для царедворцев секретом не были. Может, и уехала.

Между тем, вынужденное путешествие Горы закончилось у врат монастыря Кающихся Грешниц, куда её привезли, в чём была. Монастырь этот, славящийся строгим уставом, находился, да и сейчас находится, в одной отдалённой провинции и часто служит местом заключения для неверных жён и жён, от которых супруги решили отделаться по причине их, якобы, неверности.

Император предполагал, что даже пара месяцев в этой обители скорби "выбьют дурь из головы" взявшей слишком много воли дочери. И, что после этого наказания, свадьба с как будто искренне обещающим исправиться Ванилом, покажется ей желанной. Но из еженедельных донесений настоятельницы монастыря следовало, что новая послушница строго выполняет устав, старательно работает, усердно молится, но никаких просьб и пожеланий, о которых следовало незамедлительно информировать Его Величество, не высказывает.

В тщетных ожиданиях прошло ещё полгода, как вдруг гонец принёс из монастыря паническое сообщение: "Сбежала!" Расследование установило, что принцесса, как одна из немногих женщин, владеющая грамотой и счётом, получив послушание вести книги финансов и материальных ценностей, хотя и привела в полный порядок эти запущенные дела, но и сумела также укрыть от учёта несколько простыней и неустановленные денежные средства. После чего, выломав непонятным образом решётку на окне своей кельи, спустилась вниз по сплетённой из простыней верёвке и удалилась в неизвестном направлении.

Го был одновременно и взбешён этой оплеухой и почувствовал к своей дочери некоторое уважение. А смог бы он сам? Ладно, там, выломать решётку! Но противиться воле отца и Императора? В форме побега? Ощутил он и беспокойство за её судьбу. Всё-таки Империя была не таким местом, где одинокая женщина могла свободно передвигаться без опасения за свою честь, имущество и даже жизнь. Впрочем, это в немалой степени касалось и мужчин. Но интенсивные поиски бежавшей первое время не приносили результата. Лишь через полгода в десяти милях от монастыря было обнаружено истерзанное зверями и залитое кровью монашеское одеяние. Невдалеке валялось несколько монет. Посчитав, что это всё, что осталось от его дочери, Го впал в депрессию и приказал прекратить поиски.

Однако через год они возобновились. Причиной этому явился ремонт в бывшей комнате Горы, в ходе которого был случайно обнаружен тайник со шкатулкой, в которой принцесса хранила свои ценности. Оказалось, что в шкатулке отсутствуют все деньги, которые там хранились и медальон — подарок матери. Драгоценности, подаренные отцом, сохранились в неприкосновенности. Это могло означать только то, что Гора или посланные ею люди как-то проникли во дворец, а затем и в надёжно запертую комнату и изъяли эти вещи.

Воспрянув духом и снова подивившись хитроумию дочери, Го приказал возобновить тайные поиски на территории Империи и во всех цивилизованных странах. Как и следовало ожидать — безрезультатно, принцесса не хотела, чтобы её поймали. Или она всё-таки умерла?"

Го замолк, протянул руку к оправленному в серебро бокалу. Тот оказался пуст. Вскочивший со стула секретарь немедленно наполнил его.

— Успеваешь? — спросил Император, поднося напиток к губам. Рука его дрожала. Секретарь кивнул:

— Успеваю, Ваше Величество!

— Хорошо, а теперь я помолчу и послушаю, а историю, мне кажется, продолжит Его Величество Утаран.

Тот, внимательно слушавший это печальное повествование, испытующе взглянул на Го и, действительно, продолжил.

"Молодой король Утаран в те времена был если не беспутен, то шаловлив, не развратен, но любвеобилен. Многочисленные его пассии, менялись с удивительной быстротой. Подданные шутили, что король, отлучившись среди ночи по малому делу, находил иногда в постели по возвращении совсем другую красотку. И не странно, что многочисленные его любовницы не устраивали ни публичных скандалов, ни склок, а если и драли друг другу причёски и выцарапывали глазёнки, то как-то приватно. Все знали, что несдержанным доступ во дворец закроется навсегда.

Вовсе не помышляя жениться, несмотря на увещевания матери, которую он очень любил, король проводил свои дни в государственных заботах, а ночи в любовных утехах. Отдавал он дань и охоте, до которой был большой любитель. И вот какой случай произошёл с ним однажды.

Чёрный лес издавна являлся излюбленным местом королевской охоты. Может быть, оттого что там охотился почти исключительно монарх со своей свитой, а пришлые охотники, будучи обнаруженными, проходили в местных судах по статье "браконьерство", но обширный лес буквально кишел дичью. Впрочем, немногочисленным лёрцам живущим в самом лесу и в примыкающих к нему поселениях, охотиться в нём тоже разрешалось. Всяческие зайцы и лани так и лезли под выстрел, потому и не представляли для королевских стрелков интереса. Олени и кабаны — другое дело! Один только Победивший знает, сколько таких животных, по причине своей потрясающей вкусности пали жертвой метких пуль короля. Сколько огромных окороков, копчёных по секретным рецептам лёрских кулинаров, висели в кладовках королевского замка в ожидании пиров и просто сытных завтраков и обедов.

И в этот раз король спугнул на лёжке знатный выводок и погнал его через чащу, подзывая сигнальным рогом свою свиту и приглашённых баронов. Те, к сожалению, повернули не на ту тропинку, и хотя королевский рог звучал как будто неподалёку, сразу пробиться к предводителю не сумели.

Между тем, вожак стаи, матёрый кабанище, не сумев юркнуть вслед за своими верещащими от страха самками и подсвинками в груды бурелома, развернулся и ринулся в наступление. Надёжная и тренированная лошадь короля встала на дыбы, дабы ударить шального свина копытами, но тот увернулся и распорол ей брюхо клыком, попутно разорвав и подпругу. Седло вместе с седоком слетело на сторону, Утаран покатился по земле, потеряв сигнальный рог и сжимая в объятьях свой единственный шанс на спасение — пистонное ружьё". Кабан тем временем всё-таки получил удар копытом от лошади, после чего та с ржанием умчалась. Свин потряс головой, похоже, он особенно не пострадал, только выглядел слегка дезориентированным. Но тут, же узрел своего обидчика и, не тратя время на запугивания, вроде яростного вспахивания земли клыками, ринулся на него..."

От обстоятельного рассказа ли или от волнения у Утарана перехватило горло, он сделал знак рукой и в ней тут же очутился бокал с лёрским, поданный Клиссой. Благодарно кивнув, король сделал пару глотков, откашлялся и продолжил.

"Никогда ещё королю не было так страшно, уж себе-то можно признаться! Жизнь его зависела от единственного выстрела. Обычно, в случае промаха, ему кто-нибудь сразу подавал второе ружьё, но не сегодня. Тем не менее, он быстро встал на колено, взвёл пружину, машинально поправил пистон и почти в упор выстрелил между глаз набегавшего зверя. Наверно кабан в это время споткнулся, поскольку не упал замертво, а только отскочил, тряся уродливой башкой. Пуля почти отстрелила ему ухо и оставила кровавый след на боку. Левый глаз был залит кровью, но правый смотрел всё с той, же ненавистью. И снова атака, которую король пережить уже не надеялся. До сих пор непонятно, как он умудрился из сидячего положения взлететь на сажень вверх и схватиться за сучок на случившемся рядом дереве. Это могло бы стать спасением, но предательский сучок обломился, и король рухнул на землю в распоряжение разъярённого кабана.

И тут грянул выстрел!"

— Ещё, — сказал Утаран, протянул бокал и, подкрепившись, продолжил.

"Нет, не от страха зажмурился король, наверно, его слегка контузило при падении, но когда он всё-таки открыл глаза, кабан уже издыхал, последние судороги сотрясали его лохматое тело, в голове зияла рана. Обернувшись, Утаран увидел и охотника, спасшего ему жизнь. Впрочем, это оказалась охотница".

— Вот оно, как... — пробормотал Го, быстро, по-стариковски кивая головой. Я увидел слёзы в его глазах.

— Вот оно... Продолжайте, Утаран, продолжайте же!

"Она стояла в нескольких саженях от него, опираясь на длинное ружьё. Лет двадцати с небольшим, но развитая и крепкая, как впрочем, большинство простолюдинок в её возрасте. В классических суконных штанах, в расстёгнутой кожаной куртке. Под курткой виднелась холщовая рубашка, из-под неё выглядывал золотой медальон на верёвочке. Светлые волосы, уложенные по девичьему лёрскому обычаю в косу, закрученную на голове. Лёгкая косынка от лесного мусора. Нож на поясе. Высокая грудь, голубые глаза. Впрочем, глаза король рассмотрел позже.

— Вы целы, охотник? — спросила она с неуловимым акцентом. Вообще, в Лёре столько говоров и акцентов, что это ни о чём бы не говорило. Вот только волосы цвета спелой пшеницы выдавали никак не местную уроженку. Лёрки, они брюнетки. Король же промолчал, откровенно пялясь на спасительницу.