Она вспомнила вопрос Линкси. Действительно ли Харбин привел ее к Постоянному пути, или Харбин был просто предлогом, который она придумала, чтобы скрыть — как от себя, так и от всех остальных — истинную причину своего путешествия?
Ее ответ о том, что все это связано с Харбином, был таким автоматическим и легкомысленным, что она почти поверила в это. Но теперь она сомневалась, было ли это на самом деле правдой. Рашмика могла сказать, когда кто-то рядом с ней лгал. Но разгадать свой собственный обман — это совсем другое дело.
— Это Харбин, — прошептала она себе под нос. — Ничто другое не имеет значения, кроме как найти моего брата.
Но она не могла перестать думать о скаттлерах, и когда задремала, все еще сжимая в руках кружку с какао, ей приснились именно скаттлеры, безумные изменения их насекомоподобной анатомии, которые перемешивались, как сломанные части головоломки.
Рашмика резко проснулась, почувствовав грохот, когда ледоход замедлил ход, улавливая неровности на ледяном следе.
— Боюсь, это все, на что мы способны сегодня, — сказал Крозе. — Я найду укромное местечко, чтобы спрятать нас, но мои силы на исходе. — Рашмике он показался измученным, но, с другой стороны, Крозе всегда выглядел таким.
— Подвинься, любимый, — сказала Линкси Крозе. — Я поведу пару часов, пока мы не будем в безопасности. Вы оба можете вернуться в постели и хорошенько выспаться.
— Уверена, что мы будем живы и невредимы, — сказала Рашмика.
— Не обращай на это внимания. Несколько лишних миль нам не повредят. А теперь возвращайся и постарайся немного поспать, юная леди. Завтра у нас впереди еще один долгий день, и не могу поклясться, что даже тогда мы будем в безопасности.
Линкси уже заняла место водителя, пробегая своими пухлыми детскими пальчиками по изношенным рычагам управления ледоходом. До тех пор, пока Крозе не упомянул о том, что они остановятся на ночлег, Рашмика предполагала, что машина продолжит движение, используя что-то вроде автопилота, даже если ей придется немного сбавить скорость, чтобы ориентироваться самостоятельно. Для нее было настоящим шоком узнать, что они никуда не денутся, если кто-нибудь не будет управлять машиной-ледоходом вручную.
— Я немного умею, — предложила она. — Я никогда раньше не водила такую машину, но если кто-нибудь захочет мне показать...
— У нас все будет хорошо, дорогая, — сказала Линкси, — есть не только я и Крозе. Утром может заступить на смену Калвер.
— Я бы не хотела...
— О, не беспокойся о Калвере, — сказал Крозе. — Ему нужно чем-то занять руки.
Линкси шлепнула мужа, но при этом улыбалась. Рашмика допила свой уже остывший напиток какао, уставшая как собака, но довольная тем, что хотя бы первый день прошел нормально. Она не питала иллюзий по поводу того, что худшее в ее путешествии позади, но полагала, что к каждому успешному этапу нужно относиться как к маленькой победе. Ей просто хотелось сказать своим родителям, чтобы они не беспокоились о ней, что она добилась больших успехов и все время думает о них. Но она поклялась не посылать весточку домой, пока не присоединится к каравану.
Крозе вел ее через грохочущее нутро ледохода. Под рукой Линкси машина двигалась по-другому. Нельзя сказать, что она была худшим или даже лучшим водителем, чем Крозе, но она определенно предпочитала другой стиль вождения. Ледоход подпрыгивал, описывая в воздухе длинные, невесомые параболические дуги. Все это располагало ко сну, но сон этот был полон тревожных сновидений, в которые то и дело проваливалась Рашмика.
На следующее утро она проснулась с тревожными и в то же время странно приятными новостями.
— В службе новостей появилось предупреждение, — сказал Крозе. — Информация уже распространена, Рашмика. Официально ты числишься пропавшей без вести, и ведется поисковая операция. Разве это не заставляет тебя гордиться собой?
— О, — сказала она, гадая, что могло произойти со вчерашнего вечера.
— Это полиция, — сказала Линкси, имея в виду правоохранительную организацию, которая обладала юрисдикцией в регионе Вигрид. — Очевидно, они выслали поисковые группы. Но есть хороший шанс, что мы успеем добраться до каравана раньше, чем они нас найдут. Как только мы посадим тебя в караван, полиция не сможет тебя тронуть.
— Я удивлена, что они действительно выслали отряды, — сказала Рашмика. — Не похоже, что мне грозит какая-то опасность, не так ли?
— На самом деле, дело не только в этом, — сказал Крозе.
Линкси посмотрела на мужа.
Что они оба знали такого, чего не знала Рашмика? Внезапно она почувствовала напряжение в животе, а по спине пробежал холодок. — Продолжай, — сказала она.
— Они говорят, что хотят вернуть тебя для допроса, — сказала Линкси.
— За то, что сбежала из дома? Неужели им нечем заняться в свободное время?
— Это не из-за побега из дома, — сказала Линкси. Она снова взглянула на Крозе. — Это из-за той диверсии на прошлой неделе. Ты понимаешь, что я имею в виду, не так ли?
— Да, — сказала Рашмика, вспомнив воронку на том месте, где раньше был склад взрывчатки.
— Они говорят, что это сделала ты, — сказал Крозе.
Хела, 2615 г.
Сойдя с орбиты, Куэйхи почувствовал, что его вес растет по мере того, как "Дочь" снижалась до скорости всего в несколько тысяч километров в час. Хела увеличивалась в размерах, ее беспокойная местность поднималась навстречу ему. Радарное эхо — металлический след — все еще был там. Мост тоже.
Куэйхи решил приблизиться по спирали, вместо того чтобы совершить согласованный бросок к сооружению. Даже на первом витке, когда он был еще в тысячах километров над поверхностью Хелы, то, что он увидел, было захватывающим, как головоломка, которую ему нужно было собрать. Из глубокого космоса трещина была видна только как изменение альбедо, темный шрам, пересекающий планету. Теперь она приобрела ощутимую глубину, особенно когда он рассматривал ее с помощью увеличительных камер. Выемка была неровной: в некоторых местах до самого дна долины был относительно пологий склон, но в других местах стены представляли собой вертикальные пласты покрытой льдом скалы высотой в километры, гладкие и зловещие, как гранит. Они имели серый блеск мокрого сланца. Дно разлома менялось от ровной поверхности высохшего соленого озера до причудливого, изломанного одеяла из наклонных и переплетающихся ледяных панелей, разделенных тонкими, как волос, полосами чистой черноты. Чем ближе он подходил, тем больше это действительно напоминало незаконченную головоломку, отброшенную богом в приступе гнева.
Примерно раз в минуту он проверял радар. Эхо-сигнал все еще был слышен, и "Дочь" не обнаружила никаких признаков надвигающейся атаки. Возможно, это все-таки был просто мусор. Эта мысль встревожила его, поскольку это означало, что кто-то еще, должно быть, подошел так близко к мосту, но не счел это достаточно примечательным, чтобы сообщить кому-либо еще. Или, возможно, они собирались сообщить об этом, но их постигло какое-то несчастье. В конечном счете, он не был уверен, что это было менее тревожно.
К тому времени, как он завершил первый круг, скорость снизилась до пятисот метров в секунду. Теперь он был достаточно близко к поверхности, чтобы оценить рельеф местности, на которой неровные возвышенности сменились гладкими равнинами. Не вся поверхность спутника была покрыта льдом; большая часть ее была скалистой, и во льду или на нем виднелось большое количество обломков скал. От спящих вулканов исходили столбы пепла. Здесь были склоны из мелких осыпей и вздымающихся остроконечных валунов величиной с крупные космические поселения; некоторые из них торчали изо льда, наклоняясь под нелепыми углами, как кормы тонущих кораблей; другие находились на поверхности, наклонившись набок, подобно огромным скульптурным инсталляциям.
Двигатели "Дочери" работали непрерывно, чтобы противостоять гравитации Хелы. Куэйхи опустился ниже, подбираясь все ближе к краю разлома. Над головой Халдора казалась задумчивой темной сферой, освещенной только с одной стороны. Удивленный и рассеянный на мгновение, Куэйхи увидел, как грозовые молнии играют на темном лике газового гиганта. Электрические дуги извивались с завораживающей медлительностью, как угри.
Хела все еще улавливала звездный свет от солнца системы, но вскоре ее орбита вокруг Халдоры переместит ее в тень большого мира. Куэйхи подумал, что это была случайность, что источник эха находился на этой стороне Хелы, иначе он был бы лишен впечатляющего зрелища газового гиганта, нависающего над всем. Если бы он прибыл позже в цикле вращения планеты, то, конечно, разлом был бы направлен в другую сторону от Халдоры. Разница в сто шестьдесят дней, и он бы пропустил это удивительное зрелище.
Еще одна вспышка молнии. Куэйхи неохотно вернул свое внимание к Хеле.
Он был уже за краем ущелья Гиннунгагап. Земля уходила из-под ног с неподобающей поспешностью. Несмотря на то, что сила тяжести составляла всего четверть стандартного g, Куэйхи испытывал такое же сильное головокружение, как и в более тяжелом мире. Это имело смысл, поскольку возможное падение все еще было бы смертельно глубоким. Хуже того, не было атмосферы, которая замедлила бы падение упавшего объекта, не было предельной скорости, которая создавала бы хотя бы минимальную вероятность того, что в аварии можно выжить.
Неважно. "Дочь" никогда его не подводила, и он не ожидал, что она начнет это делать сейчас. Он сосредоточился на предмете, который пришел осмотреть, и позволил "Дочери" опуститься еще глубже, ниже нулевой отметки поверхности.
Он повернулся, направляясь вдоль разлома. Он отошел на километр или два от ближайшей стены, но более отдаленная стена казалась не ближе, чем была до того, как он переступил порог. Расстояние между стенами было неравномерным, но здесь, на экваторе, стороны разлома никогда не находились ближе, чем в тридцати пяти километрах друг от друга. Глубина трещины составляла минимум пять-шесть километров, а в самых глубоких и извилистых местах дна долины она опускалась до десяти-одиннадцати километров. Пространство было чертовски обширным, и Куэйхи постепенно пришел к выводу, что на самом деле ему не очень-то нравится в нем находиться. Это было слишком похоже на подвешивание между раскрытыми челюстями капкана.
Он взглянул на часы: четыре часа оставалось до того, как "Доминатрикс" должен был появиться с противоположной стороны Халдоры. Четыре часа — это долгий срок; он рассчитывал вернуться гораздо раньше.
— Держись, Мор, — сказал он. — Теперь уже недолго.
Но, конечно, она его не слышала.
Он проник в разлом к югу от экватора и теперь двигался в направлении северного полушария. Мозаичный пол под ним растрескался. По сравнению с дальней стеной движение его корабля было едва заметно, но ближайшая стена скользила мимо достаточно быстро, чтобы можно было судить о его скорости. Иногда он терял представление о масштабе, и на мгновение трещина становилась намного меньше. Это были опасные моменты, потому что обычно, когда чужой пейзаж становился знакомым, домашним и сдерживаемым, он мог дотянуться до тебя и убить.
Внезапно он увидел мост, появившийся из-за горизонта между нависшими стенами. Сердце его бешено заколотилось в груди. Теперь у него не осталось никаких сомнений, если они вообще когда-либо были: мост был искусственным сооружением, сплетенным из блестящих тонких нитей. Ему хотелось, чтобы Морвенна тоже была здесь и видела это.
Он все время записывал, пока мост приближался, нависая над ним в нескольких километрах: изогнутая дуга, соединенная со стенами разлома с обоих концов изумительной филигранью поддерживающих завитков. Задерживаться не было необходимости. Чтобы убедить Жасмину, достаточно было всего лишь одного захода под пролет. Они могли бы вернуться позже с тяжелым оборудованием, если бы она этого пожелала.
Пролетая под мостом, Куэйхи с удивлением посмотрел вверх. Дорожное полотно — а как еще его можно было назвать? — пересекало поверхность Халдоры, слегка светясь на фоне темноты газового гиганта. Оно было опасно тонким, словно лента молочно-белого цвета. Он задумался, каково было бы пересечь его пешком.
"Дочь" резко вильнула в сторону, и его обзор заслонили красные занавеси из-за скакнувшей силы тяжести.
— Что... — начал Куэйхи.
Но спрашивать не было нужды: "Дочь" пыталась уклониться, делая именно то, что от нее требовалось. Что-то пыталось напасть на него. Куэйхи потерял сознание, снова пришел в себя, снова потерял сознание. Пейзаж проносился вокруг него, отбрасывая на него яркий пульсирующий свет, отраженный рулевыми двигателями "Дочери". Снова отключение сознания. Сознание ускользало. В ушах стоял рев. Он видел мост с нескольких резких, несвязных ракурсов, как на смешанных снимках. Под ним. Над ним. Снова под ним. "Дочь" пыталась найти укрытие.
Это было неправильно. Он должен был встать и уйти, не задавая вопросов. Предполагалось, что "Дочь" должна была как можно быстрее увести его от любой возможной угрозы. Это колебание — эта нерешительность — была совсем не характерна для кораблика.
Если только его не загоняли в угол. Если только он не сможет найти путь к отступлению.
В просветлевшем окне он увидел ситуационный дисплей на консоли. Три враждебных объекта стреляли в него. Они появились из ниш во льду, три металлических отзвука, которые не имели ничего общего с тем, который он видел в первый раз.
"Дочь мусорщика" встряхнулась, как мокрая собака. Куэйхи увидел, как выхлопные газы его собственных миниатюрных ракет уносятся прочь, описывая штопоры и зигзаги, чтобы не быть сбитыми зарытыми в землю часовыми. Снова затемнение. На этот раз, когда он пришел в себя, то увидел, что с одной стороны обрыва стекает небольшая лавина. Одного из атакующих объектов теперь не было: по крайней мере, одна из его ракет достигла цели.
Консоль замигала. Непрозрачность корпуса сменилась абсолютной чернотой. Когда корпус очистился и консоль восстановилась, он увидел по всему экрану аварийные предупреждения, написанные огненно-красным латинским шрифтом. Это был мощный удар.
Еще один толчок, и еще одна стая ракет понеслась прочь. Это были крошечные ракеты на антивеществе размером с большой палец и мощностью в килотонны.
Снова отключение. Когда он пришел в себя, то почувствовал, что падает.
Еще одна небольшая лавина; на экране стало еще на одного нападающего меньше. Один из часовых все еще был там, и у корабля больше не было боеприпасов, чтобы метнуть в него. Но тот не стрелял. Возможно, был поврежден, а может, просто перезаряжался.
"Дочь" растерялась, оказавшись в водовороте возможностей.
— Переопределение приоритетов, — сказал Куэйхи. — Вытащить меня отсюда.
Мгновенно возникла тяжесть. И снова перед его глазами закрылась красная завеса. Но на этот раз он не потерял сознание. Корабль поддерживал приток крови к его голове, чтобы как можно дольше сохранить это сознание.
Он увидел, как ландшафт внизу резко изменился, увидел мост сверху.
И тут что-то еще поразило его. Маленький корабль притормозил, на мгновение отключив тягу. Он изо всех сил пытался восстановить мощность, но что-то — какая-то жизненно важная двигательная подсистема — должно быть, получило серьезный удар.
