Триада миров.1. Внешний мир

— Ревнуешь? — Зосим вновь шепчет, касаясь губами мочки уха.

— Нет, удивляюсь просто, как играет. А ведь он действительно привлекателен.

— Теперь ревную я, — он осторожно, словно проверяя границы дозволенного, целует в шею.

— Зря, — несмотря на море испытываемых эмоций, слегка отстраняюсь. Нельзя, иначе расслаблюсь, а предстоит тяжёлый разговор.

— И не один я ревную, — Он понимает намёк и, усевшись более ровно, кивает на Димку.

Суржиков, помрачнев, следит за разыграваемой сценой. Там уже кульминация — изящным движением Алексин протягивает визитки девушкам. Вновь расшаркивается и уходит. Подружки пребывают в очаровании. Наклоняюсь к Диске:

— Зря, его заинтересовала только блондинка.

— Откуда знакешь? — он неверяще смотрит на меня.

— Это мой опекун. И перед тем как девчонки подошли, я с ним разговаривала. Если даже Аня позвонит, он найдёт способ вежливо, но твёрдо отказать в свидании. Просто воспитание не позволило не дать визитку.

— Все таки вы, петербуржцы, такие странные, — он явно воспрял духом, — ну так куда дальше?

— Я отвезу вас до института или метро, как захотите, — отвечает Зосим, — Принцесса идёт сейчас на ланч с опекуном.

— С отцом, — машинально поправляю его.

— Как с отцом? — подошедшие девушки и Димка ошеломленно смотрят на меня, — ты же говорила...

— Отец не может присутствовать в Москве постоянно. Алексин присматривает за мной, обеспечивая безопасность и все необходимое.

— Точно странные, — ухмыляется Димка. Долго печалиться он не может. — Ладно, мы сами доберемся. Сейчас такси вызову и развезу красавиц своих.

Ребята уходят, причём теперь Димка обнимает лишь Аню, явно давая понять, что других мужчин рядом терпеть не намерен.

Зосим собирает все покупки, и мы идём в сторону кофейни. Опять звонит телефон:

— Привет, детка. Жду завтра в кофейне на Камергерском. Во сколько ты заканчиваешь учёбу?

— В четыре, — внутри меня все замирает от страха. Звонит Шитак.

— Значит в полшестого. Твои сопровождающие могут приехать с тобой, только они сидят в курящей зоне.

— Хорошо.

Смотрю на Зосима. Он на секунду прижимает меня к себе, целуя в макушку:

— Я же говорил, что отдых закончился.

Согласно киваю головой.

— Пойдём провожу на рандеву с отцом.

— Ты сможешь сказать, что меня ждет?

— Нет, принцесса, закон субъективного невмешательства также распространяется на Видящих. Проще говоря, бытовые предсказания под запретом. От этого разговора никто не пострадает физически, поворотным в истории он тоже не станет. Все остальное не важно. Даже Алексин, как видишь, не против встречи. А на него законы суб'ективного невмешательства не распространяются. Это твой отец, вы найдёте общий язык.

— Кстати, об Алексине. Могу попросить об одолжении?

— Все, что угодно, но в рамках разумного.

— Как вы с ним похожи! — делаю вид, что обиделась. Хотя, нет, себе дороже обижаться, тем более Зосим решает лаской вымолить прощение. .Его нежные почти невесомые поцелуи на миг заставляют потерять голову. Но дело превыше всего. С трудом отстраняюсь и продолжаю:

— Зосим, пожалуйста. Мне нужна любая информация о хранителях. Особенно о их способностях. Напрямую спросить не могу, он не ответит.

— Что именно?

— Способен ли хранитель на предательство, если считает, что так спасёт подопечного. В общем в этом ключе. Поищешь?

— Не доверяешь? А мне?

Прячу глаза.

-Хорошо, поищу.

— Тогда начни с архивов Внутреннего мира, — Алексин появляется из ниоткуда. — Девочка, а ты взрослеешь. Но иногда чрезмерная подозрительность может привести к одиночеству. Впрочем, одиночество — удел Правителей.

Он стоит и смотрит спокойно.

— Алексин, я..

— Только никогда не оправдывайся за свои действия. Другие не должны подозревать, что ты не уверена в себе. Зосим, тебя подбросить до архивов? Заодно запасы брома обновлю. Совсем, парень, потерял страх. На моих глазах с моей же подопечной целоваться. Да еще и принцессу.

Он указывает мне глазами на дальний столик в кофейне и утаскивает Зосима подальше от входа. Иду и занимаю место. Странно, что отец решил встретиться в таком месте. В снобизме, вернее во вкусе к жизни он не уступает и даже превосходит хранителя.

Отца долго ждать не приходится. Глядя, как он шагает по галерее, невольно испытываю страх и восхищение. Совершенно недавно, хотя мне кажется что очень давно, мы ходили с Зосимом в кино. Меня потрясла игра одного актёра. Это был отец до кончиков волос. Те же манеры, выдержка, вымеренные фразы. Те же жесты, движения, чувство стиля и осознание своего статуса. Даже внешне он был похож на отца. Я потом ещё пробежалась по фильмографии британца. Он играл разные роли, но основной стержень его героев оставался неизменным. Как любят говорить здесь, во Внешнем мире — это истый джентльмен. Играет ли он стеснительного писателя или молодого повесу, заикающегося короля или хладнокровного адвоката. И такой же Правитель Внутренннего мира. Я всегда гордилась, что он мой отец. И всегда обижалась,что у него никогда не хватало времени на меня. Нехватку нашего общения он компенсировал выполнением большинства моих желаний, дорогими подарками и лучшими из лучших учителями.

Вот он входит, и взгляды присутствующих обращаются к нему. Мужчины невольно выпрямляются, готовые даже вскочить навытяжку, дамы тоже стараются принять более благопристойный вид. Локти поисчезали со столов, спины прямые, даже многие перестали в развалку сидеть. Краус не обращает на это внимание, привык. Он подходит к моему столика:

— Ты позволишь?

Страх, что он задумал какую-то гадость, вновь шевельнулся внутри. Бросаю взгляд в сторону входа, и вижу, как Алексин устраивается на одной из скамеек с книгой в руке. Тут же успокаиваюсь и слышу:

— Хельга, я понимаю, что был груб, однако нам будет удобней разговаривать, если я присяду.

Отец все также стоит и ждёт моего разрешения.

— Да-да, конечно, извини, присаживайся.

Он устраивается напротив меня. Тут же рядом, словно из воздуха, материализуется официант. Мне кажется, он даже не дышит, а уж слово вымолвить. Отец приходит ему на помощь:

— Мне ристретто. Моей дочери капучинно с ванилью и корицей.

Официант кивает и радостно исчезает. Я искренне желаю, чтобы он ничего не перепутал.

Отец переводит взгляд на меня:

— Ты изменилась. Не готов сказать, хорошо это или плохо. Скорее как то иначе.

— Что именно?

— Не знаю. Но вот точно вижу, что питаешься ты плохо. Только глаза и остались. Нельзя так, Хельга. У тебя проблемы с прислугой? Почему Алексин не следит за твоим распорядком дня?

— Все нормально, пап. Алексин же с ложечки накормит, если решит, что я не ела.

— Конечно, и сказку расскажет.

— Уже наябедничал?

— Твоя просьба ввергла его в такой шок, что он долго не мог успокоиться.

— Какой впечатлительный. А он поделился, что именно за сказку стал рассказывать?

Отец усмехается:

— Он намекнул. Но при этом покраснел.

— Не верю, — потом немножко молчу и тихо спрашиваю, — а он не сказал, чем там сказка заканчивается?

Ловлю недоуменный взгляд и поясняю:

— Я раньше уснула.

Отец уже открыто улыбается:

— Нет, он не поделился. И сам факт, что ты уснула, расстроил его больше всего.

Тоже смеюсь. Лёгкая пелена напряженности и недоверия тает с каждой секундой. Пусть ненадолго. Однако это нам нужно.

Приносят наши чашки

С удовольствием делаю глоток. Все таки шоппинг — это трудоёмкий энергозатратный процесс. Отец крутит свою чашку.

— Что у вас с Зосимом?

— Пока ничего. Он признался в любви.

— А ты?

— Пап, я не готова ни к каким отношениям. Тем более с учётом моего статуса.

— Чем статус тебя не устраивает?

— Ничем. Скажи, пожалуйста, в отношении меня ты рассматривал династический брак?

Краус задумчиво смотрит на меня:

— Я отвечу на твой вопрос. Только скажи мне, это связано как то с Зосимом?

— Пока нет.

— Тогда подумай сама, с кем твой брак выгоден?

— Не знаю.

— Потому что нет такого. Я никогда не планировал решать твою судьбу, особенно в отношении мужа. Это может быть только твоё решение.

— Спасибо.

— Не за что. Только возьми на заметку, что я непротив внуков, но пока не готов становиться дедушкой. Не спеши.

Вновь смеюсь. Он с улыбкой наблюдает за мной. Потом нахмуривается:

— Хельга, надо серьёзно поговорить.

Киваю. В конце концов, отец не просто так зашёл кофеек попить. Однако дальнейшие слова выбивают из под ног землю.

— Хельга, я виноват перед тобой. Виноват, потому что лишил матери. Виноват, потому что был плохим отцом. Виноват в том, что случилось в школе. В том, что резиденция не стала твоим домом, не дал тебе семью. Виноват в том, что ты предпочла сбежать, а не прийти ко мне. Что не договаривал, считая маленькой. Приказывал, а не просил. Самая большая вина в том, что вместо поддержки в тяжелую минуту не сдержался, накричав, и даже пытался применить силу. Я отвратительный отец, мне нет оправдания. Кроме одного — я всегда боялся тебя потерять, как потерял твою маму. Я запутался и все-таки лишился твоего доверия. Молчи. Одно дело понять это самому, другое — признаться тебе. К сожалению, я слишком долго был один, да и должность у меня такая, и привык к полному повиновению со стороны окружающих. А тут ты, маленькая, с виду хрупкая и молчаливая, но внутри жёсткая и несгибаемая. И я даже рад, что не сломал тебя. Ты права, твоя судьба — это твоя судьба. Но я боюсь за тебя, боюсь, что ты совершишь ошибку, за которую можешь поплатиться жизнью. Прости, но за тебя я буду бороться до конца. Я не отдам тебя каким то падальщикам. Не возмущайся. Я не сказал, что ты должна нарушить слово. Я обсуждал этот вопрос с Алексиным.Если опустить все эпитеты, что мы наговорили друг другу, то оба пришли к выводу, что надо усилить твою охрану и подготовку. Если первым я сам займусь, то вторым вопросом займется хранитель. С завтрашнего дня он будет обучать тебя энергетическом бою. И ещё. Вчера я открыто заявил о тебе как о наследнице, так что теперь придётся ещё участвовать и в политической жизни.

Сижу и не могу сказать ни слова.

Он замолкает. А я вдруг замечаю и сеть морщин вокруг глаз, и усталый вид. Мне жалко его, жалко за тот выбор, который перед ним ставит жизнь.

Отец тем временем продолжает глухим голосом:

— Я понимаю, что так просто завоевать твое доверие невозможно. Но хотелось бы постепенно установить хотя бы хорошие отношения. Это возможно?

— Пап, вы слишком много умалчивали, скрывали, недоговаривали. Если хотя бы начать говорить правду, дать ответы на вопросы, то нет ничего невозможного.

Отец задумывается:

— Понимаешь, девочка, не на все вопросы можно безболезненно дать ответы. Но могу гарантировать, что вся необходимая тебе сейчас информация будет даваться в полном об'еме. Это касается и насчёт подготовки к переходам, и по вопросам возможного правления. Здесь для затравки.

Он кладет на стол папку. Рядом материализуется Алексин:

— Ваши величества, будущее и настоящее, вы не против? — и он плюхается на стул. Нагло хватает папку и просматривает бумаги

— Бдишь? — усмехается отец.

— Работа такая, — отмахивается Алексин, продолжая бегло изучать документы. Удостоверившись, что все в порядке, передаёт папку мне. Я же откладываю в сторону. Меня сейчас интересует другой вопрос,

— Пап, кто моя мама?

Краус и хранитель переглядываются. Отец покачивает чашку, потом отвечает:

— Хельга, это не тот вопрос, на который я готов ответить. Это не каприз, а суровая необходимость.

— Зато я знаю, кто может кратко и емко ответить на этот вопрос, — судя по лицу, Алексин задумал какую-то гадость. К моему удивлению, отец понимающие кивает и тоже задорно ухмыляется.

Тем временем Алексин набирает номер и ставит телефон на громкую связь. После непродолжительных гудков отвечает Стешин.

— Слушаю.

— Александр Викторович, это Алексин.

— Узнал, что случилось?

— Хельга окончательно рассердила отца и тот пригрозил ей династическим браком, — у меня рот открывается от удивления, отец лишь закатывает глаза.

— И как он это видит? — Стешин невозмутим.

— Ну он уже озвучил кандидатуру.

— И кто же?

— Вы.

Я окончательно выпадают в осадок, отец лишь хмыкает. А вот Стешин раз'ярен.

— Да о чем он думает, этот выскочка! Внучку сватать за деда!!! Да я его...

Вдруг резко замолкает.

— Краус там?

— Да, — Алексин пытается сдержать улыбку.

— Она тоже? — несколько устало уточняет Глава.

— Да, — теперь хранитель не скрывает смеха.

— Мало я в детстве тебя порол.

Связь обрывается.

Отец наблюдает за мной, а я сижу в оцепенение... Стешин мой дед? Алексин его сын? Значит, хранитель мой...дядя? В памяти всплывают сценки с его флиртом, заигрыванием, приставаниями. Алексин улавливает мои мысли и тянется, пытаясь успокоить:

— Девочка моя, все не так плохо...

— Не трогай меня!

— Хельга, подожди,ты не так поняла, — отец пытается остановить меня, но я уже вылетаю из кафе, где чуть ли не сбиваю с ног Зосима.

— Принцесса, что случилось?

— Ты знал? Скажи мне, ты знал?

-Что? Что произошло?

— Что Стешин мой дед, Алексин — дядя?

— Принцесса, я знал только про Стешина, с Алексиным там другая ситуация....

— Ты знал, и не сказал мне. Чем ты лучше их? Ты тоже мне врал!

Вырываюсь из его рук и стремглав выбегаю на улицу. Вот и машинка моя. Срываюсь с места, и уезжаю подальше ото всех. Ложь, ложь, кругом ложь. Меня бесит не сам факт нашего родства, а то что все молчали. Знали и молчали. Немного побаиваюсь, что хранитель сейчас вновь появится, но очевидно ему хватило ума не трогать меня в таком состоянии. Тут же вспоминаю все его прикосновения, ласки, заигрывания, и меня передергивает. Это же извращение какое-то. Как он мог?!!! Я же доверяла ему!

Где то с час автомобиль колесит по городу. Мысли скачут, нервы пляшут. Как в таком состояние я не устроила ДТП, сама не знаю. Понемногу начинаю успокаиваться и в голову приходит решение. Действительно, пусть кратко и емко все об'яснит.

В здание Совета я только что не пинком открываю дверь. Охрана пытается остановить, но узнав, лишь следует за разъярённой принцессой на расстоянии. Приёмная Стешина, секретарь пытается меня остановить

— Он не принимает.

— Ничего, сейчас примет.

Вот тут вымещаю всю злобу на двери, да так, что она с грохотом врезается в стену. Впрочем услужливая память подсовывает эпизоды с Главой и Алексинымс аналогичным поведением. Не сдержавшись, хихикаю

Стешин, вставший при моём эффектом появлении, тоже улыбается:

— Да, я тоже подумал, что это семейное. Я ждал тебя, Хельга.

Он делает знак секретарю и та исчезает. Прохожу ближе к столу. Стешин идёт на встречу и наконец берет меня за плечи, по-прежнему улыбаясь:

— Мы оба стали жертвами наглых интриганов.

— Я пострадала больше, вы хотя бы знали....

— Это больнее, в этом случае неведение милосердней. Я теперь могу тебя обнять, внучка?