Старик с обочины

Он напрягся и потянул караван, едва передвигающийся на непо-слушных ватных ногах.

Ушастый

Я ничего не соображал, ни одной мысли в голове, одна злость на то, что так не повезло. Стрелок, само собой, тут ни при чём. Он как раз всё сделал правильно. Только вот всего предвидеть даже такой ас, как Стрелок, и то не может. Душегубка и весёлый призрак — кочующие ано-малии, на одном месте не стоят, вот нас и накрыло. Дело случая, конеч-но, только вот что неясно: они настолько редкие, что некоторые их и в глаза не видали. А мы за день и то, и другое узреть сподобились. И ведь что странно: и призрак, и душегубка к нам, словно магнитом притяну-лись. Душегубке так вообще тут никаким боком быть не положено, она в чистом поле разгуливает. Но тут с одной стороны лесопосадка, с дру-гой — баобаб этот дурацкий. А может, кривая вывезет? Нет, не вывезет, попались кролики. Духота нарастала, сдавливала, язык немел, глаза за-ливало холодным потом. Я бы вытерпел, и все уладилось бы как надо, да Самовар не выдержал, сомлел сзади. Хорошо хоть руку поглубже под мой ремень засунул. Тащу его, а сзади Глюк подпихивает. Самова-ровский рюкзак набок съехал, словно нарочно за всё цепляется, мужик только тихо поскуливает. А с боков всё больше сдавливает резиновой духотой, всё сильнее стягивает, и вот уже дышать нельзя, а можно толь-ко упасть и лёжа хрипеть, синеть и задыхаться.

Я даже вспомнить не могу, когда это представление закончилось. Сообразил лишь, что снова могу дышать, что в легкие снова попадает воздух, а не воздушный кисель. Но все равно чудилось, что в груди за-вёлся еж, что он шевелится, копошится, стремясь выкарабкаться нару-жу. Старался дышать как можно реже, но, похоже, душегубка достала даже легкие, словно кто-то кол воткнул от горла до живота. И я знал, что надо торопиться, что следует как можно быстрее сматываться от-сюда, потому что неизвестно, куда подастся душегубка, которая вполне могла вернуться. Стрелок тянул нас вперед с прежней силой и мы пёрли вперёд чуть ли не на четвереньках, а внезапно втрое потяжелевшие рюк-заки прижимали нас к земле. Пёрли молча, потому что превратившаяся в клей слюна намертво схватила всё во ртах. Но что странно. никакого страха так и не было, только дикое озлобление, что не привелось дойти до места без приключений.

Дерьмо эта душегубка, убить не убьет, а душу вымотает по клас-су "экстра". Мудрые люди название ей дали. Закончилось всё, как и по-лагается, внезапно. Стена деревьев слева колыхалась, как ни в чём ни бывало, сыпля струйками желтой пыльцы. Стрелок еще не успел разре-шить остановиться, а мы всем строем рухнули плашмя. Я ощупал гор-ло. Было больно, и, конечно, не снаружи, а внутри. Нос заложило, но, как это ни странно, всё быстро прошло. Потом лежал, уткнув лицо в прохладную душистую траву, с наслаждением дышал нормальным воз-духом, а пальцы сами свинчивали колпачок фляжки.

Рядом сопел Бобёр, время от времени постанывал Самовар, но и они шуршали колпачками. У Ташкента шла кровь носом, глаза вылезли на лоб, он, по-моему, вообще ничего не понимал и судорожно глотал воздух, хрипя и перхая. Потом взгляд его стал относительно нормаль-ным и остановился на фигуре Стрелка. Разведчик не потянулся к фляге. Он с насмешливым интересом разглядывал нас, сидя на корточках. По-том вздохнул, поднялся на ноги и тоже принялся полоскать горло.

-Ну что, -невинно поинтересовался он, -может перекусим?

-Блу-а-а-а-а! -не выдержал несчастный Ташкент. Его стошнило.

-Так точно, товарищ ефрейтор. -косноязычно, но с готовностью согласился с ним Бобёр.

Стрелок склонился над валяющимся в лопухе рюкзаком Самова-ра. Боковые карманы вещмешка раскрылись, куски металла внутри сби-лись в сторону, центр тяжести сместился. Разведчик расстегнул мол-нию, принялся укладывать всё, как следует:

-Спасибо... -невнятно сказал Самовар.

-Кой хрен "спасибо"! -отрезал Стрелок. -Кисейные барышни, возись тут с вами. Другим не легче. Живо приходите в себя. Не забыли, что посёлок необитаем? Дома пустуют, в них могла угнездиться всякая нечисть. В два счёта можно напороться на кровососа или на гипнотизё-ра. Поэтому, как в армии: на первый-второй расчитайсь и чётные идут со стволами налево, нечётные — с дулами направо. При малейшем подо-зрении моей команды не ждать, бить прицельно очередями. Всё доступ-но? Шагай, бояре, ночлег близок.

Из записной книжки Старика

Гипнотизер (мозгоед, серая нелюдь). Исключительно осторожный и очень опасный мутант, попадающийся ближе к западу Зоны, крайне серьезный против-ник, встречи с которым избегают даже эндогены. Бродит по Зоне, стараясь дер-жаться развалин и брошенных построек.

Происхождение непонятно. Среди "курортников" бытует мнение, что в гипнотизёров под влиянием некой "вышки" превращаются неосторожно подо-бравшиеся к ней люди. Это косвенно подтверждается тем, что серая нелюдь внешне походит на человека, но голова непропорционально увеличена. Главные внешние признаки — гипертрофированный лоб, пульсирующие язвы-волдыри в рай-оне висков. Неумело одевается в остатки одежды жертв.

Обладает сверхразвитым восприятием, а также необъяснимой способно-стью брать под полный контроль поведение различных живых существ. Действие телепатического воздействия ограничивается приблизительно сотней шагов Для подчинения жертвы мозгоеду необходимо до трёх секунд удерживать её в поле зрения. В движении он этого делать не может, ему требуется присесть, остановить-ся и начать "вглядываться". Понятно, что охоте в погоне он предпочитает засады в развалинах и зарослях.

Мозгоед подманивает и убивает для пропитания зайцев, грызунов, пре-смыкающихся, иногда — зазевавшихся кабанов. Со стаями собак и суперкотами не связывается и старается тихо уйти. Матерые особи подчиняют себе даже челове-ческую волю. Превращая жертву в зомби, гипнотизёр переводит её в агрессивное состояние по отношению к своим противникам. Под полным влиянием мозгоеда, совершенно подчиняясь ему, жертва находится от двух минут до двух часов, после чего умирает, предположительно от кровоизлияния в головной мозг, тогда гипноти-зёр может поедать части тел жертв. Поражения мозга избежавшей умерщвления жертвы практически всегда необратимы. Чудом спасшиеся жертвы гипнотизёров, пребывавшие под их воздействием не более двух секунд и отделавшиеся потерей сознания и головной болью в течение дня-двух, говорят, что слышали воющий шум, у них краснело в глазах и начиналось сильное головокружение.

Стрелок

Откуда-то с задворок дальней усадьбы раздается едва слышный, но ужасный тягучий вой. Я невольно приостановился, а Бобёр, наскочив на меня, чувствительно ударил в поясницу стволом своего "калаша". Только мне не больно. Мне страшно. Так страшно, что начинает при-вычно подсасывать в желудке. Испуг — мой бессрочный попутчик. Ско-рее даже — верный товарищ. Никто ведь не знает, что я еще жив, лишь благодаря своему вечному ужасу. Все за глаза зовут меня стальным мужиком, неуязвимым, заколдованным: "Сам чёрт Стрелку не брат! Зо-на ему — дом родной!" Дурачьё! Словно забывают, где находятся, пере-стают понимать что значит каждую минуту ждать, как последнюю. Ми-нуты не становятся последними, зато сливаются в последние часы, те превращаются в последние дни. И эти дни проходят, а страх смерти остается. Даже нет, он прирастает с каждой сменой чёрных цифр на се-ро-зелёном экранчике электронных часов. "Неуязвимый!" Не сегодня-завтра всякое везение исчерпывается, верблюдики мои груженые. И чем больше Стрелку везет, тем меньше ему остается жить. Как же с этим свыкнешься? Можно утомиться от ожидания, но привыкнуть — нет, это никогда. И никто в том же Черновском "курорте", никто в Лукьяновке даже не подозревает, что отважный Стрелок накачан страхом по самый капюшон. Никому, никогда и ни за что он не сознался бы в этом, однако перед собой-то что лицемерить... И теперь я совершенно точно знаю, отчего мне так неприятен был Старик. Он тоже был таким. Я понял это по его глазам. Он когда-то боялся. Да, конечно, страшился совсем дру-гого, но так же панически, невыносимо. Только сейчас он уже не боится ничего. Смелость здесь ни при чём. Он просто устал бояться. А значит — ему конец. Как, впрочем, и мне, когда я перестану бояться.

Тихоня

Само собою, изогнутая дугой единственная улица Гремячьего называлась улицей Сталина. Об этом извещала насквозь проржавевшая, но с яркими киноварными буквами табличка на углу дома. Всё тут за-росло травой и мелкими кустами, однако посредине была протоптана довольно широкая тропа. Вообще-то, не удивительно: кто только к Куз-нецам не шастает, они, пожалуй, самые популярные в зоне личности. Хотя, опять же, не одни люди тропы торят. Нечисть здешняя тоже не дура в аномалии лезть, больше норовит дорожками цивильно прогу-ляться. Да и зверью сподручнее перемещаться по надёжным путям.

До поворота налево мы дошли без приключений, хотя, наверное, стоило войти в любой дом и хлебнули бы этих приключений по самое донельзя. Вон в хате окна зеленоватым светятся — значит, без сомнения, полон подвал ведьминого студня. Тут весь дверной проем затянут пря-дями жгучего пуха. А здесь вообще что-то непонятное пульсирует на полуразрушенной веранде. Маленькая норная крыска с кусочком чего-то съедобного во рту шмыгнула в трещину фундамента, вслед, не до-став опытного зверька, запоздало и вяло фыркнул слабенький электри-ческий разряд.

В прошлый раз мы входили в Гремячье с другой стороны, как раз отсюда, где от улицы товарища Сталина отходит улица Первого Мая. Вот одичавший грушевый сад. А вон и бывшая поликлиника, где засели Кузнецы. Как и о многом в Зоне, о Кузнецах толком мало что известно. Сами они никому не показываются. Словно гномы, зарылись в подвалы гремячьевской больницы и носа никуда не кажут. Окна первого этажа заложены кирпичом, наружу устрашающе торчат рыжие острые арма-турные штыри. Крыльцо загорожено замысловатой баррикадой, надпись суриком на стене сообщает: "Не лезьте! Стучите! Стоят растяжки! По-страдавшим по глупости не помогаем!". Если прислушаться, из недр больницы доносится скрип, шипящие вздохи, позвякивание. Над обом-шелой шиферной крышей поднимается струйка чёрного дыма. Трудят-ся, гномы...

В сотне шагов от поликлиники угрюмо возвышается водонапор-ная башня под ржавым куполом — единственное место для безопасного ночлега. К ней мы и направились. У входа стоял часовой. Ба! Да это же Епископ! Значит, в башне уже устроился караван из Красного и лучшие места нам не светят. Ну, да ладно, ничего не попишешь, таково право первоприбывших, а мы устроимся в тесноте, да не в обиде, выспимся и на полу.

Мысленное досье на Епископа

Епископ — бывший десантник, участник чеченской мясорубки, гроза тузем-ных бандитов, легендарный снайпер. В тамошней бойне как-то резко уверовал в бога. После Чечни ушёл в монастырь, потом внезапно покинул его, гневно обвинив попов во всех мыслимых и немыслимых пороках. Через год появился в Зоне. Неве-роятно удачливый добытчик и, по совместительству, своего рода местная мать Те-реза. Занимается тем, что всемерно и бескорыстно помогает пострадавшим. Кроме того, проповедует слово божье. Может быть занудливым, порой кажется "поверну-тым" на вере, но все, кто его знают, относятся к нему с огромным почтением. Ча-стенько бывал в Черново, где даже отъявленного прагматика и циника Борова без-успешно пытался обратить к свету истины и человеколюбия. Несмотря на неудачи в миссионерской деятельности, не считает черновцев потерянными душами и ис-кренне уважает. Зато терпеть не может лукьяновскую уголовную братию и убеждён, что для тех Зона — всего лишь чистилище на пути в геенну огненную.

— Здорово, Стрелок! Как дошли?

-Привет, Епископ! Спасибо, всё в норме. А вы?

-Неплохо.

"В норме!" А Старик не в счёт? Хотя, для Стрелка, видимо, не в счёт...

Сколько же я в Зоне? Четвертый год... А до сих пор порой не мо-гу разобраться в окружающих. Иногда кажется, что для меня нет людей ближе, чем те же Самовар, Бобёр, Глюк. Они внимательные, отзывчи-вые, добрые. А порой я их ненавижу за жестокость и равнодушие.... Ма-ло нам увечий, причиняемых Зоной, надо еще самим калечить судьбы. Как начинаешь разбираться, сгущается в голове туман, словно ранним утром на берегу Норки. Взять хотя бы того же Стрелка. Ну да, эгоист, черствая скотина, супермен хренов. Старика бросил. Но ведь со стрел-ковой-то колокольни всё выходит правильным. Да и если со стороны смотреть — всё логично.

Самое гнусное тут — то, что мы в и Зоне остались сами по себе: "Моя хата с краю. Своя рубашка ближе к телу. Каждый сам за себя". В Зоне, где единственный шанс возможность выжить — стать братьями, сжаться в кулак.

Территория бывшего СССР

Сибирь

Усть-Хамский район Хамской области

Аномальная Зона внеземного происхождения

Гремячье

21 час 55 минут 6 августа 2007 г.

Тихоня

Мы вошли в башню. Против ожиданий места на втором этаже хватило всем. Здесь стояла горячая буржуйка и вокруг неё, стараясь не шуметь, расселись мы, грязные усталые носильщики, очень разные и такие похожие. Ребята из Красного дрыхли без задних ног. Посмотреть завидно. Они уже загрузились сегодня для обратного пути и завтра чуть свет подадутся домой. А нам с утра только предстоят торг с Кузнецами и возвращение.

Красное... Когда-то это была заурядная железнодорожная стан-ция между Марьино и Усть-Хамском. Полтора десятка домов, церквуш-ка, два маленьких кирпичных цеха у глиняного карьера... Теперь там крепко сидит группировка, скорее напоминающая религиозную секту. Большинство живущих в Зоне относятся к красновцам неплохо, но слег-ка насмешливо, считая их помешанными.

Зона не жестока и не кровожадна, учат в Красном. Зона — не про-сто огромный овал на местности, напичканный смертоносными анома-лиями. У любого, кто окажется в силах посмотреть на Зону без предубеждения, возникнет мысль, что это некая сложная, целостная, са-модостаточная и неизбыточная, внутренне непротиворечивая система, где всякая песчинка, травинка, животное, аномалии — на своём месте. Стоит чему-то исчезнуть, как его заменит то же самое или равноценное. Возникшее может быть чем-то совсем безвредным — новым деревом, странным грибом, но в результате такой замены могут появиться и го-ворящий пёс, и ядовитый родник, и прыгающие камешки. А вот человек-пришелец в Зоне — инородное тело, нечто чужое, не желающее приспо-сабливаться к ней, наоборот, пытающееся с ней воевать. Но Зона вое-вать с людьми не собирается. Ни одна из аномалий не предназначена истреблять людей, не создана для причинения людям вреда. У неё свои, другие, не известные нам функции, хотя, от этого она не становится ме-нее опасной.

Красновцы верят, что в развалинах Усть-Хамска покоится нечто сверхъестественное неземного происхождения. Они называют это Серд-цем Зоны. Со времени обоснования в посёлке (а когда это точно про-изошло — неведомо) поклонники Сердца вежливо, но непреклонно пре-пятствуют продвижению добытчиков и охотников в сторону города. Красновцы, мотивируют это тем, что Зона может разгневаться на непрошеных пришельцев. Единственные, кто могут без помех пройти сквозь красновские дозоры, это шаманы, каковые почитаются краснов-цами как Уста Зоны, через которые та изрекает свою волю людям. По слухам, у зонопоклонников есть крупная база чуть ли не на самой окра-ине Усть-Хамска, но точного её местонахождения не знает никто, кроме самих посвящённых из группировки.