Эра Водолея или каждый имеет право знать.

— Слово предоставляется Ивану Павловичу Штыреву, — объявил в микрофон председательствующий.

Первые четыре ряда заметно оживились и приветствовали Штырева с воодушевлением, остальной зал похлопал так же равнодушно, как и предыдущему оратору.

— Большой человек у крикунов, — сказал Игорь. — Правая рука Мукина.

Штырев поднялся на трибуну, и зал умолк.

— Раньше я знал три беды, — начал Штырев, — которые могут уничтожить мир: коммунизм, национализм и феминизм. Теперь я знаю и четвертую. Имя ей Эра Водолея. — Первые четыре ряда взорвались аплодисментами и через пять секунд утихли. — Нас превратили в бесчувственные машины для поглощения пищи. Мы лжем друг другу. Мы лжем нашим детям. Мы лжем сами себе. Свобода. Равенство. Братство. Лебедев ловко манипулировал этими святыми для каждого человека понятиями. Через своих наемников он всю страну подчинил своей воле. И главную роль в этом сыграли средства массовой информации. Его средства.

Первые четыре ряда снова взорвались аплодисментами.

— Купленные журналисты и продажные политики с восторгом несли знамена, на которых были начертаны эти слова, не задумываясь о морали, а просто фанатично повторяя их. При каждом упоминании о том, что они переходят все границы приличия, Лебедев и его клика кричали об угрозе свободе слова. Свобода, равенство, братство. Этим словам отвели роль термитов, подточивших мироустройство и государственность. Наши политики лгут своему народу, заботясь только о своей выгоде. Иными словами, они просто стремятся прийти к власти.

— Политика не имеет ничего общего с моралью, — крикнул кто-то из зала. — Если политик руководствуется моралью, он перестает быть политиком.

— Вы хотите сказать, что у них нет другого выхода? — спросил Штырев.

— Да.

— И я соглашусь с вами. Кто хочет править, должен использовать хитрость, лицемерие и ложь. Заоблачная идея свободы и справедливости дала Лебедеву возможность убедить электорат в том, что пресса и телевидение не что иное, как слуги народа.

— Так оно и есть, — крикнули с другого конца зала. — Только благодаря прессе, телевидению, радио и свободе слова мы можем узнать правду. Только потому, что газеты и телеканалы Лебедева, невзирая на угрозы, продолжали говорить правду и вести нас к идеалам цивилизованного общества, мы достигли тех вершин общественного строя и социальной справедливости, которые имеем.

— Вы считаете, что роль прессы — указывать якобы необходимые критерии жизни, передавать жалобы народа, высказывать от его имени неудовольствия?

— Да, — сказал тот же голос. — В средствах массовой информации выражается торжество свободы слова.

— Но кто сказал, что журналисты знают истину? — с чувством спросил Штырев. — Кто дал им право взять на себя роли пророков и судей? Со страниц газет мы слышим оценку событий, которую дают люди, понятия не имеющие об этой области человеческой деятельности, люди, руководствующиеся своими эмоциями, основанными на личных условиях существования в обществе. Журналист запросто сегодня может рассуждать на тему повышения урожая зерновых, завтра давать советы, как правильнее организовать процесс обучения детей в школе, а послезавтра с легкостью рассуждать о градоустройстве. При этом автор газетной статьи или телерепортажа умышленно опускает факты, опровергающие или ставящие под сомнение его доводы, и многократно, с разных сторон, повторяет факты, подтверждающие их. Так где же беспристрастность? А если нет беспристрастности — значит нет истины.

— Правосудие слепо, — сказал кто-то со второго ряда. — Его глаза завязаны, а в руках оно держит меч и весы.

— Так как же оно увидит результаты взвешивания? — спросил один из распивавших водочку у левого прохода.

В зале послышался легкий смех.

— А ему не надо смотреть, — ответил его товарищ. — Правосудию скажут, кто виноват, и подведут к нужной голове.

Первые четыре ряда молча повернулись и посмотрели на подвыпивших работяг, все остальные, сидевшие в зале, снова захихикали, и кто-то даже пару раз хлопнул в ладоши.

— Именно, — сориентировался Штырев. — Нашим газетам говорят, кто виноват, и они реагируют по утвержденной Верховным Советом схеме. И не нужно ссылаться на призрачные теории.

В нашей повседневной жизни достаточно фактов. На этой неделе в Научно-исследовательском институте экспериментальных химических технологий произошла авария. Городу угрожала опасность химического заражения. Чья-то безалаберность заставила людей стать героями, и как всегда посмертно.

Зал притих. Костя и Игорь переглянулись.

— Вот это новость, — сказал Костя.

— Я тоже первый раз слышу о жертвах, — ответил Игорь. — Врет небось, как всегда.

— Нашлись два человека, которые написали об этом правду. Это Зубков и Скрябин. И что же? Газеты не напечатали их материал, а под их именем сообщили всем официальную версию аварии — взрыв парового котла. А журналистов уволили с работы. Так в чем же истинная причина этой цепочки событий и сокрытия информации? Сегодня мне принесли документы, проливающие свет на эти события. Причина в химическом оружии, разрабатываемом в НИИЭХТ. Смешивание двух газов в результате дает третий. Мы уже имеем розовые пилюли. Но их действие не поголовное. Есть очень много людей, которые не принимают эти таблетки. Поэтому правительству приходится придумывать что-то такое, что действовало бы поголовно на всех граждан, независимо от их воли. Во время аварии в институте проводили испытание газа "Дельта 601". Этот газ мгновенно действует на центральную нервную систему, усиливает ощущение радости и безразличие к негативным моментам внешнего окружения.

В зал вбежал человек и, поднявшись на сцену, подошел к Штыреву. Он что-то сказал ему на ухо и тут же пошел обратно.

— Господа, — сказал Штырев. — Нужно немедленно расходиться. Только что отдан приказ о моем аресте и задержании всех присутствующих на нашем диспуте. В районе облава.

Первые четыре ряда и президиум поднялись как по команде и двинулись к выходу. Зал пустел на глазах.

— Это правда? — спросил Костя.

— Все может быть, — ответил Игорь и поднялся с кресла.

Шишкин и Зубков ушли с балкона и остановились у лестницы, ведущей со второго этажа вниз. На первом этаже Дома культуры слышался легкий гомон и шарканье обуви по дубовому паркету. Как только шум немного стих, они спустились на первый этаж.

У входной двери, за столом, сидела бабушка-вахтерша и вязала

шерстяной носок. Возле зеркала стояла девушка, рядом — коренастый мужичок. Костя без труда признал дядю Юру и Наташу. Чуев обернулся на шум, донесшийся со стороны лестницы, и улыбнулся.

— Вот он, — провозгласил дядя Юра. — Рыцарь, лишенный работы, наследства и памяти.

Наташа обернулась и, увидев Костю, улыбнулась.

— Привет, — сказала Наташа.

Костя и Игорь поздоровались.

— А ты уже диссидентствуешь... — сказал дядя Юра, протягивая руку.

— Слово не воробей, — ответил Костя, пожимая руку. — Поймают — и вылетишь. Знакомьтесь. Игорь, мы работали вместе. Наташа и Юрий... а как тебя по отчеству?

— Дядя Юра, — ответил Чуев, пожимая руку Игоря.

— Очень рад, — ответил Игорь с наипочтеннейшей улыбкой. — Для меня честь пожать руку Моисею...

— Стоп, — сказал дядя Юра. — Давай на этом и остановимся. Автографы я не даю.

— За тобой кто-то гонится? — с улыбкой спросила Наташа.

— Совсем забыл, — спохватился Костя. — Наверное, нам лучше уйти.

— Ты что, поверил в облаву? — спросила Наташа.

— Я? Ну... откровенно говоря... да.

— Ну и напрасно, — сказал дядя Юра. — Если милиция и приедет, то они ее сами вызвали. Ну да ладно. Все равно диспут закончился, а значит, нам здесь делать нечего.

Первым из Дома культуры вышел Игорь, за ним все остальные.

На улице было свежо. Патруль, который Костя с Игорем видели полчаса назад, мирно стоял возле дверей и о чем-то беседовал. Вся компания прошла мимо "газика" и направилась к Садовому кольцу. Вдалеке послышался вой милицейской сирены. Все обернулись. В конце улицы показалась патрульная машина с включенным проблесковым маячком. Почти сразу же послышался вой сирены с противоположной стороны улицы.

— Кто бы их ни вызвал, — сказал Игорь, — но ночь в зале ожидания не входит в мои планы. В ваши, я думаю, тоже.

— Вы на редкость проницательны, молодой человек, — ответил дядя Юра, осматриваясь по сторонам и прикидывая шансы.

Машины медленно приближались с двух сторон улицы.

— Значит, так, — негромко сказал Игорь. — Мы стоим в тени, и им нас пока что не видно. Я перебегаю улицу и делаю ноги. Они двинут за мной. Вы подождете немного и уйдете в противоположную сторону. Счастливо добраться.

Сказав это, Игорь вышел на свет, остановился на мгновение и, рванув в противоположную от милицейской сирены сторону, вскоре скрылся за домами. Наташа, Костя и дядя Юра развернулись и медленно пошли прочь от перекрестка. Через несколько секунд по перекрестку, набирая скорость, проехала патрульная машина, вой сирен постепенно начал удаляться и наконец совсем стих.

— Серпов переулок где-то рядом? — спросил Костя

— Два квартала прямо по курсу, — ответил дядя Юра.

— Пошли, у меня там знакомый живет.

— Неудобно. Он, наверное, уже спит, — сказала Наташа.

— Нам все равно нужно где-то переждать облаву. И потом, он мне говорил, что ложится поздно.

Отыскав нужный дом, Костя, Наташа и дядя Юра прошли через темный двор и вошли во второй подъезд. Костя шел первым. На звонок дверь открыли почти сразу. Хозяин квартиры в столь поздний час был одет совсем не по-домашнему. Казалось, он собирался куда-то идти или только что вернулся с какого-то свет-ского раута.

— А-а... сумасшедший... — сказал Жора. — Заходи. Гостем будешь.

— Извини, что поздно...

— Все нормально, не переживай, — махнул рукой Жора, отходя от двери.

— Я не один.

— Заходи не один, — сказал Жора уже из комнаты. — Я только шмотки в шкаф уберу.

Костя пропустил вперед Наташу и дядю Юру и закрыл дверь.

— Проходите в комнату, — крикнул Жора.

Квартира у Жоры была однокомнатная и вполне уютная. В ней было прибрано, но чувствовалось, что женская рука этой квартиры не касалась уже давно. Гости сняли обувь и надели тапочки, которых оказалось превеликое множество.

Жора вышел из комнаты в коридор.

— Добрый вечер, — сказала Наташа.

— Добрый... — ответил Жора.

Взгляды дяди Юры и Жоры встретились. Они несколько секунд стояли и молча смотрели друг другу в глаза.

— Если гора не идет к Моисею, то Моисей идет к горе, — наконец сказал Чуев.

— И не говори... — ответил Жора, и они пожали руки.

Наташа и Костя молча смотрели на них. Получалось, Жора и дядя Юра были давно знакомы.

— Это Жора, — представил Костя хозяина квартиры. — Наташа.

— Проходите в комнату, — сказал Жора и жестом показал на открытую дверь.

Поздние гости вошли в комнату и непроизвольно остановились возле дверей.

— Силком, что ли, вас заталкивать? — спросил Жора. — Проходите. Садитесь за стол.

Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый белоснежной скатертью и заставленный всевозможными яствами. Тот стол, что увидел Костя на вечеринке у дяди Юры по случаю своего выздоровления, казался жалким в сравнении с тем, что он видел сейчас.

— Ну ничего так опера ужинают... — сказал Чуев, обходя стол и садясь на стул.

— Это не ужин, это банкет, — ответил Жора, доставая из серванта рюмки, тарелки, вилки.

— И по какому поводу? — спросила Наташа.

— День рождения, — ответил Жора.

— А где же гости? Не пришли? — удивилась Наташа

— А вы что, не гости? — спросил Жора, расставляя тарелки. —

Я когда Моисея поймал, три дня ребят в ресторан водил. А тут он сам пришел.

— Что ты сделал? — спросил Костя.

— Посадил, — равнодушно ответил дядя Юра и подцепил вилкой семгу.

Костя и Наташа в очередной раз переглянулись и посмотрели на Жору и дядю Юру. Жора достал из бара бутылку коньяка, дядя Юра положил себе на тарелку два колечка копченой колбаски и, рассматривая стол, размышлял, что бы еще откушать... взгляд его остановился на розетке с черной икрой. Он взял маленькую галету и чайной ложкой водрузил на нее небольшую горку. Жора неторопливо разливал по рюмкам коньяк. Наташа продолжала смотреть то на Чуева, то на Жору.

Жора улыбнулся и, закончив разливать коньяк, поставил бутылку на стол. Когда коньяк был у всех в рюмках, а закуска в тарелках, дядя Юра кашлянул, намекая, что он берет слово.

— Ну что же, — сказал он. — Так по какому поводу, говоришь, мы вовремя зашли?

— День рождения у меня, — напомнил Жора и еле заметно улыбнулся.

— Хороший повод, — согласился дядя Юра и добавил: — Только он у тебя, кажется, в июне.

— Ну и что? — ответил Жора. — Я в июне и начал.

— И сколько тебе стукнуло? — спросил дядя Юра.

— Сорок лет, — не то с гордостью, не то с грустью ответил Жора.

— Значит, празднуешь уже сорок дней... ну что же, за твои сорок лет. Расти, не чихай.

— С днем рождения, — с улыбкой сказала Наташа, протягивая рюмку.

— Поздравляю, — сказал Костя.

Рюмки соприкоснулись. Тихий звон наполнил комнату. Со вкусом выпив коньяку, гости приступили к закускам. Жора был чем-то озадачен, но после прихода гостей заметно оживился.

— Ты все там же? — спросил дядя Юра, закусив коньяк икрой.

— Почти.

— То есть не решил еще, возвращаться или нет?

— Почему, решил. Если я не вернусь, кто эту мразь ловить будет?!

— Простите, Жора, вы работаете в уголовном розыске? — спросила Наташа.

— В некотором роде.

— Он работает в СГБ, в особом отделе, — сказал дядя Юра. — Начинал с политических, меня посадил. А когда политических не стало, да и Жора заматерел, перешел на террористов и маньяков. Теперь он самый главный опер из особо важных.

Наташа хлопала своими наивными глазками и смотрела на Жору как на живого персонажа из легенды. Костя тоже был удивлен услышанным, но старался не выдавать своих эмоций. Он знал, что Жора работает в органах, но не знал, в каких именно. И уж тем более неожиданностью стало то, что Жора однажды посадил дядю Юру в тюрьму. Сказанное же дядей Юрой льстило Жоре, ему даже стало немного неловко от этого. Он стушевался, словно школьник, и его щеки чуть тронулись краской. Но было заметно, что ему нравится, как на него посмотрела Наташа.

— Что-то вы не едите ничего, — сказал Жора и потянулся к бутылке.

Вторую рюмку выпили за знакомство, третью — за прекрасных дам. От третьей Наташа отказалась. Костя заметил, как Жора посматривает на Наташу, и почувствовал легкий укол ревности. По выходным они с Наташей ходили гулять в парк, но все это было, как говорится, без последствий. При всей своей расположенности к Косте Наташа держала его на дистанции и не подпускала к себе очень близко. Иногда она забывала об этом, но быстро спохватывалась и всегда говорила, что "ей уже пора". Костя чувствовал, что Наташа чего-то боится. Порой ему казалось, что она боится его.

— Что нового в мире? — спросил Жора, несколько захмелев.