Дар Леса

— Elye melissenya, — одними губами, чтобы не услышал острый на ухо Лис, проговорил Эльнармо и запрокинул голову, подставляя лицо тугим струям дождя. Гроза расходилась, тучи, прорезаемые острыми солнечными лучами, таяли будто их и не было, лишь над тем местом, откуда они отплыли все еще сверкали молнии и грохотал гром.

( — Возлюбленная моя. (Наконец то он это сказал!)

Оборотня потянула за собой севшая на палубу Заря, обнявшая одной рукой Лиса, а другой притянувшая его к себе в поцелуе.

— Люблю... — прошептала она, скользнув губами по его щеке и начиная баюкать сына, сползшего ей на колени.

Лис обнимал ее за ноги. До этого он не чувствовал так сильно свои ожоги, а теперь... теперь заболело все, и они, и отбитый на обрыве зад и сильнее всего внутри болело самолюбие.

— Я думал, я сильный стал! — выплакивал он матери свое горе. — а я всех подвел!

Постепенно теплевший дождь смывал грязь и слезы, и закрывал небольшой кораблик от чужих взглядов поднимавшимся от земли туманом. Эльф улыбнулся и пройдясь по палубе, вытащил из под борта навес, которым укрыл Зарю и Лиса. Разувшись и сбросив начинающую промокать куртку, он встал к рулю, направляя лодку на середину течения.

— Ты не подвел, Лис, — проговорил Эльнармо, посматривая на мальчишку, который постепенно успокаивался, — Это должно было случиться рано или поздно. То, что я сделал прошлой весной, не могло долго дурить Мария. Странно, что он понял это только сейчас, думал раньше придется, — он пожал плечами и улыбнулся Заре, — Зато мы кое что поняли, правда, Amaurie?

— Что поняли, мама? — любопытный Лис не мог не влезть.

Заря его легонько ткнула в нос.

— Что мы с Эльнармо больше не одиноки.

Говорить что то еще друг другу было бессмысленно. Самые главные слова были сказаны. Признание и ответ совпали и жизнь становилась значительно более яркой...

Лодка плыла по течению, впереди ждала другая жизнь, а тепло близкого сердцу рядом обещала в этой жизни счастье.

..........

Жрец стоял на коленях и истерично смеялся, смахивая иногда влагу со слезящихся еще глаз. Щит окружал его, отделяя от грозно покачивающегося медведя.

— Дикие твари! — выплевывал Марий слова. — Позарились! На семью мою!

— Опомнись несчастный, — пророкотал медведь. — Нет у тебя семьи и не было. Вера твоя насквозь в душе проросла, на другое места не оставила. Заришься ты. На чужое — старыми богами им подаренное, на счастье выстраданное! Смирись и я прощу тебе смерть старого духа.

— Изыди, дикая тварь! — Марий протер глаза и, держась за живот встал. — Одержимость у нее это! Столько лет рядом была, меня привечала, моя она! Глаза ее болотные... руки... — жрец опять застонал, сгибаясь в три погибели.

— Тебя не привечали, глупое существо. Тебе походя подарили немного тепла, и это ты принял за любовь. Похоть в тебе бьется, не любовь. Ты как все людишки — чтобы полюбоваться цветком, срываете его, чтобы понюхать и выбросить через минуту. Забудь. Вернись в деревню и я прощу тебя.

— Моя, все равно моя! — крикнул Марий, почти оскаливаясь в морду зверя. В медведя полетел еще один льдистый клинок, заставивший его зареветь, тряся раненной лапой.

— Зато ты мой теперь человечишка! Лес станет для тебя последним приютом!

.....

Марий шел и шел по лесу, периодически падая без сил. Он шел почти сутки, держась только на своем упрямстве и ЦЕЛИ. Медведь мелькал то тут, то там за деревьями, поэтому щит опускать было нельзя. До деревни оставалось уже совсем недолго, когда медведь рыкнул: — Всякий зверь и птица лесная, всякое дерево да услышат! Нет тебе, жрец прощения. Смерть твоя будет тебя ждать в любом лесу этого мира. Я сказал.

Как Марий дошел до селения, он не помнил, осознал это только когда подхватили его чьи то руки. Уснул он сразу же как только ощутил себя в окружении людей.

.........

— ....И что это за новоприбывший, что о нем надо говорить со мной? — брезгливо спросил настоятель столичного Храма, глядя сквозь окно на стоящего в храмовом дворике явно сельского жреца. Фанатик не иначе, изможденный, обросший, как глаза горят отсюда видно. Отец Картий не привечал таких. В столице требовался другой подход, не запугивание, а лесть и понимание маленьких человеческих слабостей.

— Из северных окраин. Сан принял в семнадцать после послушания. Он смог трансформировать "меч"! Во что-то вроде клинков карающего света.

Слова секретаря настоятеля заинтриговали, и он с большим интересом уставился на провинциального собрата.

— Интересно. И как обнаружил?

— Говорит, что разыскивал демона околдовавшего женщину. Нашел и в схватке, когда боль не позволяла ему двигаться, от отчаяния боги открыли ему эту возможность.

— Великолепно, — только и сказал настоятель улыбаясь. — Пусть обучает наших собратьев сопровождающих армию. Им уже сообщили? А он туда кстати не хочет?

— Да сообщили, — кивнул секретарь. — Нет. Он в армию не собирается, жаждет продолжать искать этого демона и ту женщину.

— Женщину, — усмехнулся настоятель. — Понятно. Разумеется, только ради спасения ее души.

— По сообщению отца-келаря, — ехидно улыбнулся секретарь, — во сне он зовет какую то Зарю и просит ее вернуться. Я осмелился послать сообщение о нем Карателям. Он также продемонстрировал владение не только "мечом" и "щитом", но сдерживающей магию сетью. Да и фанатизм его легче будет направить при поиске крамолы.

— Отлично, Бран, — согласно кивнул настоятель. — Пусть сидит в подвалах Инквизиции. Самое ему там место. И распорядись чтобы ему подсунули пару прихожанок посимпатичнее и послушника какого приставь посмазливее. Фанатизм в рядах Карателей... это хоть и полезно, но и опасно.

— Да, отче, — записал себе пометку секретарь. — Хотите контроля?

— Конечно. И пусть последят как он ведет допросы женщин. У всех есть маленькие слабости. Ими надо пользоваться. А если он будет послушен... тогда можно будет и помочь ему в поисках его личного демона...

Конец. Может конец только первой части.